Собрав всё по открытым источникам, добавив свои исследования, соединив это с базой знаний, мы хотим построить модели. Мы хотим знать общество, в котором живём. Нельзя через год говорить на языке «процветаем» мы или «гибнем». Нужны доказательства, которые сокрушат любых новых млечиных или сванидзе, а также всех, кто стоит за их спиной. Доказательства должны быть абсолютными. Неопровержимыми. И нужны люди, которые ими владеют. Нужны модели и тенденции, тренды, макро-тенденции в обществе. Общество должно знать, какова мера его болезни, и каковы его перспективы, ибо все отсюда не уедут. Очень многие хотят здесь жить или не могут жить в другом месте. И к этим людям мы обращаемся не для того, чтобы, увидев масштаб негативных тенденций, они загрустили бы и схватились за бутылку или за пистолет, приставив его себе к виску. А для того, чтобы они поняли, как можно бороться и что не бороться нельзя, а также поняли, с чем надо бороться. И это-то и есть главное, потому что до сих пор настоящей глубины и точности в этом понимании нет. Всё на глазок, всё примерно. Так не воюют в XXI столетии, так не побеждают в XXI столетии. Так проигрывают, так капитулируют. А мы хотим другого.
Вот когда мы всё это узнаем, построим на моделях и предъявим в полном объёме, мы ответим себе и на вопросы о социогенезе, то есть о том, что мы собираем для противодействия, и по вопросу о конкретной политической деятельности. И не только по вопросу о том, что мы поддерживаем, но и по вопросу о том, чему и как мы противостоим. И если мы будем во всеоружии, мы найдём средства этого противостояния. Поверьте мне, эти средства найдутся.
Поняв, в чём дело, до конца, доказав это другим, объединившись с этими другими, вооружив этим знанием других, продвинувшись с этим знанием в массы, мы поймём точнее, что делать, и мы будем действовать. В действии мы будем углублять связь с обществом. Углубляя связь с обществом, мы будем углублять конкретное понимание своего общества.
У Маркса была формула «товар — деньги — товар`», у нас формула «знание — действие — знание`», а дальше «…действие» и так далее. Мы не будем держать исследование втуне. Уже проведённое нами исследование должно стать достоянием общества. Это отдельное направление деятельности. Зачем тратила силы, время и душу тысяча людей? Зачем? Для того чтобы мы продвинули своё знание в общество. И мы его продвинем. Добиваться мы этого можем только совместными усилиями. И мы будем этого добиваться. Это касается не только данного проведённого исследования, но и всех исследований, которые мы проводим. Мы постоянно будем наступать на интеллектуально-политическом фронте и наращивать это наступление. Потому что оборона в таких случаях — это смерть начинания. Мы начали, и мы вовсе не собираемся почить на лаврах достигнутого.
А теперь я перехожу ко второй части — «Актуальная политика».
Часть вторая — актуальная политика
И в этой связи знакомлю вас с неким текстом, который принадлежит Станиславу Белковскому.
Станислав БЕЛКОВСКИЙ, «Кремль стоит на развилке — либо Сталин, либо национализм».
Лев Гулько: Здравствуйте. Наш сегодняшний разговор с политологом Станиславом Белковским посвящен собственно политике. У нас есть три темы. Все три касаются того, что называется этим красивым словом «политика». Здравствуйте, Станислав.
Станислав Белковский: Здравствуйте.
ЛГ: Начнем мы, пожалуй, вот с чего. В «Огоньке» опубликована статья под названием «Возгонка Сталина». Некоторое время назад Совет по развитию гражданского общества и правам человека при президенте предложил свой план десталинизации. И тут же, конечно, возникли споры. Зачем, вовремя ли это сделано? Может быть, этого совсем не нужно сейчас делать? А главное, как показывают опросы, популярность Иосифа Виссарионовича не падает. Они и знать его не знают. Не знаю, кто они уже ему: праправнуки? Но он популярен. И как это все объяснить, я, честно говоря, не очень понимаю. Откуда такая популярность?
