Ко мне на работу позвонил отец.
— Ты был прав, срочно ищи, кому продать нашу квартиру, мы с матерью хотим уехать.
— Дозрели?
— Да. Это ужасно. По телефону говорить не хочу, приезжай.
Хрущевка моих родителей стояла в центре, на ул. Партизанской, напротив художественного фонда республики. Со своего четвертого этажа они собственными глазами наблюдали картину, которая со временем стала обычной в разных местах города. Возле здания фонда проходили несколько русских парней. Мимо них проехала "Волга", потом остановилась. Из нее выскочили несколько вооруженных чеченов и буквально в упор изрешетили ребят из автоматов. Потом не спеша сели в машину и так же не спеша уехали. Ни о каких мафиозных разборках речи быть не могло, у нас такого никогда не водилось. После того, что мои родители увидели, до них наконец дошло, что такое "независимая Ичкерия". Они оба прошли войну, воевали, но эта картина потрясла их своей бессмысленной жестокостью.
Знакомых среди чеченцев у нас было много, но выбрать из них наиболее подходящего покупателя, чтобы за эти же деньги не пришлось платить собственной жизнью, оказалось труднее. Но в любом случае через неделю вопрос уже был решен. Один из наших приятелей, преподаватель университета, интеллигентный парень нашего возраста, с удовольствием воспользовался этой возможностью. У него возвращались из России родственники, и довольно символическая стоимость квартиры, так как цены уже сильно упали вниз из-за большого оттока населения, их только обрадовала.
За несколько дней перед продажей квартиры отец попросил меня перегнать его машину — "пятерку" к родственникам в Прохладное. Сам он водителем был аховым, если сказать честно, не накатал на ней за 3 года даже обкатки, и такого пути просто не осилил бы. Это путешествие было очень рискованным, если сказать мягко, ведь часто у нас убивали водителей даже за более старые машины, случаев было много, причем не только неверных, но даже и своих, а тут практически новая, экспортного варианта, "пятерка". Но выхода не было. Отец с ней расставаться не хотел, это была его любимая игрушка, которую он смог купить, честно отработав всю свою жизнь. Выезжал только иногда на рыбалку и в гости, остальное время только сдувал с нее пыль и елозил губкой.
Собирался я недолго. Положил в багажник 2 канистры бензина, так как перебои с бензином были уже довольно часты, для маскировки — старую сеть, еще какого-то рыбацкого хлама и 2 бутылки водки в бардачок. Конечно, водку я брал не для того, чтобы пить, но эта "валюта" всегда была в ходу. Утром, пораньше, пришел в гараж, перекрестился, хоть и был еще не крещенным, и стартовал. Самое страшное и рискованное — это пересечь нашу границу.
До поста, отделяющего Чечено-Ингушетию от Осетии, я доехал часов в 10 утра. Старался специально не слишком рано, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания, а так, чтобы какое-то движение уже началось.... Как назло ни одной машины-попутчика не было, да и кому охота шляться, чтобы на пулю нарваться, машин вообще практически не встретил.
Не повезло. От костра, горевшего невдалеке от поста, окруженного кучкой людей, кушавших шашлык, встала фигура и, пошатываясь, пошла ко мне, даже не делая знака остановиться. Однако чуть не волоком, за ремень, он тащил автомат, а возле отдыхающих стоял крупнокалиберный пулемет.
— Что в багажнике?
Увидел канистры.
— Вино?
— Да нет, бензин, на рыбалку еду, где там заправляться?! А водку, конечно, прихватил, какая же рыбалка без водки?
Только тут "джигит" поднял на меня взгляд, правда, не знаю: видел он меня или нет, настолько его взгляд был бессмысленным.
— Водка — это хорошо, а то у нас кончилась.
Я мгновенно нырнул в бардачок и протянул ему обе бутылки. Он схватил их и, уже отворачиваясь от меня, сказал:
— Будешь ехать обратно, вина прихвати...
Стараясь не спешить, я сел в машину, завел и медленно тронулся с места. Стал плавно набирать скорость, все больше и больше. Вперед я практически не смотрел, дорога пустая, только в заднее зеркало: не встает ли кто от костра к пулемету, и все время наращивал и наращивал скорость. Несколько километров, разделяющих посты Чечни и Осетии, я пролетел мгновенно, как мне показалось, хотя это были одновременно самые долгие секунды в моей жизни. Когда я оторвал взгляд от зеркала, то увидел впереди осетинский пост, бетонные блоки поперек дороги, на обочинах ежи и поперечные нашлепки на асфальте. Сразу начал тормозить, но скорость была огромной, и влетел на эти нашлепки на весьма приличной скорости. Еще метров двадцать-тридцать я чувствовал себя, как на гигантском вибростенде, только с трудом удерживая руль. Наконец, машина в последний раз ударилась и заглохла. Приехал... От поста ко мне уже бежала цепочка людей в милицейской форме, на ходу передергивая затворы автоматов. Я поспешил выйти и сразу поднял руки. Старший из них, осетин, посмотрел на мои номера, потом на лицо и сказал не то с вопросом, не то утвердительно.
