В последние пару лет резко повысилась в Туве рождаемость. Знакомая врач, работающая в кызылском роддоме, рассказала: «Только родят, и сразу требуют давать двести тыщ, которые президент обещал. Начинаешь объяснять, когда и как эти деньги могут поступить, скандалят, не верят». Но многие и без «двухсот тыщ» выживают за счёт детей — «детские деньги» для них единственный источник «живых денег». На хлеб, говорят, хватает.
Большинство людей винит в том, что Тува находится в действительно плачевном состоянии, бывшего главу республики Ооржка, ставшего президентом в начале смутных 90-х. С апреля республикой руководит Председатель правительства Шолбан Кара-оол, рекомендованный президентом России, и кто-то из жителей Кызыла верит, что при нём всё наладится, а другие утверждают, что «посадили на шею очередного бандита».
Трудно пока понять, на чьей стороне правда, но впечатление такое, что начинать возрождение Тувы нужно почти с нуля. Как без малого сто лет назад, когда в 1914 году Урянхайский край был принят под протекторат России. (С 1921 по 1944 года Тувинская Народная Республика была самостоятельным, хотя и под опекой СССР, государством.) В 1990-е и в первой половине 2000-х годов продолжался период суверенитета, когда центру было не до дальнего субъекта, а местным правящим элитам это позволяло лично решать вопросы.
Кызылская пресса пестрит разоблачительными статьями, по телевидению тоже чередой идут проблемные программы. Люди ожидают заведения уголовных дел на многих недавних начальников, но и скептиков предостаточно. Или реалистов. И всё же хочется, чтобы Тува стала краем процветающим, а не урянхайским (в давние времена слово «урянхайцы» употреблялось в значении «оборванцы»).
Россия сейчас обустраивается, это очевидно, но обустраивается клочками — нефтеносные и газоносные районы, рентабельные заводы, губернаторы-миллиардеры… А вокруг нищета и безысходность, почти средневековье. Думаю, Туве есть за счёт чего обустроиться, совершить, как когда-то говорили, переход на новую ступень социального развития.
Осень 2007 г.
Несколько лет назад меня так и подмывало вступать в спор с теми, кто утверждал: «Критики у нас нет!» Вроде бы чушь. Те, кто листал в конце 1990-х — начале 2000-х даже нелитературную периодику, легко могли заметить (да и замечали, отмечали), сколько выходило в то время явно независимых, незаказных рецензий, обзоров. Да и статьи, констатирующие происходящее в прозе, поэзии, драматургии, не были редкостью. Впрочем, в споры я не вступал, понимая правоту тех, кто утверждал, что критики у нас нет: так уж повелось в русской литературе, что нам — и читателям, и писателям — нужен не просто оценщик и советчик, а и наставник, проводник. Тот, кто покажет и объяснит, и направит взор дальше, куда литература ещё не зашагнула, но, по всем приметам, вот-вот должна.
Одно время, точнее — в конце 1980-х — середине 1990-х, в период так называемого «освобождения от коммунистической идеологии», было сильно мнение, что писателям и представителям других творческих профессий не нужны ни редактор (он-де только портит текст, музыкальную композицию, драматическую постановку, изымает из них лучшее), ни критик (издевается над творцом, а то и доносит на него надзирающим органам). Доля истины в этом, конечно, была, и особенно те, кто входил в культурную сферу в последние два десятилетия советской власти, от редакторов-цензоров и критиков-церберов натерпелись немало, а многие были ими раздавлены, сломаны. Но тот бурный карнавал, то «хождение на ушах» (название статьи Алисы Ганиевой 2004 года), что случились в 90-е, когда редактура стала лишней, а критика бессмысленной, практически ничего нам не оставили. Лишь похмелье пира после чумы, несколько воплей человеческого отчаянья вроде «Время ночь» Людмилы Петрушевской да сухое, непонятное слово «постмодернизм», объединившее мёртвые, непродолжительное время гальванизирующие тексты.
…Календарная смена веков странным образом повлияла и на русскую словесность — именно в самом начале 2000-х появилось новое, яркое поколение писателей. Большую роль в том, что оно было замечено, получило возможность публиковаться, выпускать свои книги, сыграли Форумы молодых писателей России, которые стали проводиться в подмосковных Липках как раз в 2001 году, а также премия «Дебют» и «толстые» литературные журналы, обратившие на молодых писателей пристальное внимание.
Сегодня можно назвать тех, кто, начав печататься в последние годы, наверняка останется в истории нашей литературы — в прозе это Захар Прилепин, Денис Гуцко, Дмитрий Новиков, Илья Кочергин, Алексей Иванов, Ирина Мамаева, Наталья Рубанова, Сергей Шаргунов, в поэзии — Андрей Нитченко, Анна Логвинова, Анна Русс, Ася Беляева, Максим Лаврентьев, в драматургии — Василий Сигарев, Ксения Степанычева.
