Печататься Юрий Бондарев начал в 1949 году. Первые рассказы выходили в журналах "Огонёк", "Смена" и "Октябрь". В 1951 году он окончил Литературный институт имени М.Горького. В том же году был принят в Союз писателей СССР. Первый сборник его рассказов - "На большой реке" - вышел в 1953 году. Первая фронтовая повесть "Батальоны просят огня" была опубликована в 1957 году. Затем "Последние залпы" , "Тишина" и "Двое". Писатель стал всесоюзной знаменитостью, основоположником целого направления "лейтенантской прозы". Вскоре появился и уже классический "Горячий снег", вышедший в 1970 году
По словам Константина Симонова, "Батальоны просят огня" многому научили даже самых маститых писателей". "Все мы вышли из бондаревских "Батальонов", - сказал известный писатель Василь Быков от имени всех писателей-фронтовиков. Немецкий славист В.Казак повесть "Батальоны просят огня" прочитал как "первый вклад Бондарева в новую литературу о войне, основанную на "окопной правде" и направленную против псевдогероики, фальсификаций и официоза". Когда в журнале "Молодая гвардия" его попросили убрать острые моменты из повести "Батальоны просят огня", Юрий Бондарев подумал: "Господи, но что ж я буду делать со своей совестью?". Его офицерский вызов - это и вызов его открытой совести всем непротивленцем и капитулянтам. Даже когда он был в чем-то неправ, сдаваться Юрий Васильевич никогда не любил, не любит и до сих пор.
Не был непротивленцем Юрий Бондарев и тогда, когда писал свою "Тишину" - один из первых романов о послевоенных репрессиях. Он не писал о том, чего не знал, не фантазировал на лагерные темы, он писал о том неимоверном давлении, которое оказывалось на фронтовиков, привыкших к самостоятельности, к праву принимать мужественные решения, к уважению и себя, и русского народа, и державы в целом. Собственно, поколением фронтовиков и был осуществлен прорыв в национальный коммунизм, в русский космос, к вершинам фундаментальной науки, к расцвету национальной культуры. Это они проросли сквозь интернациональный марксизм, превратили страну в супердержаву мира
В 1965 году, устав от бессмысленной и трусливой, угодливой официозной критики, Юрий Бондарев заявил: "Окопная правда для меня, в первую очередь, - это очень высокая достоверность. Окопная правда - это те подробности взаимоотношений солдат и офицеров в их самых откровенных проявлениях, без которых война выглядит лишь огромной картой со стрелками, обозначающими направление ударов, и полукругами, обозначающими оборону. Для меня окопная правда - это подробности характера, ведь есть у писателя время и место рассмотреть солдата от того момента, когда он вытирает ложку соломой в окопе, до того момента, когда он берет высоту и в самый горячий момент боя у него развертывается портянка и хлещет его по ногам. А в героизм входит все: от мелких деталей (старшина на передовой не подвез кухню) до главнейших проблем (жизнь, смерть, честность, правда). В окопах возникает в необычайных масштабах душевный микромир солдат и офицеров, и этот микромир вбирает в себя все"
В чём-то и сам Юрий Бондарев сгорал в огне этого мертвящего, люто ненавидимого им тылового непротивления. Спасала его психология офицера, которую он осознанно культивировал в себе, не желая растворяться в мирном времени, не желая сдавать свои фронтовые офицерские позиции. Спасает и до сих пор.
В семидесятые годы Юрий Бондарев , написав свои огненные страницы о войне, не пожелал оставаться хоть и прекрасным, но писателем минувшей истории. Он всегда в авангарде, не любит вести арьергардные бои. Вот и во времена застоя, он первым обратился к теме интеллигенции, определяющей многие позиции в обществе.
Последовала тетралогия " Берег", "Выбор", "Игра" и "Искушение". Наша сытая интеллигенция стала ерзать, писатель безжалостно вскрыл её болячки. Это уже был его новый бой. Против его резких, полемичных романов выступила критика. Первым в атаку ринулся либеральный знаменосец Игорь Дедков, подвергший разгрому роман "Игра". Затем в бой вступила оголтелая либералка Наталья Иванова.
Юрий Бондарев - писатель автобиографический. Это - не упрек и не достоинство. Автобиографическим был, к примеру, Михаил Булгаков. Это во многом проясняет его произведения, его эволюцию художника, его отношение к жизни. Он - весь со своим поколением, исследует его столбовую дорогу и боковые тропки, его взлеты и его падения, его силу и его слабость. Неслучайно одна из статей о его прозе называлась "Совесть поколения 1924 года рождения".
