Эти сверхреволюционные экономические откровения, вынесенные на депутатский суд Бочаровым, я читал раньше. Еще в начале весны 90-го года группа Л. Абалкина готовила к сессии Верховного Совета СССР правительственную концепцию по переходу на рыночные отношения и в связи с этим знакомилась с бесчисленными проектами, инициативно сочиненными как организациями, так и отдельными учеными. Два молодых экономиста — Задорнов и Михайлов — подготовили к обсуждению программу под названием “400 дней”. Ее целью было предложить план радикальных действий для избираемого в марте того же года президента страны.
Однажды после ежедневного вечернего обсуждения принципиальных вопросов экономической реформы мне сообщили о существовании такого документа. Я не воспринял это всерьез и посоветовал не отвлекаться на второстепенные дела. Однако эта программа каким-то образом попала в руки Бочарову. Тот внес в нее свой “творческий вклад”: заменил цифру “400” на “500”, добавил по нескольку дней на каждый этап и, не изменив ни слова, выдал за свой собственный оригинальный проект. Более того, в каком-то сибирском издательстве он выпустил ее в свет под своим именем. И чуть ли не одновременно эта программа, только с цифрой “400”, вышла в Москве под фамилиями упомянутых двух экономистов и Г. Явлинского, который в то время работал в Комиссии Совета Министров СССР под руководством моего заместителя Л. Абалкина.
В общем, плагиат был налицо. Г. Явлинский был вынужден даже заявить в “Московских новостях”: “Программа “500 дней”, с которой Бочаров выступил перед Верховным Советом России, с самого начала задумывалась как союзная…”.
Впрочем, литературное воровство и мелкотравчатая суета Бочарову не помогли: в премьеры он не прошел. А Явлинский, напротив, сумел потом при поддержке академика С. Шаталина, Горбачева и Ельцина сделать себе громкое имя на нереалистичной, экономически иллюзорной теории своих молодых коллег. В том же интервью он противопоставил себя опытным ученым: “Hy a то, что у сторонников программы “500 дней” будут оппоненты в лице таких видных экономистов, как Абалкин, Шаталин, Ясин, думаю, пойдет на пользу делу”. В двух последних Явлинский ошибся — они предпочли перейти на сторону экстремистских “500 дней”, а Шаталин еще и авторство с ним поделил: программа стала называться — Шаталина — Явлинского! А сам Григорий Алексеевич пересел в кресло заместителя председателя Совета министров РСФСР.
В 1991 году уже прославленный своими (или все же не своими?) “500 днями” Явлинский побывал в США. Оттуда от привез американский анализ экономической ситуации в СССР: там черным по белому было написано, что на тяжелейший рыночный рывок потребуется никак не менее 6-8 лет, и был назван нами же намеченный срок — 1997 год…
…В конце июля 1990 года, перед уходом в отпуск, Горбачев четко определил свою позицию в отношении экономической программы правительства, “благословение” которой дал еще в мае на Президентском совете. И вдруг в начале августа открылось, что между лидерами Советского Союза и России возник сговор за моей спиной. Какой? На этот вопрос отвечает телевизионное интервью Ельцина, прошедшее в эфир 3 августа. Выдержки из этого выступления приводят к неоспоримому выводу о том, что президент страны уже тогда встал на путь недопустимых компромиссов, которые в дальнейшем привели к разрушению государства.
Я привожу эту часть интервью дословно, не внося никаких коррективов:
“- Вы как-то в своем, в нашем интервью уже упоминали о том, что вы собираетесь предложить программу России Центру. И также упомянули, что независимо от того, будет ли Центр, примет ли Центр эту программу или нет, вы будете настаивать на том, что у России должна быть своя экономическая программа. Скажите, пожалуйста, если Центр все-таки не примет, так сказать, вашу программу, каковы могут быть ваши действия в этой ситуации?
— Я уже сегодня могу сказать, что Центр примет, потому что сегодня в “Известиях” опубликовано, что Горбачев и Ельцин подписали вдвоем вот специальное, ну, как бы сказать, договоренность, что ли, что, основываясь на концепции российской программы, создать такую группу, которая бы сделала на ее основе союзную программу.
