ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Олег Орлов. Как Суворов перешёл через Альпы. – М.: ТриМаг, 2013. – 48 с. – 3000 экз.
Об этом подвиге русских солдат было когда-то увлекательно рассказано у Сергея Алексеева в книге «Небывалое бывает». Новая книга ту, ещё советскую, детскую историю не превосходит, но и не сильно ей уступает: всё-таки Орлов написал об Альпийском походе Суворова легко, не впадая ни в заумь, ни в раёшничество, и с искренним уважением к русской доблести. Несомненным достоинством этой книги стали иллюстрации Марины Мининой: это не только жанровые сценки, но и карты горных перевалов, многочисленные и детально прорисованные изображения мундиров русских полков, оружия и воинской амуниции. По этой книге и впрямь можно знакомить детей с отечественной историей, пусть даже она порой звучит как сказка. И, конечно, в центре этой захватывающей дух бывальщины – фельдмаршал Суворов, сухонький старичок с молодыми глазами, живой, энергичный, бесстрашный, насмешливый, непобедимый. Любящий своих солдат, бесконечно ему преданных, он поистине герой народный.
Групповое изнасилование классики
Любят наши режиссёры «Женитьбу» Н.В. Гоголя. Она с успехом идёт в Ленкоме, МХТ им. Чехова, Театре-студии под руководством Табакова, театрах им. Маяковского и на Покровке. И вот теперь спектакль с таким названием входит в репертуар Театра им. Вахтангова.
Фото: Михаил ГУТЕРМАН
"Что хочет зритель? Что предлагает театр? Почему выбор делается в пользу классики и лёгкого жанра? Где место современной драмы?" Эти вопросы «ЛГ» будет задавать худрукам, режиссёрам, завлитам театров страны.
Хотя драматургам «ЛГ» этот вопрос не задавала, писателям, посвятившим себя этому роду литературы, тоже хочется высказать своё мнение.
Критики, режиссёры, руководители литературных частей театров дружно повторяют одну и ту же мантру: современная драматургия не существует. Самые остроумные из них изрекают эту мысль в более оригинальной форме: что-нибудь вроде «среди нынешних драматургов Чеховых нет». Правда, нельзя сказать, чтобы нынешние Станиславские очень утруждали себя поисками и чтением современных пьес. Да и зачем? Удобнее, престижнее, выгоднее, привычнее и покойнее корёжить и насиловать классиков и инсценировать модных тягучих прозаиков. А зрители, которые хотят видеть в театре живую жизнь и ответы на свои проблемы, мало кого интересуют.
Очередной залп по современной драме прозвучал на этот раз с берегов Вологды («ЛГ», № 33-34, 27.08.13). Четыре театральных деятеля этого города сетуют на отсутствие хорошей современной драматургии. «Я не испытываю никакого пиетета перед российскими современными авторами – это люди, которые дают «тексты», а дальше делай что хочешь, структуры в текстах нет». (И. Зубжицкая). «Я лучше возьму Шекспира или Чехова» (Б. Гранатов). «Почему ставят классику в разных «новых» прочтениях? Потому что нет нового слова. А нового слова нет потому, что время сейчас не для мыслящих людей» (З. Нанобашвили). Возможно, в театрах действительно остаётся всё меньше мыслящих людей – иначе трудно объяснить, почему в репертуаре сотен театров огромной страны фигурирует один и тот же десяток «шедевров» типа опусов Куни, Камолетти и иже с ними. Режиссёр заранее настолько уверен в убожестве современной драматургии, что не даёт труда себе её читать: «Если мы ждём откровений, то их там не будет. Большое искусство тоже вряд ли получится».
Марк Аврелий писал: «Относись бережно к способности составлять себе убеждения». А истина состоит в том, что современные пьесы и драматурги есть, только театры не хотят их искать и читать. Каждый молодой и не очень молодой драматург знает, что переданные в театр пьесы валяются там непрочитанными годы и годы без всякого ответа. Театры обычно не следят даже за журналом «Современная драматургия». Куда удобнее снять с полки проверенную пошловатую зарубежную комедию или томик Чехова и в триста семнадцатый раз поставить «Дядю Ваню». Никогда ещё театр не пренебрегал современной ему драмой столь откровенно. Правда, её имидж в последние годы в значительной мере дискредитирован агрессивной и навязчивой рекламой так называемой новой драмы, с которой ассоциируются нецензурная лексика, непрофессиональность, монохромная тематика, эпатажность и скука. Между тем «новая драма», принеся в драматургию мало нового, кроме названия и умения себя эффективно подать, действительно способна оттолкнуть от себя любителей театра и литературы. Но ставить знак равенства между «новой» и современной драмой совершенно неправомерно. Впрочем, что значит «новая»? Кто вообще придумывает такие ярлыки?
