Вот почему к жертвам голодомора приписывали не только людей, умерших по другим причинам, но и тех, кто был жив на момент окончания голода. Анализ более-менее достоверных данных показывает, что от голода умерли примерно от 20 до 60 процентов из числа записанных в книге памяти. В причине смерти этих людей стоят слабость, недоедание, дистрофия. С учётом того, что в Национальную книгу памяти записывали при Ющенко по максимуму, всех кого можно и нельзя, надо отталкиваться от цифр этой книги. Ведь записывали не только по документам, но и со слов свидетелей, то есть людей, которым во время голода было 5—10 лет. Один из таких свидетелей назвал 80 человек, причём указал их возраст, три других назвали 140 человек, и таких примеров много. В жизни всякое бывает, но вряд ли человеческая память столь совершенна.
Таким образом, исходя из Национальной книги памяти, число жертв голода 1932–1933 годов составляет от 175 до 600 тысяч человек. Примерно такие цифры называли первые отечественные исследователи голода до тех пор, пока вокруг него не была создана пропагандистская шумиха. И эти цифры — огромны! Они показывают, что голод действительно был колоссальной трагедией. Но спекуляция на количестве погибших является возмутительным кощунством.
Не хочу я писать и о том, как ненаучно ведут националисты подсчёты «нерождённых». Когда они этих мифических «нерождённых» приплюсовывают к реальным потерям и получают цифру в сотни миллионов погибших украинцев. Дело в том, что после потерь от голода или войны, как правило, наблюдается вспышка роста населения, и его численность быстро выходит на прежний уровень, после чего рост населения замедляется. Поэтому говорить о том, что не было бы голода в 1930-х, то население Украины сейчас было бы больше ста миллионов, по меньшей мере, некорректно. Было бы столько, сколько и теперь. Тем более сто миллионов для такой маленькой территории — это опасная цифра, исходя из реалий украинской экономики. Да и не осталось бы природы на Украине с таким населением.
Не буду здесь я и развенчивать байки об оцепленных колючей проволокой украинских сёлах, в которых умирали украинцы в то время, как русские сёла чуть ли не благоденствовали. По соседству с моим родным селом Круглик, заселённом преимущественно украинцами, находится село Ореховка, где живут выходцы из России. От голода пострадали оба села. Тем более, что многие семьи этих сёл «переженились» между собой, так что уже не разобрать, кем считать потомков этих смешанных браков — русскими или украинцами. А родственники из разных сёл по возможности помогали друг другу. И самое главное — те, кто сочинял мифы о колючей проволоке, о солдатах, оцепляющих сёла, никогда не видели реальных украинских просторов. Чтобы всё это оцепить, не хватит проволоки, даже если на её выпуск перевести всю промышленность. Не хватит и солдат, даже если специально для оцепления мобилизовать всё молодое население страны.
Не соответствует действительности и миф о паспортах, которых якобы лишили крестьян, чтобы не выпускать тех в город. Крестьян не могли лишить паспортов по одной простой причине — у крестьян их… просто не было. Не было ни при «царе батюшке», ни при Петлюре, ни в начале советской власти. При царе паспорта выдавались только тем, кто специально уходил на работу в город. Советская власть на первых порах считала паспортизацию недемократичным актом. Причём на возлюбленном националистами Западе до сих пор так считают.
Паспорта начали вводить в городах для того, чтобы уменьшить тамошнюю преступность, воспрепятствовать проживанию без прописки, то есть паспортизация населения рассматривалась не как благо, а как мера для наведения порядка. Мера, направленная скорее на некоторое ограничение жизни горожан, а не крестьян. Паспортизация была проведена для особых зон. Примерно так, как делается в приграничных районах для контроля над населением в этих районах. И к таким районам поначалу отнесли крупные города, затем распространили на города вообще. То есть паспортизация изначально была направлена на город. А сельское население от регламентирующих мер освободили. При том, что в городах тогда проживала лишь пятая часть граждан.
Другой вопрос, что, когда в городах стало проживать большая часть населения, это ударило бумерангом по деревне. Но это было потом. И когда такое произошло, паспорта получили все граждане.
