Увы, чувство реальности оставило Тодта. Вдумаемся: «Америка с 1950 года по 1965 год - страна всеобщей демократии, свободы слова, расширения социальных прав, борьбы за гражданские права. Эта Америка была империей добра».
Но автор прав, когда он говорит об экономической уязвимости США. Дефицит торгового баланса в стране составляет год за годом более 300 млрд. долларов, что говорит об одном: процветание американской экономики находится в критической зависимости от постоянного притока в страну иностранного капитала. В случае, если Америка попытается выправить этот перекос, спад уровня жизни американцев неизбежен - он составит от 15% до 20%. Для обеих правящих партий США такой шаг значил бы переворот всего жизненного уклада, не говоря уже о необходимости резкого снижения военных расходов для компенсации недостающих средств. В 2002 году импорт товаров промышленного производства превысил экспорт - и здесь американцы сдают свои позиции, в которых они всегда были традиционно сильны. Регулярно выходит из строя энергосистема страны (мы раньше думали, что такое возможно только в странах бывшего Восточного блока). Зарплаты больше не растут, а 5% самых богатых американцев получают все большие прибыли: зачастую в форме процентов с общественного капитала. В американской армии царит засилье бюрократии, подразделения реагируют медленно, их эффективность низка; американское военное превосходство сохраняется пока в воздухе и на море, на суше американцы всегда традиционно уступали всем - такое положение сохраняется со времен второй мировой войны; готовность американцев к самопожертвованию не идет ни в какое сравнение с готовностью русских приносить себя в жертву (см. Афганистан). Америка страдает от дефицита государственного бюджета, иными словами: в долгосрочной перспективе у американцев просто не окажется денег на модернизацию вооруженных сил. В 1990 году капитализация биржевого капитала составила 359 млрд. долларов, восемь лет спустя - 13451 млрд. долларов.
Знаменательно то, что этот рост никак не связан с реальным положением дел в экономике США: просто те прибыли, которые поступают со всего мира, инвесторы вкладывают в дело через американские биржи. Поэтому банкротство американских компаний означает для европейских и японских банков (и вкладчиков) значительные потери; то же самое можно сказать и о ситуациях, когда биржу, как говориться, лихорадит, а доллар стремительно катится вниз. Такое случалось в прошлом, и поэтому стоит учитывать возможность такого сценария и в будущем (в дополнение к сказанному: финансовая дисциплина в американских концернах часто хромает, известны случаи фальсификации бухгалтерской отчетности с целью улучшения общей картины работы предприятия. Этот момент следует учитывать всем, кто хочет вкладывать деньги в американские ценные бумаги). В общем, ситуация выглядит так, что американцы стягивают к себе сокровища всего мира с целью их дальнейшего потребления. Похожим образом обстояли дела и в Древнем Риме; впрочем, военная мощь Рима всегда превосходила то, чем сейчас располагают Штаты. Поясню: нарушить нормальную жизнь в стране можно по-разному, разбомбив ее инфраструктуру или установив морскую блокаду; подчинить экономику завоеванной страны захватчики могут только в одном случае: если в их распоряжении имеется боеспособная армия; а такой армии у американцев нет.
В некоторых случаях дает себя знать идеологическая зашоренность автора: такое явления как универсализм, или, иными словами, вовлечение покоренных народов в систему, которую создали завоеватели, Тодт оценивает как позитивное; оно - само по себе - является и обоснованием, и оправданием господства. При этом автор ссылается на опыт римского императора Марка Аврелия Антония Каракаллы и его Constitutio Antoniniana (212): в соответствии с этим документом гражданство Рима получали все вольно рожденные жители империи. В последующие затем годы римскими императорами становились преимущественно выходцы из провинции. К моменту принятия Конституции Каракаллы Рим уже вступил в стадию упадка - это убедительно показали ожесточенные войны с германцами, которые Рим вел за 200 лет до этого. Британцы никогда не повторяли этой ошибки - ход чужакам в правящую элиту Британской империи, просуществовавшей не одно столетие и павшей после второй мировой войны, всегда был заказан. Принято считать, что ядро американской нации составляют переселенцы из Европы, и это верно; Тодт, однако, умалчивает о том, что такая ситуация сохранялась лишь до тех пор, пока американская нация на 90% состояла из представителей германских народов. Индейцы и негры всегда оставались за бортом этой цивилизации - так дело обстоит и сейчас.
