Русских на свете всегда было много, как мух. И им всегда нечего есть. Так было и в то время. Они приходили на Каспий и ловили рыбу на той стороне моря. Надо было ехать два дня под парусом, чтобы их поймать. Но бек всегда ловил их, когда только мог. Он заставлял их пасти свои стада, служить на охоте, а всех лишних продавал в Бухару. Это было давно, очень давно, но я теперь помню, как тогда было хорошо жить! Теперь люди другие. Если они чего-нибудь хотят, то считают деньги в своем кармане. Эг-га! Тогда смелый человек был хозяин для всех.
Иблис так стянул лапы, что коробом свел спину волка.
Ну, слушай. К беку приехали гости. Ты знаешь, что с гостями надо ехать на охоту и при этом не осрамиться. Поэтому мой хозяин позвал меня и сказал: «Худай Берген, сегодня будет большая охота. Два десятка орлов будут травить волков. Но если твой Иблис будет позади или промахнется, я отрежу тебе уши и продам тебя в Бухару». Я задрожал, потому что бек всегда держал свое слово. Но мое сердце забилось от радости, когда он снова заговорил: «Если Иблис будет такой, как его имя, ты получишь косяк кобылиц из лучшего табуна». Эг-га! бек умел стоять за свою честь.
С утра мы выехали на охоту. Сырая степь была закрыта туманом. Тюра, в эти дни стояла зима, и было очень холодно. Я выпил много водки и надел теплый чапан. Уже два дня, как загонщики выехали вперед. Снегу было немного. Следы было видно хорошо. Я ехал вместе с другими ловчими. Через полдня я снял колпак с головы Иблиса и подбросил его с седла. Недалеко была волчья стая. А-ах! Он поднялся вверх тяжелый, как арба, и распустил крылья. Со всех сторон поднимались орлы, но Иблис опередил всех. Кони летели, как птицы. От холодного ветра все время шли слезы, но я вытирал глаза и смотрел вверх. Я не думал о лошади. Орел, мой орел, взмыл впереди всех. Старый серый волк мчался впереди стаи. Когда орлы налетели на стаю, вожатый волк оборачивался и скалил зубы. Долго бежал он, никем нетронутый, как вдруг Иблис сложил крылья. Он прошумел, как черная туча, и упал прямо на волка. Он поступил так, как я его учил. Одной лапой он схватил волка за загривок, а когти другой вонзил в самый крестец. Он так стянул лапы, что свел коробом спину волка, и зверь не мог дальше бежать. Он не забыл ничего. Он захлопал крыльями и не дал себя опрокинуть на землю. Кроме того, он оглушил зверя так, что волк был, как пьяный.
Когда мы под'ехали, охотники и стая умчались далеко вперед. Мой господин и несколько гостей приблизились к Иблису. Иблис пыхтел, как тигр, а матерой волк был кроток, как овечка. Вся его шкура была растерзана, но Иблис крепко продолжал держать его в когтях. И здесь он не осрамил меня. Я посвистел, и мой орел допустил бека к своей добыче. Мой хозяин медленно перерезал горло волку, а Иблис не выпускал добычу, как настоящий охотник, и сейчас же напился свежей крови своего врага.
Гости стали предлагать за орла разные вещи моему господину, но бек усмехнулся и покачал головой. Потом повернулся ко мне и сказал: «Я покупаю орла. Худай Берген, сегодня ты возьмешь твоих кобылиц». Я низко поклонился, но мне было жаль расстаться с Иблисом. Бек добавил: «Кроме того, ты можешь жить у меня целый год». Я рассмеялся от радости. На сердце у меня стало тепло, как сейчас от водки, хотя зима была очень холодная. В этот же день я получил табун кобылиц, но не угнал их домой, и аллах покарал меня за жадность. На бека напали соседи, потом русские. Всех коней угнали и моих тоже. Сам бек был убит. Он был человек храбрый и до конца стоял за свое добро. Я, как видишь, остался ни с чем. Со мной был только Иблис, и мы вместе вернулись на родину.
Худай Берген замолчал и облокотился на стол. Он был пьян, как стелька, но на этот раз не от анаши, а от водки. Иблис сидел на полу, нахохлив все перья, и переваривал пищу. Мне захотелось избавить обоих их от неприятностей, которые им грозили, и я пошел к Никитину.
В управлении никого не было. Шеримбай мирно посапывал на пороге, стараясь выспаться за день. Я его разбудил. Он сказал, что Никитин ушел к судье говорить о том, что Худай Берген жулик и его надо посадить в тюрьму. Я поспешил к судье и попал во-время. Судья сидел в одной рубашке и, допивая двенадцатую пиалу чая, слушал, как Никитин рассказывал о безобразиях Худай Бергена.
Когда тот окончил, судья сказал:
— Хорошо, я все понимаю. Худай Берген яман адам (дурной человек). Тьфу! Худай Берген сеет мак!
Никитин кивнул головой.
Судья продолжал:
— Худай Берген курит анашу!
Никитин снова кивнул головой.
