Ознакомительная версия.
Читаешь это и глазам не веришь! Бумага-то стерпит всё, но как же не стыдно подвергать бедную бумагу таким вот испытаниям?
За справками о потерях 1941 года отсылаю читателя к ряду справочных изданий последних лет или, если желается, к моей собственной книге «10 мифов о 1941 годе» (имеется также издание под названием «Виноват ли Сталин в трагедии 1941 года»).
Я же приведу, пожалуй, ещё один пример исторических и статистических «выкладок» Винтера — относительно периода советско-финской войны 1939–1940 годов (с. 48):
«Ну понятно, Кремлёв выражает опасения, что крошечная Финляндия (население которой в тот момент было меньше населения одного Ленинграда) может обстрелять с границы нашу «вторую столицу» своей дальнобойной артиллерией…» и т. д.
Во-первых, Финляндия — страна далеко не крошечная. Для сравнения: площадь Бельгии — 30,5 тыс. кв. км; Нидерландов — 41,5 тыс. кв. км; Франции — 550 тыс. кв. км; Германии — 357 тыс. кв. км.
А площадь даже нынешней Финляндии — 337 тыс. кв. км.
Во-вторых, население Ленинграда в 1939 году насчитывало 3401 тыс. человек, а без городских поселений, подчинённых Ленсовету, — 3119 тыс. человек. Население же Финляндии по переписи 1940 года составляло 3887 тыс. человек.
В-третьих же, в то время в Финляндии не так уж и мало взрослых людей не в психиатрических лечебницах, а на общественных собраниях призывали к созданию «великой Финляндии» «до Урала».
Подобные силы могли и впрямь даже сами сдуру Ленинград обстрелять. А ведь за ними стояли тогда Англия и Франция. Обе эти державы вначале подстрекали финнов к «жёсткой позиции» в ходе советско-финских переговоров по границе 1939 года, а потом намеревались послать в Финляндию экспедиционный корпус и даже бомбить Баку…
Да и Германия, спроектировав финнам линию Маннергейма, вполне могла в какой-то момент войти с финнами в союз и угрожать Ленинграду именно что дальнобойной артиллерией.
Собственно, так ведь позднее и произошло! В начавшейся войне Германии с СССР «крошечная» Финляндия не заняла разумную позицию нейтралитета, а сразу же по мере сил начала свой хотя и кровавый, но фарсовый «реванш».
Этим не стоит, конечно, тыкать тем же финнам в нос — народ этот уважения заслуживающий. Но и забывать нам, русским, о таком прошлом негоже.
Уж не знаю почему, но Дм. Винтер русский народ не очень-то любит (а уж советский вообще на дух не переносит), зато очень любит не только финнов, но и, например, поляков. Возможно, здесь сказывается духовное родство с «хорошим человеком» и «правителем совсем неплохим» Лжедимитрием I, то бишь Гришкой Отрепьевым. Поэтому Дм. Винтер напропалую «защищает», например, поляков-антисоветчиков из будущей армии Андерса. Тех, которые сбежали в английский Иран вместо того, чтобы продемонстрировать всему миру польскую «гоноровую доблесть» под русским Сталинградом.
«Кровавый тиран» Сталин, много сил и средств положивший на армию Андерса, по поводу бегства «гоноровых панов» лишь пожал плечами, но задерживать «героев» в России не стал. А вот англичане — «опора демократии и справедливости» — позднее спокойно использовали «андерсовцев» как «пушечное мясо» и «живой щит» в Италии под Монте-Кассино, об окровавленных маках которого в Польше поют до сих пор.
И вот при всём при том у Дм. Винтера поворачивается язык говорить о якобы полувековой «оккупации» Польши — вначале, как он пишет, «…советско-нацистской, потом чисто нацистской, потом, наконец, чисто советской»…
«Советско-нацистской оккупацией» Винтер называет воссоединение с Родиной земель Западной Украины и Западной Белоруссии, отторгнутых Польшей от РСФСР и УССР по Рижскому договору 1921 года.
Я уже устал раз за разом напоминать разного рода винтерам и прочим! Не было никаких польских «восточных кресов», а были исконно русские земли, которые даже английский министр иностранных дел Керзон признавал русскими, предлагая этнически обоснованную русско-польскую границу по так называемой линии Керзона.
Слышал Дм. Винтер о такой? Сегодня как раз в основном по ней проходят польско-белорусская и польско-украинская границы…
Ответственность даже за нацистскую оккупацию Винтер возлагает вновь на Сталина. И потом на Сталина же он возлагает ответственность уже за «чисто советскую оккупацию» аж до 1989 года. Это Винтер подобным образом оценивает то время, когда Польша, в союзе с СССР, впервые в своей истории создала общество, которое обеспечивало интересы простых трудящихся так, как никогда до этого!
