Елена и Михаил Холмогоровы.
Рама для молчания. - М.: Астрель, 2012. - 350 с. - 2000 экз.
Писатели Елена и Михаил Холмогоровы - коренные москвичи и рады этому. Они признаются в любви к Москве, которой не поколебало даже превращение города в каменные джунгли. Часть их книги, представляющей собой сборник эссе, посвящена московским писательским местам: домам, где жили Лермонтов, Тургенев, Чехов, Горький, Цветаева. Интересны биографические зарисовки Михаила Холмогорова о двух Юриях - Олеше и Казакове. Жанр "похвал", который супруги позаимствовали у Эразма Роттердамского, позволяет по-новому написать о привычных и даже привычно-неприятных вещах. Едва ли не самая притягательная часть книги - мемуары. Холмогоровым есть что вспомнить, и они умеют об этом рассказать. Почему же тогда "рама для молчания", по формуле Максимилиана Волошина? Потому что многое остаётся за кадром. Но в книге, как и в путешествии, главное увидеть не "всё", а "своё".
Сергей Георгиев.
Собаки не ошибаются : Рассказы . - М.: Жук, 2012. - 192 с. - 2000 экз.
"Для тех, кому за десять", - аттестуют книгу издатели. Возможно, это правильно, если имелось в виду сильное эмоциональное напряжение рассказов Георгиева, написанных простым, ясным, чистым русским языком, с хорошим и добрым юмором. Поймёт-то написанное в них даже и шестилетка. Но вот справится ли шестилетка с тем сложным, глубоким чувством, которое пробуждают эти рассказы? Готов ли учиться принимать на себя ответственность за свои поступки? Сергей Георгиев воскрешает тему, почти угаснувшую в детской литературе: заботу о братьях наших меньших, через которую познаётся милосердие и отвергается жестокость. В его рассказах нет гаджетов, зато есть спорт и рыбалка, и детское познание мира. Что ещё важнее: детское познание самих себя, поиски собственной ценности, которую не так-то просто определить, хотя она, конечно, есть. Детям до поры до времени нравится себя испытывать, а рассказы Георгиева - это рассказы взрослого, который строго спрашивает с тех ребят, которых он очень любит.
Книги предоставлены магазинами "Фаланстер" и "Библио-Глобус"
Татьяна ШАБАЕВА
Полотно для ангелов
ОБЪЕКТИВ
Элла Крылова.
Бамбуковая хижина :
Стихи и проза. - Санкт-Петербург: Геликон плюс, 2012. -151 с. - Тираж не указан.
Новую книгу Эллы Крыловой можно счесть поэтическим дневником, хронологическая последовательность записей в котором - стихотворений - нарушается лишь несколько раз в угоду композиции и вёрстке. Стихи в этой книге охватывают осень 2011 года ("Вести осеннего ветра") и зиму 2011/12 г. ("Шёпот зимнего очага"). Внимательно изучив оба дневника, я - для себя - пришёл к выводу, что между стихами Эллы Крыловой и посвящёнными им критическими работами постоянно ощущается некий досадный дискомфортный зазор. Да, она прекрасно владеет поэтической формой, но какой именно? Да, она упорна в своём богоискательстве, но чем оно у неё оборачивается?
Немного статистики
Поэзия Эллы Крыловой весьма традиционна - в самом лучшем смысле этого слова. Не то чтобы она не могла блеснуть какими-то небывалыми ритмами или бенгальски-яркими рифмами, нет, такое у неё случается довольно часто, но всё-таки в основе её просодии лежат давно опробованные стихотворные метры и вполне традиционные рифмы.
Так, из первых 25 стихотворений книги 81,4% написаны классическими силлабо-тоническими размерами, остальные - дольником и логаэдами, причём первое место среди классических размеров занимает пятистопный ямб - 54,5%, по 13,75% приходится на анапест и амфибрахий, 9% составляет четырёхстопный ямб, а по 4,5% занимают хорей и дактиль.
Словом, Элла Крылова в полной мере принадлежит русской поэтической традиции (своими учителями она считает Блока, Михаила Кузмина и Мандельштама), создавая при этом произведения, неизменно вызывающие пристальный читательский интерес.
Опровержение домыслов
Последнее обстоятельство не может не радовать, потому что в пух и прах разбивает новомодные (якобы) теории, согласно которым ритмизация и рифмовка служат не более чем мнемоническими приёмами, отягощёнными избыточностью. Дескать, с развитием компьютерных поисковых систем необходимость во всякой избыточности отпадёт (но почему эта необходимость не отпала с изобретением письменности, тем более книгопечатания?).
