Поясним, что тут имеется в виду колоссальный, но так и не завершённый роман «Человек без свойств» австрийского писателя Роберта Музиля (1880–1942), с которым наш автор, как видим, обращается запанибрата. Наверное, потому, что у Гришковца – не роман, рассказ об Америке (хотя сама страна ни разу не называется, даже в заголовке) человека, который ни разу в США не был. «Человек этот биографически как бы я – но это всё же не я, а герой книги, который совершенно на меня не похож», – поясняет автор. А для пущей ясности втолковывает в другом интервью: «Моя книга – произведение художественное».
Нет, что хотите делайте, но так и слышится другой настоящий писатель, незабвенный Иван Александрович Хлестаков: «Я, признаюсь, литературой существую».
В третьем интервью речь уже идёт о делах куда более серьёзных: «Я понимаю, что книжка очень своевременная, но притом это совершенно лирический текст, в нём нет идеологической составляющей. Она полностью контрапунктна сегодняшней идеологии, от которой я задыхаюсь уже который год. От того внятного и бессмысленного патриотизма, в котором любой повод вплоть до 65-летия Победы используется для спекуляций».
Поговорим об этой самой «идеологической составляющей», которой якобы нет в «лирическом» тексте.
Цитируем «А… а»:
«У тех, кто покорял Дикий Запад, и тех, кто искал золото, были, судя по книгам и иллюстрациям, большие сильные лошади, крепкие фургоны, были умные, красивые ездовые собаки и сани. У них была удобная, красивая одежда и обувь, разное снаряжение, которое хотелось иметь и уметь им пользоваться. У них были красивые ружья, ножи, винчестеры и револьверы».
Это у них. А у нас?
«А у наших переселенцев, в наших книгах и фильмах, телеги скрипели, колёса этих телег ломались и отваливались, лошади постоянно болели и дохли. Из снаряжения у них имелись в основном только какие-то чёрные топоры, которые заменяли им весь инструментарий. Этими топорами они могли сделать всё, что угодно. И делали! Вот только всё у них получалось какое-то плохое, кривое и некрасивое».
И это не идеология? Тогда вспоминается старый анекдот о том, как у человека потребовали публичного извинения за то, что он якобы безосновательно оскорбил соседа. Человек извинялся так: «Что?! Иван Иваныч не сволочь и не мерзавец?! Ну извините!»
Тут самое время вспомнить, что Гришковец от героя, от лица которого ведётся повествование, дистанцируется, поясняя в четвёртом интервью: «Это, конечно, литературная игра, но мне было важно отделить себя от героя и показать, что это не эссе, а повесть. Что у неё есть герой. Он – не я. Я взял этот приём из «Записок из мёртвого дома» Достоевского. Достоевский ведь при этом пишет совершенно биографическую историю своего пребывания в остроге, на каторге».
Ну просто классика жанра: «Куда там Достоевскому с «Записками» известными!»
Гришковец, судя по всему, этой самой классики не дал труда себе освоить. А то бы знал, что «Америка в глазах Достоевского и его героев – это terra incognita, место далёкое, глухое, чуждое и непонятное, земля неизвестная и неизведанная.
Бегство в Америку, по Достоевскому, – это прежде всего либеральный миф, распространяющийся в русской среде как пожар. Достоевский высмеивает тех, кто готов пресмыкаться перед либеральным вздором, у кого закрыты глаза на истинное положение вещей.
В Америку бегут как на Луну – место, где нет законов, установлений и представлений о добре и зле. Именно эту мысль выражает Свидригайлов, подслушав признание Раскольникова Соне. «Если вы убеждены, что у дверей нельзя подслушивать, а старушонок можно лущить чем попало, в своё удовольствие, так уезжайте куда-нибудь поскорее в Америку!» В глазах Достоевского, верящего во всемирность, всечеловечность русского человека, Америка – это ещё и место всеобщего разъединения и обособления.
Русский человек, бежавший из дома, залетевший в Америку и оставшийся там навсегда, считает Достоевский, определённо потерян для Отечества.
Ни одного своего героя писатель не подверг подобной участи» (Л. Сараскина. «Америка как миф и утопия в творчестве Достоевского»).