Особое же, уж не буду сдерживаться и скажу прямо, омерзение вызвало у меня расписывание Винтером якобы беспримерного «героического сопротивления» поляков на фоне инсинуаций в наш адрес.
Да, лучшая часть польского народа действительно героически сражалась под Вестерплатте, под Варшавой и позднее — вместе с Красной Армией. И вечная этим полякам за это слава!
Но это ведь была не только лучшая, но и трагически меньшая часть нации. В целом же поляки как нация рухнули в две недели без особого сопротивления агрессору, что однозначно доказывало гнилость общества (подобную гнилость и неготовность к сопротивлению продемонстрируют менее чем через год и французы).
Зато за свободу Польши, за то, чтобы Польша получила огромные послевоенные приращения своей территории, отдали свои жизни более шестисот (!) тысяч советских солдат! Поляки же, воевавшие с 1939 года, на полях всех сражений Второй мировой войны, включая и Монте-Кассино, не заплатили за Победу и трети русской цены, заплаченной за Польшу.
И Дм. Винтер имеет после этого наглость».
Эх!
В то же время о фактах бесчинств поляков Андерса в Средней Азии, зафиксированных документами совместных комиссий, Винтер пишет как о «якобы» бывших.
Увы, бесчинства были на самом деле. Цитируя архивные документы, опубликованные уже в антисоветские времена в серии «Русский архив», я писал об этом в своей книге «Мифы о 1945 годе».
А вот ещё один показательный пассаж из книги Дм. Винтера, взятый почти наугад (речь в цитате о франко-германской войне и французах):
«…значительную часть «интеллигенции, готовой сдаваться без боя», составляли французские коммунисты, которые после подписания пакта Молотова — Риббентропа по указанию из Коминтерна приняли резолюцию о «поражении своего правительства в империалистической войне», за что, кстати, ФКП 26 сентября 1939 года и была запрещена. Советские историки очень любили смаковать факт запрета… но, естественно, умалчивали о его причине…»
Здесь Винтер следует за, например, Черчиллем, и даже переплёвывает его в оплёвывании французских коммунистов. Черчилль уже после войны писал:
«Гитлер был убеждён, что французская политическая система прогнила до основания и заразила французскую армию (тут Гитлер был абсолютно прав, причём армию заразила-то гнилью буржуазная система, а не ФКП. — С. К.). Он знал силу коммунистов во Франции, знал, что её можно будет использовать, чтобы ослабить или парализовать действия, как только Риббентроп и Молотов достигнут соглашения и Москва осудит английское и французское правительства за то, что они вступили в капиталистическую и империалистическую войну…»
Английское и французское правительства действительно вначале спровоцировали обещаниями всемерной поддержки Польшу на войну с Германией, а затем сами вступили в именно что капиталистическую и империалистическую войну.
Но речь сейчас не об этом, а о том, что английская, скажем, компартия 3 сентября 1939 года приняла манифест, требовавший от трудящихся всемерной поддержки войны с фашистским агрессором и одновременно борьбы за свержение правительства «умиротворителей» и замены его другим.
Правительство же Чемберлена в те же дни категорически запретило бомбить военные объекты на территории Рура на том основании, что это-де — частная собственность. Об этом пишет, между прочим, всё тот же Черчилль.
Что же до ФКП, то 25 августа 1939 года (уже после подписания советско-германского пакта от 23 августа 1939 года) газета компартии «Юманите» опубликовала заявление ФКП, где говорилось: «В подлинной борьбе против фашистского агрессора Коммунистическая партия отстаивает своё право быть в первых рядах».
А 21 сентября 1939 года другой коммунистический печатный орган — «Ви уврир» — пророчески предупредил: «Правительство, которое боится народа, идёт к поражению».
В марте 1940 года французские власти начали процесс над 44 коммунистами — депутатами парламента. Депутат-коммунист Этьен Фажон сидел при этом не на скамье подсудимых, а на свидетельской скамье Дворца юстиции, куда его доставили в военной форме — прямо с фронта.
Весь «процесс» продолжался полчаса — затем судьи объявили, что рассмотрение дела откладывается без оглашения даты возобновления процесса. То есть за пять месяцев, прошедших после запрета ФКП, обвинение так и не смогло набрать мало-мальски убедительного материала не то что для обвинения, но даже для ведения процесса.
Ознакомительная версия.
