Господин делает отрицательный жест, шмыгает носом, сморкается.
— Чтобы я арестовал альфонса?
Нет! Нет! Нет! Не в этом дело.
— Я хочу, чтобы вы вернули мне жену. Скажите ей, что я не стану ее упрекать. Это из-за людей, из-за дочери, понимаете?
Начальник снимает трубку.
— Попросите инспектора Бара… Это вы, Бара? Скажите, вы ничего не слышали о госпоже «X»? А? Как вы сказали?.. Ладно… Улица Токвиля? Спасибо, старина.
Он смотрит на собеседника уже с меньшей жалостью.
— Признайтесь, это случилось по вашей вине.
— По моей?
— Да, по вашей. В вашем возрасте и положении следовало бы вести себя поосмотрительнее.
— Но…
Теперь господин краснеет. Он уже жалеет, что пришел сюда.
— Пусть вам было любопытно, ладно. Но вы взяли в привычку водить жену в места, где ей бывать не следует, втягивали ее в оргии, которые…
— Откуда вы знаете?
— Она вошла во вкус…
И вот уже слышатся всхлипывания, за которыми следует полное признание.
— Это больше не повторится, клянусь. Это все друзья… Уговаривали развлечься… Верните мне жену и…
В приемной еще двадцать человек. Начальник встает.
— Я сделаю все возможное. Идите. Ваша жена находится в квартире на улице Токвиля, но вы туда не ходите…
— Думаете, вам удастся?
— Сегодня вечером она будет дома, — отвечает комиссар и добавляет, повернувшись в сторону приемной: — Следующий.
Опять мужчина в возрасте, с орденом и все прочее. И снова в слезах.
— Мой сын…
— Чек без покрытия?
— Поддельный…
— Что он натворил?
— Ничего.
Начальник пожимает плечами. Он знает сотни, тысячи этих папенькиных сынков, которые от безделья в один прекрасный день решаются подделать подпись, начинают нюхать кокаин или впутываются в какую-нибудь гнусную историю.
— Лучше бы вы заставили его работать.
— Он не хочет…
Дальше, следующий! Дело надо попытаться уладить, и не потому, что эти люди того стоят, а потому, что такие скандалы бесполезны, если не опасны.
— Как вы говорите, мадам?
— Он избил меня до крови. Взгляните… Худощавая бледная женщина, с искаженным красивым лицом. Говорит приглушенно и торопливо. Начальник смотрит на нее, словно пытаясь что-то вспомнить.
— В самом деле? Муж вас избил?
— Смотрите…
Ай-ай-ай! Она уже расстегнула блузку и показывает плечо и грудь.
— Прошу вас… Я…
Поздно. Нервный припадок. Это истеричка. Она разыгрывает эту сцену во всех парижских комиссариатах. Но она не настолько больна, чтобы поместить ее в психиатрическую лечебницу.
— Уведите ее потихоньку. Следующий.
Во всех кабинетах непрерывно звонят телефоны, но никто не выходит из себя. Эти спокойные, уравновешенные люди ведают всеми тайнами Парижа и даже Франции. Они не похожи ни на Шерлока Холмса, ни на Рультабийля[19], ни даже на г-на Лекока[20]. Это большей частью степенные обыватели, которые с удочкой в руках ждут часа, когда выйдут на пенсию, переселятся в деревню и будут возиться в саду.
Наши полицейские не говорят ни об интуиции, ни о чутье. И тем более в их словаре отсутствует слово талант.
Нет! Это знатоки своего дела. В большинстве своем они прошли через отделы гостиниц, борьбы с наркотиками, азартных игр. Во время войны некоторые из них работали в разведке, действуя на территории всех европейских государств и даже в Америке.
— Скажите-ка, мой друг, вы не были в Константинополе в семнадцатом году?
Вопрос «друга» встревожил, но он еще пытается храбриться.
— Я? В жизни там не был.
— А я держу пари, что у вас на правой руке есть татуировка. Если это так, сдаетесь?
Татуировка, конечно, есть.
Комиссар отдела азартных игр почти каждый день на ипподроме. Он знает всех на свете. Вот он тихонько трогает за рукав некоего роскошно одетого субъекта.
— Скажи-ка, Луи…
Луи вздрагивает и машинально тянется в карман за пистолетом.
— Тихо, тихо. Сколько лет тебе запретили показываться в Париже?
— Два, но…
— Ладно, на этот раз ничего говорить не стану. Но мне нужны кое-какие сведения. Ты не встречал кого-нибудь из Арлети?
