Вечером ненадолго приезжали родители. Говорить особо было не о чем. Мать не плакала, она только смотрела на меня все время с сожалением и повторяла одно и тоже — учился бы дальше, пошел в аспирантуру, стал бы человеком. Отец вздыхал, он хорошо представлял себе, чем на самом деле может кончиться наша «передислокация».
— Оружие не сдавайте, пока не прилетите на место. Да и там не торопитесь.
— Да, пап, конечно, папа.
— За своих не бойся, пока мы здесь, с ними все будет в порядке.
— Я знаю, папа.
— Хорошо, что я уже уволился. До перестройки…
— Да, отец.
— Если все будет. в порядке, поскорей забирай Аллу с Ксюшей в Россию. А мы тогда к Юре во Владивосток переберемся.
— Если будет, папа.
— Ты не пей там, сынок, ведь новое место, новые люди.
— Конечно, мама.
— Смотри там.
— Мы еще увидимся, езжайте, поздно уже.
Толян утром заехал за мной на такси. Алла вышла меня проводить. Увидев ее, Толик выскочил из машины, поцеловал в щеку.
— Я за ним присмотрю, ты не бойся!
— Сам не пропади.
— Как только будет какая-то ясность, сразу вас вызовем!
— Мы будем собираться. Ксения вчера уже искала по карте Тюмень…
— Везде люди живут. Ну, до встречи, любимая?
— Берегите себя и держитесь вместе!
— Да нас водой не разольешь!
— Ангела-хранителя в дорогу!
Ангела? Какого ангела? Под майкой на груди что-то непривычно кольнуло. Я засунул руку под рубашку и нащупал крестик, который вчера еще перевесил со шнурка на цепочку. Хлопнула дверь подъезда, такси медленно повернуло на Гауяс, не спеша прошелестело под мелким дождем через липовую аллею и рванулось в сторону Вецмилгрависа.
— Слышь, Толян?
— Чего?
— Ведь только-только батюшка приезжал крестить нас.
— Ну и что?
— Так ведь в тот же день, вечером, все рассосалось.
— На чудеса намекаешь?
— Дурак ты, Толян! А разве все эти самолеты в Тюмень, уносящие нас, как божьих коровок, в Россию, вместе с бронетранспортерами, пулеметами и знаменами, — это разве не чудо?
— Я не знаю, Валерка… Не знаю…
В кубрике остались только кровати, и даже матрасов на них уже не было — все собрано. Вещи мы запихали в микроавтобус, который нам выделили для переезда.
Маленький человечек со стариковским лицом — Ваня Демидов — пил одну за одной и все время приставал ко мне с одним и тем же вопросом: лететь ему в Тюмень или остаться в Риге?
— Ваня, откуда я знаю? Я знаю ровно столько же, сколько и ты. Решай сам!
— Да как же я могу решить? Хоть бы приказали, что ли… — чуть не плакал сержант.
Утром на базу ворвалась запыленная «Волга» с литовскими номерами. На ней к нам прорвались через прозрачную пока границу три офицера Вильнюсского ОМОНа.
Теперь они пили вместе с нами, еще не отойдя от возбуждения ночной опасной дороги, рассказывали, как хреново все у них в Вильнюсе обернулось. Отряд фактически распался. Макутинович пропал, литовцы оборзели. Местный КГБ приготовил к сдаче Буткявичюсу два грузовика с пулеметами и автоматами, одних РПК — двести пятьдесят штук. так какой-то лейтенант-пограничник, случившийся рядом с отделением солдат, отбил оружие и увез в погранотряд. А вы? А у нас…
Я пишу фрагментарно. Вспоминать тяжело. Да и не все до сих пор еще можно себе позволить вспомнить. Люди — живы. Некоторые до сих пор в международном розыске. Аресты продолжаются до сих пор.
А еще — постоянное ощущение, что я опаздываю. Куда? Уже весна. Я в России. На дворе 2008-й, страшно подумать, год!
Я давно никому не нужен и не интересен. Доживаю свое. Но откуда же это чувство?..
Трегубов приехал, привез две огромные сумки, припорошенные песком. Как и доволок, не побоялся. Достали из сумок водку, консервы. Усадили Палыча с нами за стол. Тот просится — возьмите меня с собой! И ведь всерьез просится! Ну куда мы его возьмем? Списки отряда уже поданы латышской и российской сторонам. Туда внесены все, кто улетает, пофамильно, с адресами жительства в Риге, с номерами паспортов и служебных удостоверений. Литовцы, правда, с нами летят. И два офицера армейского спецназа, которые перешли к нам еще 22 августа, — тоже летят. Хотя не верится мне, что их не заберут обратно. Круто мясорубка проворачивает всех, кто в армии поддержал ГКЧП. И это только начало.
Ночью приезжал Арсен на армейском «уазике». Простились с ним по-человечески, поблагодарили за все. Базу показали. Рыжий, правда, разгуливая с автоматом, случайно нажал курок, и пуля вошла в асфальт прямо между капитанскими ногами. Ему понравилось! Целый сейф загрузили оружием под завязку, закрыли на ключ и отдали на хранение Арсену. Он обещал со временем переправить нам в Россию, военным бортом, когда армию выводить начнут. А ведь и правда, начнут, не задержатся!
