это отрицать или, что еще хуже, признавать это только на словах или в переплетенных молитвенниках, что же вообще останется тогда достойное веры?..
Один из фактов, приведенных доктором Элисоном в сочинении его о призрении бедных в Шотландии, произвел на нас глубокое впечатление. Бедная ирландская вдова, муж которой умер на одной из маленьких улиц Эдинбурга, лишенная всяких средств к существованию, покинула свою квартиру с тремя детьми, для того чтобы просить помощи в благотворительных учреждениях этого города. ее стали направлять из одного учреждения в другое, ни в одном из них ей не пришли на помощь, пока наконец силы окончательно не оставили ее. она заболела тифом, умерла и заразила всю улицу, на которой жила, своей болезнью, так что еще семнадцать человек умерло от тифа.
Человеколюбивый врач спрашивает по этому поводу, как будто сердце его слишком переполнено для того, чтобы как следует высказаться: «не следовало ли бы помочь этой бедной вдове, хотя бы ввиду экономии?» Она заболела тифом и убила семнадцать человек из вас! — очень странно! Покинутая ирландская вдова обращается к своим собратьям, как бы говоря: «Смотрите, я валюсь с ног из-за отсутствия помощи; вы должны помочь мне! Я ваша сестра, кость от костей ваших, нас сотворил один Господь; вы должны помочь мне!» Они отвечали: «Нет, это невозможно; ты нам не сестра». Но она доказывает свое родство: ее тиф убивает их. Они действительно были ей братья, хотя и отрицали это! нужно ли было когда-либо человеческому существу искать еще более глубокие доказательства?
В этом случае, как и в других, оказалось вполне естественным, что управление бедных богатыми предоставлено уже давно теории спроса и предложения, laissez faire и т. д., и везде считается «невозможным». «Ты не сестра нам: где была бы хоть тень доказательства этому? Вот наши пергаменты, наши замки, которые неоспоримо доказывают, что наши денежные ящики действительно наши и что они тебя совершенно не касаются. Иди своей дорогой! Это невозможно!» — «но, что же нам, собственно, делать?» — слышу я возглас многих рассерженных читателей.
Ничего, друзья мои, до тех пор, пока вы себе снова не приобретете душу. До тех пор все будет «невозможным». До тех пор я даже не могу предложить вам купить на два пенса пороха и свинца, как бы сделали древние спартанцы, чтобы убить эту бедную ирландскую вдову без рассуждения. Ей ничего больше не оставалось, как умереть, заразить вас своим тифом и доказать этим свое родство с вами. Семнадцать из вас, лежащих мертвыми, уж не будут отрицать, что она была плотью от плоти вашей, и, может быть, кое-кто из живых также примет это к сердцу.
«Невозможно». об одном пернатом, двуногом животном говорят, что если вокруг него отчетливо обвести кольцо мелом, то оно сидит заключенным, как бы окруженным железным кольцом судьбы и умирает, хотя уже и видит пищу, или дает себя откормить до смерти. Имя этого бедного двуногого существа — гусь, и когда он хорошо откормлен, то из него делают паштет, который многими очень ценится*.
29. Какие мы дураки! К чему мы израниваем себе колени и ударяем себя озабоченно в грудь и молимся день и ночь Маммоне, которая, даже, если уже и согласилась бы услышать нас, не может нам, однако, ничего дать. Если даже допустить, что глухой бог услыхал бы нашу мольбу, что он превратил бы нашу медь в массивное золото и всех нас, голодных обезьян богатства и важности, превратил бы завтра в настоящих ротшильдов и говардов, что бы мы от этого еще имели? Разве мы и так не граждане этой чудной вселенной с ее млечными путями и вечностями и с ее невыразимым блеском, что мы так мучаемся, и трудимся, и рвем друг друга на куски, чтобы как-то выиграть еще клочок земли, а чаще еще лишь призрак его, в то время как самого большого из этих владений не видать уже и с луны.
Как мы глупы, что копаемся и возимся, подобно дождевым червям, в этих наших владениях, даже если у нас таковые имеются, и издали наблюдаем небесные светила и радуемся им, зная о них только по непроверенным и недостоверным легендам! Должны ли те фунты стерлингов, которые у нас, может быть, хранятся в Английском банке, — или фантомы этих фунтов, владение коими мы себе воображаем, скрыть от нас сокровища, для которых все мы в этом «Божьем граде» родились?
30. Как многое у нас могло бы сравниться с окрашенным гробом — снаружи одно великолепие и крепость, а внутри полно ужаса отчаяния и мертвых костей! Железные военные дороги соединяют между собою своими огненными колесницами все концы суши, набережные и молы с их несметными флотами, подчиняют океан и делают его нашим покорным носильщиком; работа неутомимо двигает миллионом рук из мускулов или железа, начиная с горных вершин и кончая глубиною шахт и морскими гротами, и ставя все на службы людям, и тем не менее это человеку ничем не помогает. он завоевал эту планету, свое местопребывание и свое наследство и не имеет от этой победы никакой пользы.
Печальная картина! На высочайшей ступени цивилизации девять десятых человечества должно вести самую низкую борьбу дикого или даже животного человека, борьбу с голодом! Страны богаты, и рост и процветание их достигают еще никогда небывалой высоты; но люди этих стран бедны — беднее, чем когда-либо, всеми внешними и внутренними средствами к существованию, верой, знанием, деньгами, хлебом.
31. Эта преуспевающая промышленность с ее полнокровным богатством еще никого не обогатила. Это заколдованное богатство, и оно до сих пор еще никому не принадлежит. Мы спросили бы: кого из нас оно обогатило? Мы можем потратить тысячи там, где в былое время тратили сотни, но мы не можем на них купить ничего хорошего. У богатого и бедного мы видим, вместо благородного трудолюбия и избытка, лишь ленивую, пустую роскошь наряду с низкой нуждой и недостатком. У нас великолепные рамки для жизни, но мы забыли жить в них. Это заколдованное богатство, и никто из нас не мог до сих пор дотронуться до него. если есть люди, которые чувствуют, что они действительно этим приобрели благополучие, пусть назовут себя!
Многие люди едят более тонкие блюда и пьют более дорогие вина. С какою пользою, об этом могут сказать нам они и их врачи, но в каком отношении, не говоря о диспепсии их желудка, улучшилось их существование? Стали они лучше, красивее, сильнее, честнее? Стали ли они даже, как они называют, «счастливее»? Смотрят ли
