Мысль его, конечно, давно исхожена, но по-прежнему не теряет привлекательности для новых интерпретаций: дуализм неистребим – всё склонно превращаться в противоположность самому себе, поскольку неудовлетворённость, одиночество и чувство недооценённости универсальны и всегда имеют место быть. Что уж говорить о вечном вопросе личностного выбора! В той тесной безысходности, что создана замечательной операторской работой Эрика Уилсона, идеализм Саймона конфликтует с его же вочеловечившемся (материализованным) бесом противоречия. И можно считать всю картину пространством размышлений Саймона, который оказался на перепутье, – стать другим и успешным или остаться верным самому себе? Поддаться превращению или ничего в жизни не достичь, словно и не было тебя такого на земле... Героем простой человек становится, когда приходится выбирать, и в приоритете – не «своя рубашка к телу», но в ущерб ей – благо других. Для Саймона «точкой невозврата» стала опасность, исходящая от Джеймса и нависшая над предметом его безответной любви – Ханной (её сыграла Миа Васиковска, известная по фильмам «Алиса в стране чудес» и «Джейн Эйр»). И Саймон говорит: «Тень, знай своё место!», совершая самоубийство, чтобы убить двойника. Только никто не окропит его «живой водой», и двойственный мир его уйдёт вместе с ним в единственный оставшийся «выход», и какая уж теперь разница, был мальчик настоящим или ненастоящим…
Замкнутые, молчаливые, пугливые романтики часто удивляют окружающих скрытой способностью к самопожертвованию, которая вдруг вырывается из неуверенных в себе скромняг и становится свершившимся фактом. У меня был одноклассник Гриша Куликов, краснеющий отличник, который после школы поступил в пединститут, а летом поехал вожатым в пионерский поход. Без спроса несколько детей зашли в речку, попали в водоворот, начали тонуть. Гриша спас всех, кроме себя… Конечно, это совсем другая история. Но – берегите романтиков, сами они этого не умеют…
Теги: киноиндустрия
Есть старая максима: когда говорят пушки, музы молчат. Справедливо, кажется, и обратное: чтобы пушки молчали, говорить нужно музам. В начале мая в чудесном тосканском курортном городке Монтекатини Терме, а также во Флоренции прошли концерты фестиваля российско-итальянской культуры "Очи чёрные". Фестиваль состоялся уже во второй раз и имеет все шансы стать ежегодным, тем более что главным инициатором его выступает итальянская сторона и, в частности, отцы города Монтекатини Терме в лице его мэра Джузеппе Беланди и Джованни Фиори, возглавляющие местные музыкальные сезоны с гордым названием «Королевское лето».
Начавшись в прошлом году оммажем к 200-летию Джузеппе Верди, в этом году фестиваль посвятил себя 200-летию М.Ю. Лермонтова. И, надо сказать, оба эти посвящения не выглядят случайными. Верди, один из славнейших сынов Италии, не раз навещал чудодейственные термальные источники Монтекатини, чтобы поправить своё здоровье. Память о его пребывании здесь повсюду; именем Верди назван, кстати, и театр, в котором состоялось открытие «Очей чёрных -2014». Лермонтов, правда, в Тоскане не бывал, но атмосферу жизни общества «на водах» знал не понаслышке и отображал в своих произведениях не единожды. Символично и то, что в названии фестиваля легко отыскать и аллюзию на первую юношескую любовь гениального поэта – Екатерину Сушкову, носившую прозвище Miss Black-Eyes – Мисс Чёрные глаза.
Как говорилось в одном очень популярном детском мультфильме, «как вы лодку назовёте – так она и поплывёт»[?] Итак, погожим майским днём на гостеприимную итальянскую землю высадился шумным табором десант российских музыкантов. Шесть дней подряд в уютных отелях Монтекатини Терме, где разместились участники фестиваля, можно было слышать то диковинные звуки кельтской арфы, то чудный баритон, то дивное сопрано, а то и целый народный ансамбль, распевающийся к вечернему концерту. Среди посланцев России были настоящие мэтры и столь громкие имена: знаменитый скрипач Виктор Третьяков, гордость русской исполнительской школы: звезда российской оперной сцены Мария Максакова, буквально покорившая местных меломанов программой русских романсов; выдающийся джазовый пианист Борис Фрумкин – именно в его виртуозные руки в 2007 году был передан легендарный оркестр Олега Лундстрема, на фестивале же он выступал в качестве солиста и неизменно вызывал бурный восторг зала; неподражаемый и незаменимый Святослав Бэлза, как известно, много лет работавший в «ЛГ»… Но основной контингент музыкантов был именно что очень юн – возраст вундеркиндов, представлявших музыкальное будущее России и Италии, колебался от 10 до 18 лет, а резидент-оркестр фестиваля – Московский молодёжный камерный оркестр под управлением его художественного руководителя, а заодно и худрука фестиваля Валерия Вороны, которому выпали честь и доблесть играть для публики каждый вечер, – он молод априори. Однако молодость – отнюдь не синоним неопытности. Одними из самых ярких впечатлений фестиваля – можно даже сказать, его сенсациями – стали выступления пианиста Николая Варламова, который в свои 10 лет играет Шопена и Дебюсси с таким совершенством и одухотворённостью, какие редко встретишь и у зрелых состоявшихся музыкантов, а также его 13-летнего коллеги по цеху Мартино Росси, уроженца Перуджи, – это имя нам тоже следует хорошенько запомнить.
