И к стволу сойдутся жены,
И прольется дождь из кроны,
На колени бросив нас!
Пусть взрастет восторг народа,
Пальма!.. Вот, полуслепа,
Над дарами небосвода
Гнется алчная толпа.
Ты свое свершила дело,
Ты ничуть не оскудела,
Дар прекрасный отреша,
На мыслителя похожа,
Богатеющего, множа
Все, чем делится душа!
ЛУИ АРАГОН (1897-1982)
Шагал IV
Откуда ты бредешь паломник
Крылатый конь откуда ты
Набит питомцами питомник
От белизны до черноты
В любом узнай канатоходца
Пусть он о том не знает сам
Привыкнуть разве что придется
К иным чем прежде небесам
Рискуешь тропкою канатной
Ты век затмивший все века
Пусть будет публике приятно
От столь приятного прыжка
Да живопись сплошная память
Сюда чужие ни ногой
Таких полотен не обрамить
Другие марши цирк другой
Но как чудовищно похожи
И твой Нотр-Дам и Витебск твой
И оттого душе дороже
Двойной портрет любви живой
Шагал V
Ни верх ни низ ни тьма ни свет
Светло хотя светила нет
Отчасти кривизной греша
Где синь где зелень там душа
Часы ударят в забытье
Гроб для него и для нее
Гнездом багряным остров мчит
Здесь бьется сердце век молчит
Из ничего растет ничто
Оркестр в огромном шапито
А номер главный впереди
Канатоходец упади
Снаружи дождь и поздний час
Кляня вести куда-то вас
Эквилибристу не впервой
Ведь он с ослиной головой
Он болтовню начнет свою
В аду не хуже чем в раю
Один неплох другой неплох
Что ангел мол что скоморох
Жизнь означает воровство
Встав на Пегаса своего
Лицо двойная тень и свет
Наездник цвет вот весь ответ
Шагал VI
Кто любит рассуждать про чудо
Всегда рыдает без труда
Для слуха следуют отсюда
Расцветки горести и худа
И слезы жиже чем вода
Художник истинный однако
Умеет зримым пренебречь
Он жрец незнаемого знака
Он зритель звезд не зрящий мрака
Так пенье далеко не речь
Он прячет мысли как занозы
Как птиц что могут жить в тиши
В музее сплошь метаморфозы
Зевака мнит что видит розы
А это боль живой души
Сменилась жизнь по всем приметам
Сменились век и человек
Любовь и та иная цветом
И ведь не зря опасен летом
Средь папоротников ночлег
Осенний день в осенней раме
Кричит стекольщик прямо ввысь
Я медленно бреду дворами
Смотрю на все чего во храме
Не взвидишь сколько ни молись
Но в зимнем отсвете последнем
Забыв о стаже временном
Сад облеку покровом летним
И угощу двадцатилетним
Как прежде молодым вином
Шагал VII
Под телегой под рогожей
Лег поспать я где петух
И собака спали рядом
Все бело бело как пух
И ни с чем ни с чем не схоже
Только спать ли в самом деле
Шум в селе стоит с утра
Снег куда не кинешь взглядом
Значит кур будить пора
Чтоб на яйцах не сидели
Примечаю напоследок
Чей-то черный кожушок
Снегопадом снегопадом
Снеговик подай урок
Как смешней гонять наседок
Скоморохи скоморохи
Вашей прыти как займу
Чтобы сесть на солнце задом
Чтоб затеять кутерьму
Ох веселые пройдохи
Шагал IX
Как хороши твои цвета
Художник горький дух миндальный
Любви живой любви печальной
Ты кистью служишь неспроста
Ты без конца рисуешь детство
Любовь когда еще нежны
Для сердца давний дух весны
Неотклонимое наследство
Тебе и с крыши слезть невмочь
С нее на мир глядеть способней
И рисовать точней подробней
Прохожих и родную ночь
Уходит время не лови
Картины все-таки не сети
Вновь на твоем автопортрете
Печаль законченной любви
Шагал XV
Кто нарекает вещь хотя молчит
Кто отворяет двери на ветру
Кто притворяется что машет вслед
Босую провожая детвору
Скажи-ка мне Шагал зачем аккорды
Твердят как нереально то что зримо
Скажи-ка мне Шагал
- неужто в красках
Все призрачно все мнимо
Скажи Шагал как странно выражает
Картина все о чем молчит она
Изображенье ли изображает
Оно ли не цветок среди зерна
Скажи-ка мне Шагал
Но как же так все люди за окном
Часы иль сердце бьет у них в груди
Ведь ты же создал эту тишину
Чтоб слышать
- как отходят вдаль шаги
Один Шагал захочет и погасит
Закат что набежал на край небес
И нарисует полдень и раскрасит
Придаст и мысль и вес
Ты властен вещь наречь
- без всякой вещи
Твои глаза вместят любой предмет
И солнце на плече твоем трепещет
И так же ярко блещет черный свет
ЖАК БРЕЛЬ
(1929-1978)
ГОЛУБЬ
К чему в запели горны,
К чему строи солдат.