То есть не ту программу правительства союзную, которую сейчас критикуют и которая, конечно, не будет, я думаю, принята, вот. И это приведет к отставке союзного правительства, а программу, именно основанную на российской основе, концепции российской. И мы с Горбачевым такой документ подписали именно в тот период, когда я находился здесь (Ельцин тоже был в отпуске. — Н. Р.). Мы разговаривали по телефону несколько раз, а потом подписали такой документ. Я обратился к нему с таким предложением письменно, что выход только такой, что мы предлагаем российскую программу, чтобы нам не иметь свою денежную единицу, потому что если Союз не принимает, тогда мы должны внутри России, реализовывая эту программу, иметь свою денежную единицу. Мы бы пошли на это”.
Многие средства массовой информации, особенно газета “Известия”, немедленно сделали далеко идущие выводы, что возник союз авторитетов — Горбачева и Ельцина, что “имперский диктат Центра” будет исключен, что создаваемая программа станет основой экономической части Союзного договора, что эта договоренность будет способствовать реальному объединению суверенных республик и т. д. Между строк читалось: долой правительство Рыжкова, оно мешает радикальным переменам в политической и экономической жизни страны! Мне и моим соратникам было совершенно очевидно, что политический и экономический экстремизм приведет к разрушению государства, изменению общественного строя. С этим мы согласиться, разумеется, не могли, понимая, что, по существу, речь идет о национальной катастрофе, а не о реформировании политической и экономической системы.
Итак, образовались, по сути, два центра по разработке программ перехода к рынку. Мы готовили свою к 1 сентября — к сроку, отпущенному нам Верховным Советом СССР. Работали в “Соснах”. А в другом подмосковном пансионате, “Сосенки”, находились “шаталинцы”. К слову сказать, не было, по-моему, журналиста, который не побалагурил бы в связи со столь забавным совпадением: “Сосны” и “Сосенки”.
По предложению Л. Абалкина, 21 августа мы с ним приехали в “Сосенки” с надеждой найти компромисс и консолидировать силы для решения общей задачи. Приехал туда и новый премьер-министр России И. Силаев. Сели друг против друга, я рассказал о работе над правительственной программой, попытался обозначить общие точки двух программ, вновь призвал к объединению усилий. Где там! Мы попали в стан откровенных врагов, для которых само наше появление было чрезвычайно неприятным происшествием. И разговаривали-то с нами, как мэтры с приготовишками, чуть ли не сквозь зубы — куда исчезла хваленая интеллигентность научной элиты! Три часа прошли бессмысленно. Убеждать, по моему разумению, можно тех, кто умеет и хочет слушать и слышать. Мои собеседники этого не умели.
…Сейчас никто уже не вспоминает, что у истоков нынешних “радикальных” рыночных реформ стояли мои тогдашние собеседники. Сегодня, когда и Державы нет, а Россия и другие бывшие союзные республики переживают многолетний социально-экономический кризис, фамилии Шаталина, Явлинского, Ясина и иже с ними забываются, а двое последних еще и пытаются откреститься от содеянного. Может быть, им удобно в нынешней разрухе все “забыть”. Но хочу напомнить: начинали они. Потом уж их идеи подхватили новые радикалы-рыночники — Гайдар, Чубайс, Б. Федоров и др.
Горбачев по-прежнему отдыхал на Черном море, мне практически не звонил, не интересовался ходом работы, в которой, казалось бы, должен был быть кровно заинтересован. Все это еще раз подтверждало, что у него имелись иные соображения и другие люди, на которых он ориентировался. В 20-х числах августа 1990 года президент вдруг прервал отпуск, вернулся в Москву и встретился с разработчиками “500 дней”. Никого из команды союзного правительства на эту встречу не позвали. Да мы и понимали уже, что ни о каких скоординированных экономических предложениях к Союзному договору речи не идет, что на сессию будут представлены две кардинально разнящиеся программы.
Проблемами стремительно надвигающегося 91-го года вообще никто занимался. Между тем Совет Министров бомбардировали телеграммами, телефонными звонками руководители союзных республик, регионов, предприятий, которые пребывали в растерянности: как им работать? По каким законам и правилам жить, если борьба, даже война этих законов и правил уже вовсю разворачивалась на территории Союза и обретающих одна за другой суверенность республик?
Многим руководителям предприятий Ельцин предлагал выйти из союзного подчинения и перейти под юрисдикцию России, уменьшая им за это налоги. Экономика будущего года грозила развалиться до того, как начнет действовать та или иная программа. Да и то, что предлагалось в программе “500 дней”, шло вразрез с принятыми Верховным Советом СССР законами.