Колонна разномастных автомашин вытянулась у ворот базы. Наверное, около тридцати единиц техники, не меньше. «Латвии», милицейские «бобики», грузовики, АТНы, четыре БТРа, «Волги», «Жигули», иномарки. Все забито под завязку.
Мы едем с Толяном и Рыжим в белом «рафике». За рулем, конечно, Рыжий. Рядом с ним — Толян. Я один развалился в салоне, просунув между сидящими впереди мужиками длинный ствол пулемета. За мной все завалено сумками с вещами. Мне жарко, я снял берет, на плече у меня изогнулся дугой взводный котяра по кличке Сидор. Я в таком виде колоритный, меня, с пулеметом и котом на плече, усиленно снимают многочисленные корреспонденты. Я сначала отмахивался и матерился, потом плюнул — пусть снимают.
Наконец колонна медленно трогается с места. На выезде, у поворота на шоссе, целая толпа людей. Кто-то плачет, кто-то нас проклинает, кто-то вместе с телекамерой чуть не попадает под колеса. И вдруг раздается хлопок, дорогу окутывает синий дым. Какой-то мудак из толпы бросил дымовую шашку. Рыжий, отчаянно матерясь, вслепую выворачивает с нашей грунтовки на асфальт. Колонна потихоньку набирает скорость. Мы едем через Саласпилс, объезжая Ригу, — боятся суки! Над каждой машиной развевается флаг Латвийской ССР, из каждой машины кто-нибудь машет прощально толпе черным беретом. И почти на каждой машине плакат: «Мы вернемся!» Ребята из «Дельты» на серой «Волге» начинают объезжать колонну сбоку, равняясь по очереди с каждой машиной. Поравнялись и с нами. Дюжий сержант протягивает Рыжему литровую бутылку водки и стакан. Тот, руля одной рукой, передает все это Толяну. Толян разливает, мы выпиваем и отдаем бутылку обратно в «Волгу». Сержант машет рукой и нагоняет следующую машину, впереди нас.
Весь отряд пил сутки перед отъездом, но пьяных нет И сейчас не будет. Водка течет как вода, и это не метафора. Это прощание с Ригой.
Вот и аэропорт. Суета, распределение по бортам. На полосе стоят, ожидая очереди на погрузку и взлет, не то двенадцать, не то четырнадцать военно-транспортных Ил-76. Почти целый полк транспортной авиации. Темнеет. Час, другой проходят в нервном ожидании. Наконец и мы идем на посадку. Рыжий — спецназовец все же — резво влетает на микроавтобусе в железное чрево самолета вслед за БТР и как вкопанный встает на свое место. Операторы крепят груз цепями, мы рассаживаемся на откидных скамейках и последний раз вглядываемся через отверстую пасть грузового люка в мигающую огнями далекую панораму Риги. Ее не видно на самом деле за лесом, но каждый убеждает себя, что это именно она.
С визгом включается вспомогательная силовая установка, медленно сдвигаются навстречу друг другу и с лязгом захлопываются наконец огромные створки грузового люка. Падает на свое место вертикальная железная перегородка с сиротливой дверцей посередине. И все. Тяжелый «Ил» долго выруливает, чуть покачиваясь, на взлетку, быстро разгоняется, турбины визжат все сильнее и. глуше. А потом уже воздух, латвийское серое небо, чуть подсвеченное заревом города снизу. Я подхожу к технику, прошусь в штурманскую на минутку. Тот неохотно отодвигается в сторону от прохода в кабину. С верхнего, пилотского, этажа как раз спускается какой-то майор, зависает на трапе и понимающе кивает мне в сторону штурмана: иди, мол, парень, полюбуйся в последний раз!
Я протискиваюсь вперед к прозрачному колпаку под ногами у штурмана, становлюсь на колени, приникаю к стеклу и минут пять провожаю редкие огоньки внизу. Рига давно уже в стороне. Пора и честь знать. Я, кряхтя, поднимаюсь с коленок и возвращаюсь в грузовой отсек. Толян по-свойски курит у ведра с водой и болтает о чем-то с техниками и операторами. Наверное, рассказывает, сколько тысяч латышей замочил одной левой. Я отстегиваю лавку и укладываюсь спать — лететь еще долго.
Прежде чем забыться, смотрю на часы, стрелка на моих «Командирских» давно перевалила за полночь. Значит, лето кончилось. Уже 1 сентября.
(Из рукописи Иванова)Ранним утром 1 сентября 1991 года колонна Рижского ОМОНа проследовала из аэропорта через окраины спящей Тюмени за город — в пионерский лагерь МВД «Юный дзержинец». Редкий обыватель, попадавшийся на пути колонны, долгим сонным взглядом провожал диковинное зрелище: длинная вереница разномастных автомобилей, среди которых затесались, рыча дизелями, бронетранспортеры; красные флаги на каждой машине — и это в победившей коммуняк демократической России?! Угрюмые, почерневшие от бессонницы и злости взрослые мужики в камуфляже и черных беретах смотрели тюменцам прямо в глаза, и не каждый сибиряк выдерживал эти прямые взгляды.