Все полюбили классику (речь идёт не о публике, а о режиссёрах). Повсюду звучит «нескладное попурри из старых, но ещё не допетых песен» (Чехов). И добро бы классику ставили, но чаще её используют лишь как повод для постановки, топор для супа, который в меру умения и способностей режиссёр варит по своему рецепту. На сценах разгуливают Макбеты и Джульетты в тельняшках и джинсах. Это называется «современным прочтением». Групповое изнасилование классики приобрело непомерные масштабы. Мысль отразить современность путём постановки современной пьесы крайне редко приходит кому-нибудь в голову. Театры всё более превращаются в пыльные музеи, в которых экспонируются произведения прошлых веков. Между тем ещё Немирович-Данченко предупреждал: «Если театр посвящает себя исключительно классическому репертуару и совсем не отражает в себе современной жизни, то он рискует очень скоро стать академически мёртвым».
Если послушать театральных деятелей, то их любовь к классике объясняется исключительно приверженностью высокому искусству: они не могут ставить перед собой планку ниже чеховской; они не согласны на страсти менее бурные, чем шекспировские. Если бы в действительности всегда было так! Конечно, нельзя отрицать, что привязанность режиссёров к классике в ряде случаев вполне искренна; однако бывает брак по любви, а бывает и по расчёту. Помимо похвального стремления воплотить высокие идеалы театры подталкиваются к постановке классики будничными, но весьма серьёзными и вполне справедливыми практическими соображениями. Перечислим их сухо и бегло.
Не надо платить автору вознаграждение за право постановки (кстати, откровенность, с которой уважаемый З. Нанобашвили приводит этот важный высокохудожественный довод, просто обезоруживает: «Взяв Шекспира и, заметьте, никому не платя авторские[?]»)
Нет нужды в заключении с автором договора и связанных с этим юридических и финансовых процедур.
При разборе спектакля по классической пьесе критики смогут упрекнуть театр в чём угодно, но только не в выборе драматургического материала. Да и критика сама всегда с большим удовольствием разбирает спектакль по классике – есть возможность углубиться в историю постановок и эрудированно поговорить об авторе.
Не надо рыться в потоке современных пьес, искать, выбирать, читать, думать, рисковать, когда есть проверенные столетиями авторы. Достаточно иметь литературный кругозор в объёме неполной средней школы – и ты уже обеспечен репертуаром на всю жизнь.
Карлик всегда заметнее, когда он заберётся на плечи гиганта. Вот так, опираясь на Расина или Софокла, некоторые постановщики кажутся себе высокими-высокими...
Ещё одно огромное преимущество классики над драмой живого автора – её можно изменять, сокращать и вставлять в неё тексты собственного сочинения сколько душе угодно, не опасаясь конфликтов и судебного преследования. Современного автора от этого «сотворчества» охраняет, хоть и плохо, закон. Классикам же остаётся только переворачиваться в гробу, что никого не волнует. Мёртвые сраму не имут.
Переделка пьесы классика или инсценировка его прозы предоставляет постановщику несомненные материальные выгоды. В этом случае появляется возможность не только обозначить своё имя на афише в качестве автора пьесы, но и поставить «своё» произведение в собственном же театре, а также получать за это гонорар (что, кстати, запрещено в государственных театрах многих стран; то есть ставить свою пьесу или инсценировку в своём театре – пожалуйста, но получать за это гонорар – нет). Не беда, если инсценировка по уровню и содержанию лишь отдалённо напоминает классический оригинал: в таких случаях выручает магическая формулировка «по мотивам». Вот и появляются опусы «по мотивам» искажённых до неузнаваемости Мольера, Островского и пр. Будь автор жив, такие деяния подпадали бы под Гражданский и Уголовный кодексы. Но, к счастью, Мольер и Островский покинули нашу грешную землю и могут лишь из горнего мира наблюдать за манипуляциями их инсценировщиков и интерпретаторов. За театральную некрофилию наказания не предусмотрено.