Романы "Выбор", "Игра" и даже "Берег" - уже были бондаревским предчувствием наступающей перестройки, предощущением кризиса общества. Жаль, эти романы не прочитала внимательно наша власть. Последним в этой серии романов о русской интеллигенции был роман "Искушение", написанный в начале перестройки. Когда я спросил как-то Юрия Васильевича, какой из романов он более всего ценит, он неожиданно для меня сказал: "Думаю, вы удивитесь, - "Искушение". Эта книга - прелюдия всего того, что происходит сейчас. До сих пор я считаю этот роман своей лучшей книгой, хотя мои же друзья считают иначе: "Горячий снег", "Батальоны просят огня", "Берег", "Выбор", "Тишина", "Игра" Это уж как бы и не мои книги. Они вошли уже в классический набор литературы XX века. О них написаны около десятка монографий, диссертации - у нас и за границей. Они переведены на многие языки. По ним поставлены фильмы и спектакли. А вот "Искушение" мало переводилось, о нём мало писали. Это как бы ещё моя личная книга. Она вышла сразу же после моего выступления на партконференции, где я сказал о самолёте, который не знает своей посадочной площадки. Там же я сказал и про украденный "фонарь гласности". После этого начались на меня разнокалиберные гонения. Вот и "Искушение" вроде бы вычеркнули из употребления" . Недруги даже пробовали остановить публикацию в журнале "Наш современник" романа "Искушение".
Когда его затягивали в болото непротивления, в интеллектуальные чиновничьи игры, в тыловую псевдоэлитарность, он, уже почти сломленный, почти согласившийся, почти ушедший в эту тыловую элитарность, вдруг, как ванька-встанька, поднимался во весь рост своими фронтовыми, офицерскими, сопротивленческими главами в романах "Берег", "Выбор"
Он продирался все эти годы сквозь приторные ласки тыловых лакеев, сквозь удушливые объятья бюрократического режима, сквозь многопудовую тяжесть премий и должностей, превращающих его в одного из творцов секретарской литературы. Эта тяжесть полностью сломала и уничтожила немалые дарования таких писателей, как Георгий Марков, Николай Тихонов, она приглушила критическую смелость Феликса Кузнецова. Эта тяжесть оказалась несущественной лишь для изначально бездарных чаковских и ананьевых, алексиных и шатровых. Она давит только таланты На помощь приходила только сила русского слова. Боевой офицер Юрий Бондарев, как никто другой из писателей конца ХХ века, чувствовал красоту и силу художественного слова. Он писал: "Осмелюсь сказать, что древняя и всегда молодая изящная словесность, или художественная литература, - это форма познания жизни посредством слова, она передает нам изменчивую картину мира. А писатель по-прежнему остается строителем самого хрупкого и самого высокого храма в мире - человеческой души, и нет более важного смысла в литературе, чем совершенствование человека. Без этого всякое художество и все философские формулы бессмысленны".
В девяностые годы Юрий Бондарев публикует "Непротивление" и "Бермудский треугольник".
Роман Юрия Бондарева "Непротивление" - это то, на мой взгляд, чего нам сегодня не хватает.
Это - не астафьевская злость и ненависть к стране и народу, захватившая его целиком, по сути, тоже писательская реакция на тотальное разрушение, на свое нынешнее одиночество и ненужность в этом враждебном мире.
Это - не васильбыковский отказ от себя, прежнего, отказ от своего офицерского вызова, по сути, перечеркивающий всю его предыдущую жизнь в безуспешных попытках встроиться в идеологию разрушения.
Это - роман русского сопротивления. Это -офицерский вызов Юрия Бондарева всей гнилой перестройке. К своему герою - полковому разведчику лейтенанту Ушакову - писатель подбирался долго. В "Береге" лишь намечен эскиз такого героя - Княжко. И, может быть, не случайно герой сопротивления, герой офицерского вызова Александр Ушаков появился одновременно с офицерским вызовом Юрия Бондарева. Он пошел на свое "безрассудство" одновременно со своим героем. То, что подобный герой - не результат писательской лакировки, не натужная идеализация, а неизбежная форма существования русского человека, неумного в своей нерасчетливости, подтверждает и вся наша военная литература.
Юрий Бондарев всегда социален в своей фронтовой прозе, он мастер сюжета, и потому в спорах о романах почти не успевают сказать о его лиричности, и даже об эротичности, чувственности его героев. Женщины всегда "населяют" его произведения, пожалуй, больше, чем у всех других писателей-фронтовиков. Но и здесь Юрий Бондарев придерживается все тех же понятий офицерской чести, традиционной русской офицерской психологии. Он не показывает нам женщин падших, разного рода ведьмочек, до которых так падка современная проза. Он возвышает своих героинь, любуется ими. Часто женщина и оказывается последней надеждой в его прозе. Той самой соломинкой, за которую хватается его герой в борьбе с враждебным миром. И пусть соломинка, как и положено, не выдерживает тяжести, герой гибнет, но остается любовь Остаётся русское рыцарство. Но память о нём, а может, и желание возродить, воскресить того фронтового рыцаря помогла уцелеть таланту Юрия Бондарева, помогла ему выйти из игры непротивления, помогла бросить свой последний офицерский вызов нынешнему разрушительному режиму.