Стоят четыре в ряд,
Заняв перрон просторный?
Составы столь спокойны,
Мурлычут, как коты,
Чтоб в них и я, и ты
Доехали до бойни.
Сейчас венчают славой,
Позорят похвальбой
Всех тех, кто прется в бой
Заведомо неправый.
Нам больше не до прогулок - голубь сломал крыло.
Мы ни при чем - голубя время добить пришло.
Зачем весь этот раж,
Миг умиранья детства?
Ни шанса нет, ни средства,
Уходит поезд наш.
Шинелей строй кошмарный,
Перрон, вагоны в ряд.
За ночь одну в солдат
Преобразились парни.
Весь эшелон к чему
Железный, в ржавых росах,
Кладбище на колесах,
Ползущее во тьму?
Нам больше не до прогулок - голубь сломал крыло,
Мы ни при чем - голубя время добить пришло.
О, план зловещий чей
Надгробье поражений,
Посмертье унижений,
Заученных речей?
К чему позор побед
Мертворожденной славы,
Чудовищные главы
Из книги наших лет!
Как яростно они
Мир серой краской красят
И выстрелами гасят
Последние огни.
Нам больше не до прогулок - голубь сломал крыло.
Мы ни при чем - голубя время добить пришло.
Зачем лицо твое
Рыданием разъято?
Последняя утрата,
Влеченье в забытье.
Зачем, взмахнув рукой,
Так горько, непреклонно
Исчезла ты с перрона
С надгробия левкой?
Зачем судьба меня
Гнетет все безнадежней
Лишь половинкой прежней
Любви былого дня?
Нам больше не до прогулок - голубь сломал крыло.
Мы ни при чем - голубя время добить пришло.
ИДИОТСКИЕ ГОДЫ
Идиотские годы - это двадцать цветков,
Это в брюхе голодном сатанинские муки,
Это ясные мысли молодцов-новичков,
Что отмоется сердце, если вымоешь руки.
Пожираешь глазами, а живот подождет,
Насмотреться важнее для сердец новичков,
Ибо сердце покуда не томит и не жмет,
А глаза точно поле, в них без счета цветков,
Всюду запах люцерны ясным днем, и во мраке
Барабан неумелый - это шалость и жалость.
Уж как вышло, так вышло, все неважно ничуть,
И до койки дойти бы, так немного осталось,
И так просто бывает заснуть
В бараке.
Идиотские годы - это тридцать цветков,
Это возраст, в который намечается брюхо,
Намечается брюхо и подавленность духа,
Сердце ноет порою, видно, возраст таков,
И глаза тяжелеют, и немного-то надо,
Только изредка глянешь на часы на руке,
Потому что мужчины на тридцатом цветке
Счет обратный заводят, это даже отрада.
Старики умирают, забываются драки.
Если Бог не позволил, ну так, значит, не хочет.
Утешайся под вечер сладострастной игрой,
Ибо женское сердце - это то, что щекочет.
Да взгрустнется, бывает, порой,
О военном бараке.
Идиотские годы - шесть десятков цветков.
Это значит, что брюхо и подвинуть-то тяжко,
Что ни день, то отсрочка, что ни день, то поблажка.
И неможется сердцу под железом оков,
И глаза пересохли, в них слезы ни единой,
И глаза осторожны: без очков ни на шаг,
Все на свете неважно, все на свете не так,
Отдохнуть бы, не думать: каждый путь слишком длинный,
Все любови былые лишь болезни да враки.
Появилось терпенье, отступили соблазны.
На старушках морщинки: умилительный вид.
Ну а те, что моложе, хлопотливы, развязны
От войны же всегда защитит
Тот, кто нынче в бараке.
Драгоценные годы - во веки веков
Возлежать, упокоясь под собственным брюхом,
Не тревожась нимало ни сердцем, ни духом,
Только руки крест-накрест и доски с боков,
И глаза наконец-то недвижно открыты,
Но смотреть на себя ни к чему, ни к чему.
Видишь, вот в небесах облака позабыты,
То на солнце посмотришь, то глянешь во тьму.
Драгоценные годы - за адом привычным,
Вслед за долгим кошмаром житейских сует
Снова малым ребенком явиться на свет,
Под землею устроясь во чреве привычном,
Драгоценные годы - как сладко заснуть
Здесь, в последнем бараке.