Арлети — это семейство карманных воров, карманников, как их еще называют. С некоторых пор в Париже участились кражи такого рода. По почерку это, похоже, дело рук Арлети.
— Я? Да я их не знаю.
— Решайся, Луи, решайся, или мне придется тебя наказать.
— Но… Я…
— Арлети в Париже?
— Я слышал, что…
— Отлично! В какой гостинице?
— На улице Бирага.
— До свидания, старина. Маленький совет: в четвертом заезде ставь на Семирамиду.
И комиссар отправляется устраивать засаду на Арлети, которые работают всей семьей: отец, мать, дети и зять.
— Это Луи нас заложил, — ворчит Арлети после ареста. — Мы вчера вместе обедали. Тем хуже для него. Виллу в Сен-Клу ограбил он.
Как видите, это вовсе не похоже на детективные романы. Все, о чем я тут рассказываю, — ежедневная работа, мелкие дела, которые нередко служат отправной точкой для дел более серьезных.
Но в дорогу, за мной! Путь у нас нелегкий. Мы должны проникнуть во Дворец правосудия через дверь, о которой я говорил, спуститься по одним лестницам, подняться по другим — не по широким парадным лестницам, а по задним — узким и крутым. Уже непонятно, ни где ты, ни на каком этаже, когда наталкиваешься на маленькую дверь с надписью: «Антропометрический отдел».
Сюда нужно прийти утром. Вы увидите другую лестницу — такую же узкую, как те, по которым мы только что прошли; по ней движется нескончаемый поток людей — всех видов и мастей, в общем, самый невероятный сброд.
Все ли я рассказал о средствах, которыми располагает полиция? Давайте подытожим. Совершено преступление. Одному из комиссаров со второго этажа — из тех, что ходят каждое утро на доклад к шефу, — поручается вести расследование под началом следователя.
Чем он располагает, чтобы наилучшим образом выполнить задание? Прежде всего вспомогательными службами: отделами гостиниц, охраны нравственности, азартных игр, железнодорожной полиции, борьбы с наркотиками, дежурными частями. Затем он может пользоваться услугами более или менее добровольных осведомителей и анонимными письмами. Кроме того, есть служба криминалистического учета, антропометрический отдел и лаборатория. И наконец, картотека правонарушителей.
Перечень внушительный. Прочитав его, вы можете подумать, что для выполнения своего задания комиссар прекрасно вооружен. Во многих случаях так оно и есть. Я говорю о случаях (действительно наиболее частых), когда преступление совершил профессионал либо кто-то из вполне определенной среды. Если убит букмекер или проститутка, сутенер или карманник, платный партнер для танцев или международный аферист, то в очень редких случаях преступника не задерживают через несколько дней, в крайнем случае — недель. Весь преступный мир комиссары знают наизусть. На каждого преступника заведена карточка. О большинстве из них ходят всякие россказни, за которыми в уголовной полиции следят весьма внимательно. И наконец, у каждого из них свой почерк. Это касается также грабителей, взломщиков, крупных аферистов. Как ни странно, m крупная дичь упорно придерживается своих привычек: им не хватит воображения.
Карманник никогда не станет подделывать чек, а специалист по изготовлению денежных документов не обчистит загородную виллу. Соответственно и мастаки по пустующим виллам никогда не вломятся в жилой дом. У каждой шайки свои традиции, свои приемы. Увидев взломанный сейф, хороший полицейский сразу скажет: «Это дело рук такой-то шайки». Остается лишь найти ее, причем не только найти, но и доказать, что именно они совершили ограбление. Тут к делу подключаются осведомители и лаборатории. Вырезанный в метро карман — дело рук представителя именно этой школы карманников. А школы действительно существуют.
Быстро или не очень, но, когда речь идет о профессионалах, можно сказать, что полиция в конце концов всегда с задачей справляется. Дело тут в терпении и организованности. Спешить бесполезно, разве что газеты начинают шуметь и говорить о нерадении.
Они не правы. Лучше арестовать преступника на два месяца позже, но с бесспорными уликами в руках, чем на два месяца раньше, но без них. Ведь присяжные мягкосердечны. Адвокаты талантливы. И полицейским часто приходится видеть, как преступник покидает зал суда с высоко поднятой головой и иронической улыбкой.
А теперь представьте то, что на журналистском языке называется «хорошенькое преступление». Более или менее известные профессионалы к нему не причастны. Человек, принадлежащий к буржуа или к другой не менее почтенной среде, убит и разрезан на куски; или же труп его найден в дорожной корзине; или, скажем, его тело выловили из Сены. Ни следов, ни улик — ничего. Неизвестен даже мотив преступления. Грабеж? Ревность? Месть?