— Худай Берген держит орла, который может убить человека!
— Да, — подтвердил Никитин, — и поэтому его надо наказать.
Судья помолчал и совершенно неожиданно заговорил успокоительным тоном:
— Ничего, Худай Берген хороший человек. Если он сеет мак и продает опиум, то кто вместо него все это будет делать? Кто будет его кормить?
Никитин не успел ничего возразить, как судья продолжал убежденно и твердо:
— Если Худай Бергена можно оштрафовать, значит, у него есть деньги. Он хороший человек. А черное тесто он продает далеко. Не здесь. Он не дает курить мусульманам. Это не грех. Ничего. Он хороший человек. Старому человеку один раз можно покурить анашу. А зачем ты полез к нему в дом? Обо-бо! Курить анашу грех! Худай Берген человек старый. Он делает грех, а тебе надо посмотреть, да?! Если у него есть птица, это его птица. Худай Берген ее хозяин, она его и слушает. Ты не хозяин, зачем тебя будет слушать?
Никитин вспылил и побагровел. Но я вступился и сказал:
— Худай Берген нехороший человек. Когда он выпустил на нас Иблиса, то он поступил с нами не как с гостями, а как-будто мы были разбойники. Поэтому прикажи ему, чтобы он целую неделю сидел дома.
Никитин хотел протестовать, но я его толкнул в бок и пообещал купить заплаты на халаты караульщиков.
Судья снова открыл рот, и мы замолчали. Он посмотрел на нас и медленно проговорил:
— Худай Берген старый человек, пускай посидит дома. Управление недалеко. Поэтому все равно, дома он будет сидеть или в управлении. — Потом он обратился к Никитину и добавил: — А ты не бойся. Если приедет русское начальство, Худай Берген продаст все свое черное тесто и выкурит свою анашу.
Никитин молчал, и я увлек его с собой. Когда мы вышли на улицу, перед нами прошел Худай Берген. Он шатался и еле шел, бормоча себе что-то под нос. Он шел домой, и позади него, медленно переваливаясь с ноги на ногу, шествовал Иблис. Оттого, что его хозяин был пьян, казалось, что и орел пошатывается. Никитин прошел близко и погрозил кулаком. Худай Берген блаженно улыбнулся и зажмурился. Орел зашипел. Я отвел Никитина в сторону. Они прошли несколько шагов и исчезли за углом.
— О чем вы столько времени разговаривали с этим пьяным дьяволом? — недовольно спросил Никитин.
— Худай Берген — воспитатель орлят, — отвечал я, — и рассказал мне очень много интересного. — И я вкратце передал Никитину биографию Худай Бергена.
Милиционер скептически выслушал все до конца и неодобрительно пробурчал:
— Вот, весь век занимался глупостями, под старость и сам озверел. Ну, попадись он мне в другой раз, на целую неделю посажу на солнцепеке около управления.
И, выругавши всех туркменских беков, верховный администратор пошел домой.
Последний олень в Западной Европе.
Еще до мировой войны в Западной Европе олени почти вывелись, и теперь их можно видеть только в зоологических садах. Небольшое количество оленей сохранилось в некоторых заповедниках, где они все «на учете» и охота на них строго воспрещена. Недавно во Франции, в окрестностях г. Эрманонвиль, была организована большая охота с гончими на лисиц и волков.
К великому удивлению охотников, несколько свор гончих выгнали оленя. Несомненно, что это один из последних оленей в Западной Европе, а, может быть, и самый последний. Приводимые фотографии иллюстрируют два момента гона. Сфотографировать оленя среди собак удалось только в конце гона, когда усталое, измученное животное совершенно выбилось из сил и стало останавливаться.
Пьяные фрукты.
Приключения американского траппера в Малайских джунглях.
Вскоре после моего возвращения из Австралии, куда я поставил партию животных для Сиднейского зоологического сада, я решил отправиться в Тренггану. Я надеялся там заполучить носорога и нескольких тигров и леопардов для Гагенбека в Гамбурге. Тренггану тогда еще была девственной страной и изобиловала всякими животными.
В Куала — столице Тренггану — я тотчас же отправился к султану. Он был в восторге видеть меня, — он всегда бывал мне рад, так как я всегда привозил ему подарки. В данном случае я привез для него один из первых фонографов, с восковым цилиндром, и он доставил султану массу удовольствия. В одно из предыдущих посещений я ему поднес шарманку с барабаном, цимбалами и другими карусельными принадлежностями, купленную мною за двести мексиканских долларов у какого-то немецкого торговца в Сингапуре. Султан приставил в качестве капельмейстера одного из своих приближенных, и этот-то капельмейстер теперь, на глазах у султана, дрожал от страха перед новой волшебной машиной, так хорошо воспроизводившей звуки человеческого голоса. Он только издали решался рассматривать фонограф, сам же султан нисколько не боялся и искренно потешался над страхом своих приближенных. Пение и оркестровая музыка казались им уже чересчур сверх'естественными, забавляла их только передача смеха. Хотя, надо сказать, что женщинам нравилось все без исключения.