Переселенцы, которые ныне формируют облик Америки - это выходцы из Мексики, Пуэрто Рико и стран Азии; они держатся обособленно, их интеграция в американское общество затруднена. Третий Рейх не был «универсалистским» государством - ведущим державам мира потребовалось шесть лет и высшее напряжение всех сил, чтобы совместными усилиями одолеть этого противника. Универсализм, в принципе, может иметь усиливающее действие - при условии, что элементы, которые подвергаются «плавлению», схожи друг с другом, а их количество невелико; иначе мы получаем обратный результат (как это, кстати, видно из мифа о Вавилонской башне) - дробление коренной нации на различные группы по интересам, ослабление государства и потеря власти автохтонами. Подтверждение истинности этих слов - история Египта, Греции, Рима... Тодт этого не понял. Универсализм коммунистов оказался не в состоянии удержать различные народы, населяющие бывший Советский Союз под сенью этой идеологии; это можно сказать и о Югославии, и, в определенной степени, об Австро-Венгрии, в которой политика германизации не проводилась совершенно сознательно.
Арабы - в отличие от американских евреев, многие из которых связаны с неевреями узами брака - не становятся частью американской нации. Удивительно, но Тодт пишет в этой связи: «Верность, которую Америка хранит по отношению к Израилю, для специалистов, занятых стратегическим анализом, представляет собой большую загадку». Тодт удивлен тем, что Бжезинский, рассуждая о геополитике, обходит молчанием Израиль, хотя тесный характер американо-израильских отношений и есть та причина, по которой американцев так не любят в исламских государствах и, более широко, во всем арабском мире. Это удивляет его даже больше, чем та несправедливость, которую «день за днем израильские оккупанты творят в Палестине», или то, как «ежедневно нарушается принцип равноправия, который лежит в основе демократического мироустройства». Разумеется, никакой загадки здесь нет, это станет понятным, если мы взглянем на слова Шарона, которые приведены ниже. Тот факт, что американские СМИ находятся преимущественно в руках евреев (включая такие издания как «Нью Йорк Таймс» и «Вашингтон Пост»), Тодт комментирует скупо: «В том, что говорят о роли еврейства в формировании общественного мнения, и то, как такое положение дел влияет на исход, скажем, выборов в этой стране, есть доля правды. Это теория еврейского лобби». Нам должно быть понятно, что это не «доля правды», а вся правда как она есть. Ведь совершенно очевидно, что для Америки, которая обычно действует исключительно в собственных интересах, нет смысла настраивать против себя значительную часть человечества - с геополитической точки зрения это безумие, - и все же именно это и происходит, хотя Израиль сам по себе не представляет для США никакого интереса: ни в геополитическом, ни в экономическом смысле.
Причина, по мнению Тодта, - это христианский фундаментализм нынешнего президента США, который буквально «влюблен в государство Израиль»; для всех тех, кому «ненавистен ислам и, в целом, арабский мир» такая глубина религиозного чувства Буша - настоящий подарок. Это странно, учитывая, что три четверти американских евреев находятся в левом секторе политического спектра, они голосуют за демократов и как огня боятся христианских фундаменталистов. Между тем, многие евреи отмечают: «протестант, который понимает библию буквально, неизбежно отождествляет себя с государством Израиль». Хотя сам еврей, Тодт удивляется тому, что евреи в США не стремятся к интеграции: «Эта привилегированная часть населения исповедует культ холокоста со страстностью, которая настораживает - и это в лучшем случае, в худшем случае нам придется сравнить эту страсть с невротическим состоянием. Американские евреи неустанно отдают долг памяти той гибели, которую им удалось избежать. Они неутомимо критикуют антисемитизм, рост которого мы наблюдаем повсеместно, и они в большей степени принимают участие в судьбе зарубежной диаспоры (прежде всего французской), чем сама эта диаспора... Я не способен этого понять: страх евреев в стране, еврейское лобби в которой сильно как нигде».
