— Ты знаешь, со временем воевать становится даже весело. Раньше, в Америке, я работал в банке, и это было довольно скучно. А сейчас мы с Адамом летаем на вертолете — он рулит, а я стреляю. Ты знаешь, иногда стрелять так забавно!
— Да нет, не слушай его, — очень серьезным тоном перебил Адам, — это совсем не весело. Никогда, ни в какой ситуации убивать людей не бывает забавно. Не говори так.
— Ладно, на самом деле у нас транспортный вертолет. И стрелять приходится, только если по нам открывают огонь.
— И часто по вам открывают огонь?
— В Ираке кто угодно может выстрелить, любой фермер, — вдруг признался Джон. — Работает он у себя в поле, видит — вертолет летит, побежал, схватил в канаве автомат — и давай стрелять. А мне приходится отвечать.
— Точно, у этих фермеров оружия навалом, — вторил Адам, только что расписывавший мне добродушие иракцев.
— Но ты же говорил, что вы боретесь только с террористами? — продолжал допытываться я.
Адам и Джон при этих словах как-то болезненно улыбнулись.
— Да, мы ведь боремся с террористами. Мы не стреляем по мирным жителям. Но нам приходится убивать, чтобы не убили нас. Ты был когда-нибудь в Багдаде? — вдруг спросил Адам.
— Да, только до войны, — признался я.
— А я только после войны. И он сейчас выглядит так, как будто прошел торнадо. Все разворочено, разбито. Но это не потому, что мы старались разрушить город. Мы не хотели разрушать весь город! Мы же наносили удары только по военным объектам, по дворцам Саддама. Мы не бомбили школы и частные дома. Но террористы нас вынудили…
— Извини, а как ты думаешь, почему эти террористы ненавидят американцев?
— Ну, им не нравится наш образ жизни. Они ненавидят то, как у нас одеваются женщины… Еще мы — самая свободная страна, и они ненавидят нас за то, что у нас столько свобод… Им не нравится наш образ жизни.
— Иракцы говорят, что ненавидят американцев за то, что вы на них напали.
— Но ведь мы не первые начали! — почти закричал на меня Адам. — Ты не помнишь 11 сентября? Это было ужасно. Это они объявили нам войну. Как нас в школе учили — никогда не начинай драку первым. А они начали, и теперь им приходится отвечать.
— Но ведь 11 сентября в тех самолетах не было иракцев…
— Да, но мистер Хусейн, он ненавидел Америку! Он ненавидел американцев, не раз жег американские флаги! Он был очень богатым человеком и все время давал деньги террористам, Осаме бен Ладену. А Афганистан был логовом террористов, и нам пришлось прогнать их оттуда.
К нам подошли две темнокожие девушки.
— Офицеры, — шепнул мне Джон, повернулся к ним и стал рассказывать про сделанные покупки. Одна из них позвала моих собеседников в автобус.
— Ладно, ты нас извини, у нас не очень много времени, — начал прощаться со мной Адам, — мы здесь, в Катаре, всего три дня — завтра назад, в Ирак. Надеюсь, в следующий раз встретимся уже в Америке. Если хочешь, можешь потом еще с кем-нибудь пообщаться — сейчас очень много ребят привозят. Сплошным потоком, каждый день. О-очень много.
Он с шумом допил свой молочный коктейль и поспешил к автобусу, увозящему его на войну.
«Коммерсантъ», 19.04.2004
Глава 3
Киргизия
Бесконечная революция
Бишкек накануне революции. — Путь революции от наркологической клиники до Белого дома. — Разгромленный Бишкек. — Неоконченное восстание в Кемине. — Вторая киргизская революция против Бакиева и Березовского. — Козлодрание как символ политического процесса
Первая киргизская революция для меня произошла очень быстро. Я едва успел приехать в Бишкек и написать, что она вот-вот случится, — и она сразу случилась.
С другой стороны, киргизская революция для меня тянулась очень медленно.
День 24 марта 2004 года вообще казался бесконечным — его я провел на площади Ала-Тоо, пытаясь вычислить, с какой стороны сейчас нападут. Справа митингующих закидывали камнями, слева наступали всадники, справа же стоял ОМОН, толпа волнами бегала то в одну, то в другую сторону — сначала отступала под натиском, а потом сминала нападавших. Мне приходилось бегать вместе с ней, но я все время ловил себя на мысли, что хочу только одного: чтобы все это как можно скорее закончилось. Не важно как — но чтобы я мог с чистой совестью уйти писать репортаж. Но ничего не закончилось. Ни в тот день, ни на следующий, ни через месяц, ни сейчас. Я написал уже больше десятка репортажей, а противостояние в Киргизии все еще продолжается: волна то нахлынет, то схлынет.