— Русский? Из Чечни?
Мне оставалось только кивнуть головой. Автоматы опустились.
— Помощь нужна?
— Нет. Хочу только осмотреть машину, ей здорово досталось.
Осетин заулыбался.
— Штраф за превышение я тебе выписывать не собираюсь, хотя несся ты, как на гонках. Страшно было?
Я неопределенно пожал плечами, не могу же я признаться, что было очень страшно.
— Ничего, теперь не волнуйся, езжай спокойно. Все в порядке, ты не первый оттуда.
Через несколько дней погрузили вещи родителей в контейнер и в этот же день сели на поезд... Родители попросили, чтобы я проводил их к родственникам в Рязань. Доехали без проблем. Мать спросила у меня:
— Может, ты останешься, не будешь возвращаться?
— Мама, там же Ирина!
— Да, я понимаю...
И вдруг у матери случилась истерика:
— Да за что же вам это? Ну ладно мы воевали, но ведь это были фашисты! А вам-то за что? Вам за что умирать?
Ее с трудом успокоили... Через день, рано утром, я уехал обратно. Больше матери, живой, я не видел. Теперь я не могу даже посетить ее могилу...
1992. ВРЕМЯ МЕРТВЫХ Зарплаты нет. Все деньги, что поступают в республику, идут прямым ходом к Дудаеву. Вот на зарплату для его гвардии они есть всегда. Ну и на оружие, видимо, тоже беспрепятственно, недаром оно продается не только на базаре, а уже прямо напротив банка. Ассортимент, конечно, обширный, можно купить от ножа до миномета. Патроны, мины, гранаты тоже в изобилии. Слюнки текут, но не по зубам. Это только чеченам доступно. Для нас же, даже стоимость одного автоматного патрона, 60 р., уже кусается. Да и не положено русским оружие иметь. Это привилегия только для своих. Мы же чужие, на нас объявлена охота, и в прямом, и в переносном смысле.
Зато теперь уже наша кровь поливает эту же землю. Вечерами, когда мы съезжаемся с "работы", ведь только этим теперь и можно хоть что-то заработать, обмениваемся новостями и слухами. Несмотря на то, что в мирное время в городе было 470 тысяч населения, все равно каким-то боком мы все знакомы. Имеем общих знакомых, работали на тех или иных заводах, учреждениях или знаем кого-то из них. Начинается, как всегда, невесело, впрочем, так же и заканчивается.
— Такого-то знаете? Там-то работал?
— Да, знаем.
— К нему ночью вломились... Его, жену, детей — всех под нож... А такого-то? Помните?
— Его тоже... На днях.
Когда просто убивали, это уже как-то не пугало, но часто резали живых на кусочки, насиловали маленьких детей и сбрасывали с балконов... Это было страшно. Кто-то отмахивался: "Да брехня все это, вы же лично не видели?!" Но со временем такие перевелись. Впрочем, и спрашивать, что нового, тоже перестали, и так все ясно. Да и привыкли все. Смерть уже не казалась каким-то пугающим словом. Она просто была рядом с нами каждый день, каждую ночь, каждую секунду.
После уроков, когда жена заканчивала работу, ехал за ней. Категорически запретил ей выходить из школы, приказал ждать меня, насколько бы я ни задержался. Уже неоднократно запихивали русских девушек и женщин в машины, и они пропадали бесследно. Кстати, один такой случай произошел на ее глазах, с ее ученицей, спасибо какой-то старик-чеченец вступился и отстоял девочку. На другой день эта ученица в школу не вышла, и вместе с семьей они быстро уехали. Вообще количество учеников очень сильно поредело. Директор школы Гельман нанял двух боевиков для охраны школы, а заодно и своей машины, стоявшей возле школы. В основном оставались чеченские дети, которых доставляли и забирали из школы на машинах. К концу уроков территория школы напоминала приличный автопарк, невзирая на бывшие клумбы и дорожки. Тут, кстати, проходимость моего броневика очень даже пригодилась. Я занимал самую лучшую позицию поближе к дверям. Владельцы "мерсов", "ауди" и "БМВ" даже не обижались такой наглости, они знали, что на этой машине приезжают за учительницей. Терпели.