Особенно хочется отметить появление ряда замечательных критиков: Андрей Рудалёв, Валерия Пустовая, Алиса Ганиева, Сергей Беляков, Василина Орлова, Максим Свириденков, Марта Антоничева, Ирина Адельгейм, Дарья Маркова… Без преувеличения можно сказать, что сегодня мы переживаем расцвет литературно-критической мысли, быть может, сравнимый с 60-ми годами XIX века, которые дали нам произведения Добролюбова, Чернышевского, Писарева, Страхова, Григорьева, 60-ми годами XX-го, когда начали свой путь в литературе Кожинов, Аннинский, Роднянская, Золотусский, Марченко, Рассадин.
Впечатляет география. Молодые критики живут не только в Москве, но и в Смоленске, Екатеринбурге, Северодвинске, Пензе, Саратове. Это значит, что у нас вновь, после культурной раздробленности 90-х, появилось единое литературное поле, происходит обмен идеями, мыслями; провинциальная литература не некий довесок литературе столичной, а важная, порой прогрессивная её часть…
Статьи молодых публикуют в ведущих литературных журналах «Новый мир», «Знамя», «Континент», «Вопросы литературы». Но разбросанные по периодике, они многое теряют, не имеют широкой читательской аудитории, которую сегодня собирают книги; статьи эти (ранняя, «Отрицание траура» Сергея Шаргунова, была напечатана в 2001 году и стала отправной точкой для новой критики) постепенно забываются, начинают терять актуальность. Думаю, объединённые под одной обложкой, они будут восприниматься цельнее, по-настоящему дополнят друг друга.
Литературная критика сегодня возрождается, к ней прислушиваются, её читают, её ищут. Критика из второстепенного, а для многих и лишнего, вновь становится равноправным жанром литературы. Уверен, что сборник, объединивший большие, зачастую не только литературные, но мировоззренческие статьи молодых критиков, будет полезен и сегодняшнему читателю, и будущему исследователю русской литературы начала XXI века. А Валерия Пустовая, Андрей Рудалёв, Сергей Беляков, Сергей Шаргунов, Марта Антоничева и другие авторы — это как раз те, кто вступил в литературу в самом начале века.
Да, они начали работать в критике недавно, но успели написать немало, выработать свой стиль, выразить своё понимание не только литературы, но и общественных, политических процессов. Точнее, не только своё, но и своего поколения — тех, кого принято именовать двадцатилетними. Хотя нельзя сказать, что взгляды авторов одинаковы, — наоборот, они постоянно дискутируют, порой довольно жёстко — чего стоит одна только дискуссия о новом реализме, продолжающаяся не первый год на страницах «Вопросов литературы», «Континента», «Урала», «Октября», «Литературной России». Объединяет же их, в первую очередь, серьёзное отношение к литературному произведению, желание увидеть писателя вновь властителем дум («Обязанность «пасти народы» никто с писателя не слагал», — замечает в одной из статей Сергей Беляков), помочь людям жить осознанно, с целью. И это опять же роднит их с критиками 60-х годов прошлого и позапрошлого веков.
Критическая деятельность Василины Орловой, Сергея Шаргунова, Андрея Рудалёва является составной частью их общественной работы; они создают новый образ жизни, возвращают ценность незаслуженно обесцененному, и в этой работе принципы нового реализма оказались им серьёзным подспорьем. Интересно, что и в статьях Валерии Пустовой речь часто идёт не только о литературе — за литературой она видит большее. Уже первая её статья называлась не «Манифест новой литературы», что было бы пусть претенциозно, но объяснимо с точки зрения литературной критики, а — «Манифест новой жизни». В статье «Скифия в серебре», где Пустовая рассматривает произведения супермодного нынче жанра антиутопии, её волнует главным образом: «Исчерпали ли мы бездарной междоусобной тяжбой отпущенный нам ресурс Исторических Свершений, а может, через тернии революций и пятиконечные звёзды диктатур только-только пробрались к нераспакованным, ждущим своего часа коробам с ветрами перемен?.. Стоящие произведения о судьбе России, пожалуй, сегодня можно отличить именно по прикосновению к этой глубочайшей тайне русской жизни: писатели ставят вопрос не о существе нашего будущего, а о самом его существовании. Те, кто до сих пор увлечённо кидает кости то за коммунизм — то за монархию, то за мировую империю — то за компактный нефтяной эмират, уже не художники, а политиканы, уводящие читателя прочь от сути исторической проблемы России».