Сейчас я понимаю, что борьба вообще никогда не заканчивается. Ее можно бросить, а можно даже и не пытаться — но выиграть нельзя. А если тебе кажется, что ты победил, то уже в следующий миг тебя, вероятнее всего, обманут. И нужно будет бороться опять за тот самый один счастливый миг.
24 марта 2005 года
Сегодня в Бишкеке должны начаться массовые антиправительственные выступления. Вчера первый такой митинг был разогнан ОМОНом.
Белые кепки против белых бейсболок
В Киргизии сейчас школьные каникулы. Центральная площадь Ала-Тоо после полудня полна гуляющих: школьники, дети с родителями, фотографы, которые делают им снимки на память. На краю площади столпился народ — это очередь желающих сфотографироваться с огромными плюшевыми слоном и жирафом.
Несколько минут спустя хозяева игрушек начинают спешно засовывать их в кузов своей машины. Фотограф садится за руль, а две женщины начинают сзади толкать ее — в ворота находящегося прямо здесь же гаража.
— Помоги, пожалуйста, дотолкать машину, — обращается ко мне одна из них.
Еще не рассосавшаяся очередь недоумевает.
— А можно хоть фотографию получить? Мы вчера фотографировались… — обиженно говорит женщина с маленькой девочкой.
Фотограф подбегает к ней и начинает увещевать быстрым шепотом:
— Какая фотография? Уходите домой. Мы сейчас не работаем. Нам сказали срочно уйти, по крайней мере до пяти нас тут не будет. Некогда сейчас, уходите.
Я вопрошающе смотрю на помощницу фотографа.
— Подходили из хакимията (мэрии. — прим. автора). Сказали, что сейчас будет митинг и нам надо срочно уйти.
О митинге, намеченном на три часа дня, я и так знаю. Правда, оппозиция хотела собираться не на главной площади, где много госучреждений, а чуть поодаль — на 500 метров в сторону, на пересечении Чуйского проспекта и Советской улицы.
Я неспешно иду к месту проведения митинга. На автобусной остановке вдруг раздается громкий вздох. Женщины, вышедшие из магазина, хорошо видели с этой стороны улицы, как около десяти протестующих подошли к памятнику Уркые Салиевой — киргизской революционерке, которая в 1920-е годы выступила против басмачества, а из-за угла к ним вдруг побежали около 200 милиционеров, все они с офицерскими погонами. Некоторые женщины на остановке прижимаются к стенам зданий. Другие переходят улицу, чтобы рассмотреть поближе.
Поравнявшись с пикетчиками, стражи порядка берутся за руки и, образовав цепочку, оттесняют их на газон. Те не сопротивляются, они послушно идут назад, но при этом, не отворачиваясь, смотрят в лица милиционерам. Газон, на который они ступают, кажется свежим и мягким, но на самом деле его, очевидно, совсем недавно обильно полили, и ноги по щиколотку вязнут в мокрой грязи.
Одна из пикетчиц в громкоговоритель рассказывает собравшимся, зачем они собрались:
— Мы хотим знать правду о том, что происходит на юге страны, и о том, как прошли выборы. Мы просто хотим обменяться мнениями и заявить о своей позиции.
Вдруг в теснимой милицией толпе начинается потасовка. Пять-шесть плохо выглядящих женщин разного возраста начинают что-то громко кричать, размахивать руками, явно стараясь задеть митингующих. Одна из них кидается на женщину с громкоговорителем, пытается вырвать его.
— Зачем вы мешаете нам жить? Не надо создавать беспорядков! Уходите отсюда! Мы хотим жить спокойно! Вы продались за 20 долларов! — кричит она, стараясь ударить пикетчицу. Та отступает.
Демонстранты явно растеряны. Пять «сторонниц закона и порядка» кричат еще с минуту, потом резко замолкают. Я подхожу к одной из них, чтобы спросить, почему они решили прийти сюда.
— Не надо подходить ко мне! Не спрашивай меня! Отойди! — начинает она, едва не срываясь на истерику, и явно норовит влепить мне пощечину.
— Не подходите к ним, не обращайте на них внимания! Вы же видите, они пьяные, они не в себе! — обращается ко мне женщина с громкоговорителем. — Они приходят на все митинги, это дежурные провокаторши. Они, судя по всему, или из наркодиспансера, или заключенные, с поселений, — убрав мегафон в сторону, говорит она мне шепотом. Явно старается не навлечь на себя очередной всплеск гнева «сторонниц порядка».