Ещё один участник – почётный гость фестиваля Михаил Юрьевич Лермонтов, президент ассоциации «Лермонтовское наследие», в своей приветственной речи на открытии фестиваля сказал: «Пусть дух фестиваля будет пронизан высокими идеями нравственности и любовью к прекрасному, соединяющими народы России и Италии в их истории и современной жизни».
…Фестиваль завершился гала-концертом в зале Regina, так и не сумевшем вместить в своих «королевских» стенах всех желающих. Музыка, пожалуй, одна из главных в том перечне вечных ценностей, которые не требуют перевода, а потому во все времена соединяют человечество вопреки всем происходящим вокруг нас безумствам и катастрофам. Это тот единый культурный код, сохранность и исповедание которого позволит Добру и Свету победить людские грехи и пороки. К счастью, на этот раз мы опять победили.
Теги: искусство , музыка
Контрасты мая
В этом году Пасхальный фестиваль стартовал на неделю раньше - 15 апреля концертами в Калининграде. Вообще активность Гергиева и его коллектива хорошо определяется известным казусом с темпами классика – "Быстро – быстрее – ещё быстрее – быстро, как только возможно – ещё быстрее". Кажется, маэстро каждый год решает задачу по преодолению предыдущих показателей в плане охвата зрительской аудитории. При этом уровень творческой планки как минимум не снижается, несмотря на то что это – третий состав – два других обслуживают программу Мариинского театра в Питере.
Московская программа включала 5 дней самой разнообразной музыки – от Бетховена до Мессиана. Было много Скрябина (все три «Поэмы» и фортепианный концерт), сюиты Римского-Корсакова и Стравинского, 1-й фортепианный концерт Шостаковича и многое другое. Но лично мне запомнился 4-й концерт Рахманинова – произведение столь же изысканное, сколь и редко исполняемое. Интересно, что время создания этого опуса охватывает две войны – основные наброски были сделаны в 1914 году, а окончательная редакция – в 1941-м. Солировал бразильский пианист Нельсон Фрейре, которого накануне очень хвалил Гергиев. И тут возникло чувство острого когнитивного диссонанса. Оказалось, что Фрейре – пианист с лёгким, воздушным, прямо-таки «прозрачным» звукоизвлечением. Это замечательно для Шопена, Шумана, импрессионистов – не зря он номинирован на Грэмми и награждён орденом французского правительства, но Рахманинов[?] Создавалось впечатление, что страшную историю про Фредди Крюгера рассказывает добрая тётя Валя в программе «Спокойной ночи, малыши!», причём на фоне кадров из полноценного кино – оркестр-то звучал без дураков, по-рахманиновски… Потом чувство диссонанса как-то незаметно растворилось в музыкальном мареве и этот странный контраст мощного оркестрового сопровождения с тонкой, транспарентной игрой солиста стал восприниматься уже как «фишка». А если прибавить к этому огромную свободу Фрейре, то временами казалось, учитывая его бразильское происхождение, что это Антонио Карлос Жобим сидит и импровизирует в клубе. Особенно ярко это проявилось в Largo, где фортепианная партия изобилует большими мажорными септаккордами, столь любимыми джазменами. И ещё одним моментом не могу не поделиться. Слушая 4-й концерт, лишний раз убедился, что так, как у Рахманинова, струнная группа не звучит ни у одного композитора в мире. Знал какой-то секрет наш ранимый гений, который придаёт его партитуре такую мистическую глубину, полноту и красоту. И даже в исполнении любого посредственного оркестра это звучит здорово. А уж такая совершенная звуковая машина, как Мариинский, доводит подобные места до уровня акустического катарсиса.
