У русских, знаете ли, — своя нумерология. И цифра «шесть» там имеет вполне себе конкретное значение.
Учите матчасть.
Я и сам-то некоторым образом — журналист, сами понимаете.
Да, отошедший от дел. Да, прекративший заниматься «оперативкой» и еще раньше — расследованиями. Да, уже больше пятнадцати лет не бывавший ни в одной из «точек». Да, сосредоточенный большей частью на своих книгах и бизнесе… Но все-таки — какой-никакой действующий. Даже удостоверение есть.
Так что если вы мне по пьяни морду набьете — а я, как и многие мои коллеги по цеху, время от времени выпиваю, — то вам, по новым изменениям в УК РФ, неожиданно случившимся в нашей Думе после избиения журналиста Кашина, светит от шести до пятнадцати лет лишения свободы.
Чисто за нападение на журналиста.
А чего?!
То, что я в этом ночном клубе вашу жену за жопу хватал — еще ни о чем не говорит. Это я журналистское расследование проводил. Какое — неважно…
На самом деле это бред. Причем бред — унизительный. А никакая не защита.
Защищают людей, подвергающихся ежедневной опасности (а среди моих коллег по журналистскому цеху таких довольно много), не так. Так — распределяют номенклатурные привилегии, так — «допускают к столу», так — приравнивают к номенклатуре.
Да о чем тут говорить: очень многие начальники московских СМИ — что официальных, что «оппозиционных» — уже давно ездят с мигалками.
А закон только продолжает закрепление «четвертой власти» в ее нынешнем номенклатурном статусе. Нормальная, в общем-то, тема, но для чисто журналистской работы — совершенно не обязательная.
Потому как для чисто журналистской работы вполне достаточно того, на что я и так, без всякого УК, имею право и что написано в моем, допустим, типовом журналистском удостоверении, цитирующем Закон РФ «О средствах массовой информации»:
1. Искать, запрашивать, получать и распространять информацию (ст. 47.1).
2. Посещать государственные органы и организации, предприятия и учреждения, органы общественных объединений либо их пресс-службы (ст. 47.2).
3. Быть принятым должностными лицами в связи с запросом информации (ст. 47.3).
4. Получать доступ к документам и материалам, за исключением их фрагментов, содержащих сведения, составляющие государственную, коммерческую или иную охраняемую законом тайну (ст. 47.4).
5. Производить записи, в том числе с использованием средств аудио— и видеотехники, кино— и фотосъемки, за исключением случаев, предусмотренных законом (ст. 47.6).
Все.
Собственно говоря, для осуществления профессиональной деятельности этого достаточно, остальное — от лукавого. А то, что работа опасная (и то не у всех, а у меньшинства) — так вы ее сами, ребят, выбирали.
Точно так же, как и я.
Это я все к чему.
Мне тут парни поведали, из одной очень скандальной, но при этом весьма профессиональной московской газетенки. Знаете, кто у них больше всего новым поправкам радовался? Их музыкальный обозреватель — известный на всю страну скандальный персонаж с длинными сальными волосами, дурным запахом изо рта, бегающими глазками и весьма себе шаловливыми ручонками. Ибо, если его теперь, по уже укоренившейся привычке, поймают где-нибудь за сценой музыканты и опять-таки привычно начнут мудохать — допустим, за очередное крысятничество (ну, любит стос «демку» — демонстрационную запись, в смысле — из студии тиснуть и потом знакомым пиратам загнать за долю малую) или еще за какое плохое поведение — то это теперь им может весьма дорого обойтись. Потому как он — специальный государственный человек. И его защищает — специальный государственный закон.
Ага…
О «национальном примирении» на базе радикал-либерализма
На самом деле мне бы и близко не хотелось приступать к обсуждению основных положений как-то очень уж быстро ставшей знаменитой Программы «Об увековечении памяти жертв тоталитарного режима и о национальном примирении», вышедшей из-под бойкого пера профессиональных «борцов за права человека» из соответствующего Совета при Президенте Российской Федерации.
Особенно к обсуждению положений, имеющих прямое отношение собственно к науке под названием история. Это, простите, несерьезно. Просто хотя бы потому, что даже в профессиональном сообществе единой точки зрения на происходившие в те печальные времена процессы, увы, не существует. И будет она выработана еще очень и очень не скоро.
