— Так что же — готы десятилетиями жили в пещерах, как семь подземных королей? — спросил озадаченный Звонарев.
— Не обязательно, — пожал плечами Пепеляев. — Они могли и как Буратино с друзьями — спуститься в пещеру и выйти на поверхность далеко от своей крепости, у моря, за каким-нибудь горным хребтом. У них под Крымом было что-то вроде метро, понимаете? Полагаю, что за определенную мзду готы водили этими коридорами и другие племена. А то их слишком много было — появляющихся и внезапно исчезающих из Крыма. Но я нисколько не сомневаюсь, что готы могли жить в пещерах типа Кизил-Кобинской до нескольких месяцев. Там подземные реки, озера, водопады по двадцать метров! Надо — могли жить и годы. А потом снова поднимались на поверхность, и готские красные девы пели на берегу синего моря, звеня русским златом. Купленным у нас за оружие, которым мы добывали себе честь, а князьям славу. Между прочим, славянское слово “меч” происходит от готского “меки”. А может быть, надо было поменяться с готами ролями? Оставить им оружие, а самим петь и звенеть златом? Когда на тебя мчится локомотив истории, лучше отойти в сторону. Неважно, что не везде есть пещеры. Они всегда есть во времени. Нужно найти свой подземный ход истории, свою Троянову тропу. Тайными коридорами можно уходить не только от преследующего тебя врага, но и, например, переходить из одной общественной формации в другую, без крови и мук. Какой, скажем, общественный строй был у крымских готов? Да какой надо, такой и был — в зависимости от обстоятельств.
— Теперь понятно, почему зарубили вашу диссертацию, — сказал Алексей.
— Ну, в ней, как сами понимаете, я высказывался не так откровенно, как с вами, но общий смысл был именно такой.
— Где же теперь ваши готы?
— Заплутали в коридорах истории, — осклабился Пепеляев. — Может, еще появятся? Впрочем, они и так много жили для народа, не имевшего своей государственности. Жили — не тужили. — Он приблизил свое лицо к лицу Звонарева и тихо сказал, обдав табачным перегаром: — А чтобы вы поняли, что я не шучу, я предлагаю вам совершить закрытую экскурсию в готский подземный ход. Хотите?
— Конечно! — воскликнул Алексей. Слово “закрытый” тогда означало “для избранных”. От предложений, где фигурировало это словечко, как правило, не отказывались. Были “закрытые” киносеансы, спектакли, концерты, распродажи и тому подобное. Доходило до смешного: например, художник, желавший заманить публику на открытие выставки, объявлял ее “закрытой”. — А куда нужно ехать?
— Никуда. Я же говорил вам: они под Крымом везде. В том числе и здесь, в Ялте.
— Да что вы говорите! И когда экскурсия?
— Ну, экскурсия, как сами понимаете, не плановая. Нужно, чтобы собрался надежный народ. Подойдите ко мне послезавтра сюда же, в шесть вечера. Но не исключено, что я вас сам найду. Вы где остановились?
Звонарев сказал.
— Это будет стоить тринадцать рубликов. Согласны?
— Однако! — воскликнул Алексей. В ту пору пешие экскурсии не стоили и рубля.
— Ну, вы же понимаете, что это не совсем обычная прогулка. Это как в “Сталкере”: много людей собирать нельзя. А чтобы провести их к подземному ходу, мне тоже надо кой-кому платить. И рискую я немало. Но вам как студенту, так и быть, сделаю скидочку. Десять. По рукам?
Ударили по рукам.
Звонарев, дивясь обилию неожиданных, странных встреч, выпавших на его долю в последнее время, погулял еще по набережной, потом узнал у прохожего, как добраться до дома-музея Чехова, и пошел длинной Пушкинской улицей к автобусной остановке. Прямо посередине улицы шумела в каменных берегах мутная речка Учан-Су. Очевидно, подумал Алексей, и водопад под тем же названием сейчас в самой силе и на него стоит съездить посмотреть. У Историко-литературного музея увидел он вывеску: “Преступления инквизиции. Выставка средневековых орудий пыток”, посмеялся (уж очень тема выставки подходила для курорта), но решил, что это тоже надо посмотреть. Правда, выставка открывалась только через несколько дней. Вскоре дошел он до серого костела, во дворе которого стояла стайка пожилых туристов, лопочущих то ли по-польски, то ли по-чешски, и тут сообразил, почему орудия инквизиции выставляются по соседству, а не в каком-нибудь другом месте. Это была, так сказать, наглядная антирелигиозная пропаганда. Алексей двинулся дальше, к кинотеатру “Спартак”, и тут столкнулся с девушкой в короткой черной дубленке с опушкой, которая пристально и, кажется, с удивлением взглянула на него, морща лоб. Он буркнул: “Извините”, сделал несколько шагов, оглянулся на ходу. Девушка по-прежнему стояла и смотрела ему вслед с тем же удивлением в глазах. “А ведь я ее тоже где-то видел! — сообразил Звонарев. — Причем совсем недавно. Может, это одна из вчерашних путан? Нет, она явно моложе. Да и в лице нет ничего… эдакого. Наверное, я ее видел в Москве. Но где? В Литинституте? Нет, наших я всех знаю”. И тут он вспомнил, где ее видел.