Почему на первом этапе паспортизации не вводились паспорта в сёлах, в тех сёлах, где была воссоздана крестьянская община в виде колхозов? Потому что там и так все знали, где кто живёт, а в городах из-за многолюдности этого знать не могли. Вот и ПРИШЛОСЬ вводить там паспорта. Причём рабочие совхозов, в отличие от колхозников, получали паспорта на тех же основаниях, что и лица, проживающие в городах. В совхозах было больше рабочих, привлечённых со стороны, причём многие совхозы находились в пригородной зоне. А остальным крестьянам паспорта поначалу выдавались тем же порядком, что и при царской власти, когда они уходили в город. Только вместо помещика или общины паспорт выписывали местные власти, состоящие обычно из таких же крестьян. Причём советская власть поощряла переезд в город молодёжи — для учёбы и для работы. Так что паспортизация населения происходила вне всякой связи с голодом. А если выдача паспортов и имела какой-то регуляторный характер, то только для того, чтобы не оставлять село без работников, чтобы сёла не были безлюдными. То есть здесь стояла цель увеличить, а не уменьшить сельское население. Первоначально предписывалось проведение паспортизации с обязательной пропиской в Москве, Ленинграде, Харькове. Постановлением Совнаркома СССР № 861 от 28 апреля 1933 к режимным были отнесены города Киев, Одесса, Сталино, Днепропетровск и некоторые другие. То есть активная паспортизация начала проводиться уже после голода 1930-х! Паспортизация шла этапами — от столицы к областным центрам, дальше к райцентрам и к сёлам. Причём в пределах района люди обычно могли перемещаться без паспортов. Как правило, могли без паспорта покинуть и район на месяц. Если выезжали на длительный срок, то получали паспорт в районных или городских управлениях рабоче-крестьянской милиции по месту своего прежнего жительства сроком на один год. По истечении годичного срока лица, приехавшие на постоянное жительство, получали паспорта на общих основаниях. Постепенно плановая паспортизация охватила всё население страны. Процесс шёл медленно и растянулся почти на четыре десятилетия. А во время перестройки раздались требования за отмену паспортизации и прописки. За отмену во имя демократии.
Я не буду здесь также опровергать тезис о том, что в СССР людей СПЕЦИАЛЬНО сажали в лагеря для того, чтобы использовать рабский труд в целях индустриализации. Те, кто выдвинул эту идею, не знают, что рабский труд экономически не выгоден, что затраты на охрану и содержание узников очень велики, что немногие отрасли экономики могут ЭФЕКТИВНО использовать труд заключённых. Всё было наоборот — заключённых заставляли трудиться для того, чтобы они компенсировали затраты на своё содержание, плюс в то время очень серьёзно относились к мысли о том, что труд перевоспитывает преступника. К тому же отсутствие работы в заключении очень тяжело для психики. Если бы не работа, многие бы просто сошли с ума. Как это ни парадоксально звучит. Конечно, не все заключённые в то время были преступниками! Были и невинно репрессированные. Я вовсе не собираюсь оправдывать политику тех лет! Я просто хочу, чтобы мы знали правду.
Затронем один вопрос, который касается нашей темы — печально-известный закон, получивший в литературе название «закон о трёх колосках». Суть закона в том, что людям давали большие сроки заключения за хищение государственного имущества. Порой за самые незначительные хищения. Конечно, закон очень несправедливый. Но надо сказать, что действовал он недолго, а многие из осуждённых по этому закону были освобождены по амнистии в 1935 году. Для начала отпустили осуждённых, получивших не более пяти лет заключения, потом пересмотрели судимость многим другим. И это была не единственная амнистия. Сейчас любят рассказывать о том, как люди получали за мелкие хищения большие сроки, но забывают добавить, что многих вскоре освободили. Причём в публицистике постоянно описывают одну и ту же картинку, как несчастную крестьянку судили за ведро колхозной картошки, а крестьянина — за мешок колосков. Конечно, жаль таких людей, но почему говорят только об этих? Ведь многих судили не за мелкие, а за крупные хищения. Ведь страна в преддверии войны, во время голода и мирового экономического кризиса вынуждена была отчаянно защищать общенародную собственность для того, чтобы не погибнуть. Теперь, когда «приватизаторы» расхитили государственную собственность и оставили нас нищими, многие люди начинают понимать, что советские законы об общенародной собственности были во многом справедливыми несмотря на свою суровость. Хотя повторяю — не обходилось и без эксцессов. Тогда, как и теперь, было немало негодяев, людей способных осудить невинного. Увы! Негодяи были во все времена и при всех режимах!