Опять же, осваивая кроме Музиля и классику отечественную, Гришковец знал бы, что бегство в Америку как одна из устойчивых тем русской литературы впервые прозвучала у А. Пушкина. В 1834 году он записал в дневнике анекдот об Александре I, услышанный от своего приятеля по «Арзамасу», русского посланника в Вашингтоне П.И. Полетики: по слухам, император будто бы собирался дать своим подданным конституцию и свободу, а затем отречься от трона и удалиться в Америку.
Известно, что после провала своей поэмы «Ганц Кюхельгартен» манией бегства в Америку был охвачен и Гоголь. Этот же выход видел для себя и молодой Белинский, писавший родителям, что если его «выключат из университета», то он отправится служить «в Сибирь, на Кавказ или в Северо-американские российские владения». А лермонтовский Печорин мечтал: «Как только будет можно, отправлюсь, – только не в Европу, избави Боже! – поеду в Америку, в Аравию, в Индию, – авось где-нибудь умру на дороге».
И ещё раз обратимся к исследованию такого авторитетного специалиста, как Людмила Сараскина: «В Америку не едут с трезвой головой, для определённого дела, или просто в гости, на каникулы, в отпуск, навестить родных, или для путешествия, как в Европу. Туда бегут, навсегда, навеки, и все понимают, что бегство в Америку – это последняя крайность, на которую может решиться человек, последняя точка, до которой он дошёл, угол, куда он загнан непреодолимыми обстоятельствами».
А вы говорите – идеология! Вот тебе и «А… а». Малых ребятишек, которые горшок осваивают, обучают этими же двумя буквами. Не всем сразу удаётся освоить этот жизненно важный процесс. Гришковец – среди самых успевающих учеников. Хотя облегчения пока и не испытывает.
В общем, не знаю, как там с актёрами, но почему писатели Гришковца своим не считают, теперь понятно.
Александр ЯКОВЛЕВ
Евгений Гришковец. А… а . – М.: Махаон, 2010. – 256 с.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
«Патриотизм – определяющий принцип»
Библиоман. Книжная дюжина
«Патриотизм – определяющий принцип»
ШЕСТЬ ВОПРОСОВ ИЗДАТЕЛЮ
Что люди читают по истории, научно-популярную или художественную литературу? Об этом рассказывает генеральный директор издательства «Вече» Леонид ПАЛЬКО, отмечающий в эти дни своё пятидесятилетие.
– Книги по истории по-прежнему являются вашим главным направлением?
– Да, мы его выбрали вполне сознательно и теперь со всей ответственностью заявляем: «История – наша профессия». Точно нет ни одного издательства (среди крупных), в котором больше половины ассортимента составляли бы книжки исторические, а у нас их десятки серий, сотни названий. Издания самого разного плана – от всевозможных энциклопедий и справочников до популярно изложенных исторических теорий, от романов до путеводителей, от биографических очерков до сборников кулинарных рецептов. Есть у нас и специальная историческая редакция, самая крупная в издательстве, где работают опытные профессионалы, и главный редактор у нас – кандидат исторических наук. Мы регулярно проводим анализ рынка исторической литературы.
– И вы считаете историю важнейшей из наук?
– Конечно. История – это же базис любой культуры, основа всех гуманитарных знаний. Кто не интересуется прошлым, у того нет будущего. С этим трудно поспорить. Но вместе с тем, специализируясь на истории, мы остаёмся издательством универсальным: прикладная, детская, художественная, справочная литература – всё это не чуждо нам. И даже в любимом нашем жанре – научно-популярном – мы касаемся далеко не только истории: изобразительное искусство, литература, философия, психология, медицина…
– Каковы перспективы рынка исторической литературы?
– Темпы развития цивилизации нарастают, в наше время «сегодня» очень быстро превращается во «вчера», и рассекречивание архивов происходит всё стремительнее, так что историкам скучать не придётся. И у нас работы прибавится. Такова тенденция книжного рынка в целом: рост числа наименований при продолжающемся сокращении тиражей. Работать в такой обстановке нелегко, но факт остаётся фактом: делая ставку именно на историческую литературу, мы год от года наращиваем обороты, несмотря на общее снижение интереса к чтению. Книга как традиционный источник знаний продолжает играть главенствующую роль. Дети знакомятся с книгами всё равно раньше, чем с Интернетом. И учебников пока ещё никто не отменял. Хорошая художественная литература тоже служит образованию. Мы всегда старались в первую очередь издавать именно такую: классику, добротную современную прозу, нашу и зарубежную.