В этих измышлениях на самом деле ничего нового нет. Николай Глазков давным-давно сказал в шутку: Зачем нужны стихи? Кому какая польза / От ритма, рифм и прочих пустяков? / А вы попробуйте запомнить столько прозы, / Сколько на память знаете стихов! И вот теперь эту шутливую мысль доморощенные гуру пытаются облекать в торжественные одеяния наукообразия. Поэзия, однако, неподвластна их схемам.
Взгляд и голос
Поэт не отворачивает взгляда ни от чего. Вот Элла Крылова пишет: Губищи труб дымят угрозою, / в пруду бычки, мешки, ошмётки, / и на газоне рядом с розою / блестит бутылка из-под водки. Однако ощущения безысходности её строки не оставляют. Почему?
Наверное, многое здесь кроется не только в психологии, но в фонетике (хотя нельзя отрицать, что две эти стороны взаимосвязаны). Александр Пешковский в своё время выдвинул теорию благозвучия, основанную на соотношении "музыкальных" звуков (гласных, а также звонких и сонорных согласных) и "шумов" (аффрикатов и глухих согласных). Легко видеть, что в приведённом выше четверостишии о розе из 90 звуков "шумов" только 9, то есть музыкальные звуки составляют 90%. Не думаю, однако, чтобы многие сочли такой "количественный" подход достаточно убедительным. Разумеется, огромную роль играют просодия, интонация, масса других вещей, возвышающих стих, возвращающих слову его первозданность или же поворачивающих его какой-то новой, неведомой ранее гранью. И тогда, о сколь бы тёмных сторонах жизни ни шла речь, стих излучает свет, сродный ликованию.
Игры с богами
"Христа и Будду водкой угощаю", - пишет Крылова. Можно ли после этого утверждать, что она принадлежит хоть к какой-либо из конфессий? Нет, разумеется: она принадлежит им всем (или принадлежала). Всегда готова впитывать любой духовный опыт. Способна понять любого верующего - ведь у неё на столике лежали Библия / и Дхаммапада, / друг дружку не казня обидою. Окольными путями поэт выходит на свой единственный путь, когда уже не надо / чужих благих вестей, ведь собственной / душа согрета: / быть в примирении пособницей / для тьмы и света.
Такое круговращение ещё более явно обозначается самой Крыловой в статье о близкой ей по духу Елене Бондаренко: "Лирическая героиня Елены прижимает Будду к груди, как прижимают к груди ребёнка или просто близкого человека. И пусть Будда фарфоровый, то есть ненастоящий, игрушечный. Любимую игрушку ребёнок тоже прижимает к сердцу. Вот именно - игрушку! Не играем ли мы в христианство, в буддизм, в индуизм, как дети, предоставленные самим себе? И порой так заигрываемся, что платим своим психическим здоровьем, а то и жизнью. Или так и задумано? Индуизм говорит, что всё - только лила, Божест[?]венная Игра".
Проза, которая
многое проясняет
Заключает "Бамбуковую хижину" прозаический раздел "В жанре non-fiction". Собранные в нём воспоминания, "байки" и эссе не только подтверждают, но и проясняют её "Автопортрет":
Душа - ликуя, озоруя, -
болит, как рана ножевая.
Меня ругайте: ведь жива я!
Меня любите: ведь умру я[?]
Так, в "Дорожных байках", написанных лёгким, озорным языком (в манере, предупреждаю, ничуть не схожей с манерой Довлатова, - совсем иной здесь юмор, совершенно другие интонации), живописуется шестнадцатилетняя Элла, путешествующая автостопом в компании с сестрой из Москвы в Крым, далее - везде. И эта шестнадцатилетняя озорница отчётливо прослеживается в характере лирической героини Крыловой.
А в "Триколоре мечты" опять разъясняются особенности зрения автора: впервые попав в Париж, о котором так долго мечтала, она поначалу не видит там "ни романтического шика, ни эстетского надлома". Но, изнывая от серых стен, вскоре находит-таки "тихий пруд, поросший осокой и жёлтыми ирисами". То есть жизненные поиски опять смыкаются с поэтическими.
Порадовала и пародия на памфлеты феминисток - "В защиту честных куртизанок". В том, что это именно пародия, убеждаешься мгновенно, сопоставив её текст ("Мужчины - самовлюблённые эгоисты, они насильственны и похотливы" и т.п.) с любовной лирикой автора, "эротичной, как форма SS".