Это была дочь полковника Трубачева. Юная “Марина Влади”.
Теперь уже Звонарев остановился как вкопанный. Точно — она! Но откуда? Он очнулся, подошел к ней, робко заглядывая в глаза:
— Здравствуйте… Мы ведь… встречались? Тогда… у вас на квартире?
Она молча кивнула.
— Но как… как вы здесь?…
— А вы?
— Я? — почему-то смутился Алексей. — Ну, я по путевке… в доме отдыха писателей… Я же еще учусь в Литературном институте. И вот… в каникулы…
— Вы студент? — В глазах “Марины Влади” мелькнуло недоверие. — А мы с мамой думали, что вы врач.
— Конечно, я врач, — еще больше смутился Звонарев. — Точнее, фельдшер… Но я пишу прозу — и вот… поступил… учусь… Вы, похоже, не верите мне? — спохватился он. — Вот, посмотрите, — он зашарил по карманам и вытащил синее студенческое удостоверение, на котором было гордо оттиснуто золотыми буквами: “Союз писателей СССР. Литературный институт им. А. М. Горького”.
Девушка посмотрела на удостоверение, вернула.
— Вы не подумайте, я ни в чем вас не подозреваю, — сказала она. — Просто вокруг смерти папы очень много странного и непонятного… — На большие глаза ее навернулись слезы.
“Это точно”, — подумал Алексей, но ничего не сказал.
— Нас ведь буквально вынудили поехать сюда, сразу после похорон. Не дали даже отметить дома папины девять дней. Привезли к нам врача, он сказал, что у нас нервное истощение и что надо отправляться немедленно в неврологический санаторий во избежание срыва. Я даже вздрогнула, когда он сказал про неврологический санаторий: вы ведь тоже советовали папе… Двенадцать часов на сборы, путевки в руки, билеты на самолет… Мы даже не успели навести порядок дома. Если бы вы знали, что у нас творится! Выстукивали паркет, отодрали даже плинтуса от пола… Они так много спрашивали про вас… Поэтому я и удивилась, что вы здесь. — Она кинула быстрые взгляды по сторонам и понизила голос. — Папин сейф оказался вскрыт, ключи исчезли, бумаги похищены… Они нас спрашивают: кто? А сами во время обысков нас в кабинет не пускали. Может, они сами и вскрыли сейф…
— Да кто они? КГБ? — тоже понизив голос, спросил Звонарев.
— Откуда же я знаю? — всплеснула руками девушка. — Вы знаете, сколько их приезжало? И каждый раз новые. А потом еще спрашивали друг про друга: не было ли здесь таких-то? Они, похоже, и нас подозревают. Как они измучили маму!
— Если бы они и вас подозревали, то едва ли бы выпустили из Москвы.
Девушка горько усмехнулась.
— Вы что же думаете, они нас и здесь не допрашивают? Не успели мы приехать… У меня такое ощущение, что нас сюда привезли, чтобы изолировать от родственников и знакомых в Москве. Скажите, а разве вас не допрашивали?
— Как не допрашивали! — Звонарев хотел было вкратце рассказать о своих злоключениях, как вдруг заметил, что рядом с ними, покуривая, стоит человек в куртке-“аляске” и черной вязаной шапочке, с близко посаженными глазами.
Это был тот, кого он видел вчера с балкона. Человек, повернув к ним ухо, смотрел в другую сторону с тем же деланно безразличным видом, что и мужчина в собачьей шапке в “Яме”, которого прогнал Кузовков.
Ужасная мысль пронзила Алексея. Ему сразу стало жарко. Спина мгновенно покрылась потом. “Собачья шапка”… Исчезнувший в Скуратове “Ленин”… Теперь — “Аляска”… Получается, гэбэшники “вели” его от самой “Ямы”? И теперь — удача! — “засекли” на встрече с дочерью Трубачева? И никому никогда уже не докажешь, что это случайность, даже Черепанову! Случайно еще можно встретиться в Москве, но не в Ялте!
Девушка с удивлением смотрела на него, не понимая, почему он замолчал. Звонарев наклонился к ней и спросил на ухо, улыбаясь, как будто говорил комплимент:
— А слежки вы за собой не замечали?
Она быстро взглянула на него и кивнула.
— Этот? — он глазами указал ей на мужчину в “аляске”.
Она покачала головой и указала глазами в другую сторону. Алексей, по-прежнему неестественно улыбаясь, искоса глянул. Направо, у решетки, читал афишу неприметный мужчина в сером пальто и мохнатой кепке — типичный “топтун”. А ведь эта девочка оказалась наблюдательней его, мнящего себя писателем, подумал Звонарев. Давно распознала свой “хвост”! Вот что значит дочь разведчика! А он, пьяница… Алексей почувствовал злобу, какую, наверное, чувствует зафлаженный волк.