Так сложилось.
Слишком пока что «горяча» информация, слишком стремительно рассекречиваются архивы, меняющие зачастую «картинку» того либо иного события едва ли не на прямо противоположную.
Поэтому документ сей, будем говорить прямо, отношения собственно к науке история не имеет вообще никакого. Это строго политический документ, более того, это — по сути, партийная программа: так та часть общества, которую представляет автор данного документа профессор Федотов, оценивает русскую историю двадцатого столетия.
И профессор Федотов, вообще-то, имеет на это полное право: человек он заслуженный. Своих либеральных убеждений еще при советской власти не скрывавший, в конце-то концов.
Меня другое волнует: вот на хрен к красивой бумажке про памятники жертвам еще и эту галиматью о национальном примирении-то привязывать? Это, извините, Михаил Александрович, как-то уж совсем цинично выглядит: устраивать национальное примирение на базе партийных документов одной из, по сути, воюющих сторон.
Я, вот, к примеру, зюгановцам не очень симпатизирую. Но вообще-то с трудом понимаю, как вы на базе данной программы десталинизации и декоммунизации, будем уж называть вещи своими именами, с ними примиряться-то надумали?!
Ежели только при помощи колючей проволоки, пулеметов и карательных отрядов, а самое главное — «принудительной люстрации» всех бывших коммунистов и тем более «гэбистов», начиная с полковника Путина.
Нет, я понимаю, что это, конечно, всего лишь мечта. И попробовать, с чисто «партийной» точки зрения, — безусловно, стоит. Иначе, спрашивается, за что боролись.
Но при чем здесь все-таки национальное примирение? Кто тут с кем примиряться-то должен?
«Вы» и «вы»?
А остальным, не примиренным на базе вашей, уж чего тут греха таить, радикально-либеральной программы, тогда куда подаваться? В леса? Или эмигрировать? А если не захотят, что тогда?!
Особенно это «весело» выглядит, если учитывать, какой потрясающий воображение процент жителей России разделяет не сильно приживающийся среди родных осин образ мысли Михаила Александровича: сторонников национального примирения на его платформе, боюсь, может не хватить даже для обслуживания пресловутой «газовой трубы».
Да и не очень-то приспособлены эти «гуманитарные мальчики» к здоровому труду на свежем воздухе, честно говоря.
Грантов за это, видите ли, не дают.
А жаль. Может, тогда наконец что-то и поняли бы.
Хотя — вряд ли уже, конечно.
Ага.
Лично мне очень жаль родителей, чьих детей обучал «главный десталинизатор страны» — профессор и, Господи прости, доктор юридических наук М.А. Федотов.
Этот самый «заслуженный юрист Российской Федерации», как выясняется, вполне себе безграмотен в той самой «науке», «доктором» которой является — я не случайно все эти слова закавычиваю, — т. е. в юриспруденции.
Вот, к примеру, весной нынешнего, 2011 года, как раз в преддверии Дня Победы, профессор буквально потряс моих коллег-рекламистов некой то ли официальной, то ли полуофициальной бумажкой от имени возглавляемого им Совета с требованием запретить появление изображений И. В. Сталина на общественном транспорте.
Свое требование «заслуженный юрист» мотивировал следующей трактовкой положений «Закона о рекламе»: Сталин, согласно логической конструкции уважаемого профессора, не услуга и не товар, следовательно, рекламировать его нельзя. Чем буквально поверг все довольно, в общем-то, циничное рекламное сообщество в откровенный ступор. Потому как, если поверить «заслуженному юристу», то надо немедленно сдирать с рекламных постеров не менее светлые лики, допустим, Брюса Уиллиса, Милы Йовович или — о, ужас! — непосредственного начальника знатного правозащитника с не менее юридическим образованием.
Спас только тот самый цинизм.
Плюс реальный, а не «профессорский», профессионализм рекламных юристов.
Потому как «заслуженный юрист» в этом своем заявлении рискнул опровергнуть не только «Закон о рекламе», на который имел сомнительную честь ссылаться. И который, помимо всего прочего, предусматривает такую штуку, как социальная реклама, по ведомству которой вышеупомянутые портреты генералиссимуса и собирались, в принципе, проводить.