СБ: Я думаю, что единственный для России способ десталинизации — это национализм, как ни странно. Но давайте по порядку. Почему Сталин популярен? Я уже много лет занимаюсь этой проблемой. Ведь то, что предлагает сегодня Совет во главе с Михаилом Александровичем Федотовым, — это далеко не первая попытка развенчать Сталина. Десталинизация началась в 1956 году на XX съезде, продолжилась с выносом его тела из Мавзолея. Потом, в эпоху перестройки, о Сталине и его преступлениях сказали и написали все, что только возможно. Наконец, массовым тиражом был опубликован «Архипелаг ГУЛАГ». А ведь еще в первые годы перестройки казалось, что опубликуют «Архипелаг ГУЛАГ» — и сознание русского человека изменится кардинально.
ЛГ: Массово.
СБ: Однако сегодня поклонников Сталина гораздо больше, чем тех, кто помнит, кто написал «Архипелаг ГУЛАГ», не говоря уже о тех, кто читал эту книгу — хотя бы кусками. И почему Сталин популярен, понятно. Потому что в рамках имперской парадигмы, которая довлеет над нами на протяжении всей нашей истории, развенчать его невозможно. Ведь Сталин — это имперский правитель, это правитель, который приносит все, что нужно имперскому сознанию.
ЛГ: Вы меня простите, Станислав, Сталин популярен сам по себе или как олицетворение правителя?
СБ: Как тип правителя. В русском политическом сознании, сложившемся за много веков империи, нет запроса на доброе государство. Есть запрос на государство злое и суровое. На учителя, который заставляет тебя учиться и работать. Потому что если такого учителя не будет, ты сопьешься и издохнешь под забором. И русский человек требует от государства не доброты, не помощи, не милосердия. Он требует от него подвигов, побед и великих свершений. Именно поэтому русское политическое сознание уважает тиранов, которые совершали эти подвиги и добивались свершений. А тех, кто был мягок и добр с русским народом, как-то не очень уважают в России. (Опять речь о чём идёт? О том, что у вас плохой менталитет. Белковскому мешает ваш менталитет — он имперский, и в нём есть другой заказ на правителя. — С.К.)
ЛГ: Национализм, как я понимаю, — это прямая противоположность?
СБ: Совершенно верно. Обвинить Сталина… В этом смысле попытка Совета снова обречена на провал. Потому что после Солженицына что еще можно сказать? Как можно лучше объяснить, что Сталин — это плохо? При всем уважении к Михаилу Александровичу Федотову, он вряд ли превзойдет этого гения (такого гения, как Солженицын — С.К.).
Но с позиций национализма можно доказать, что Сталин плох. Для этого нужно сказать, что Россия отказывается от правопреемства по отношению к империи, от собственной имперской парадигмы. Что империя была механизмом высасывания соков из русского народа и его уничтожения. Что Сталин уничтожил, что называется, а-ля крем русского народа. В этом его историческая вина.
Вместе с тем националистическая парадигма (Белковского, понимаете? Белковского! Ознакомьтесь с личностью — С.К.) несет с собой определенные издержки, к которым элитное сознание сегодня, может быть, и не готово. Прежде всего это пересмотр результатов Второй мировой войны. Потому что с развенчиванием Сталина выяснится, что победа была не нужна и война была не нужна. И, может быть, лучше было помириться с Гитлером. Кроме того, победа националистической парадигмы так или иначе должна оправдать генерала Власова, потому что если Сталин плох, то Власов — по умолчанию хорош. С другой стороны, придется признать (и такие попытки уже предпринимаются — возьмите фильм «Поп» и другие вещи, которые проявляются сейчас в культурной сфере), что на оккупированных территориях русские жили лучше, чем под властью большевиков. Это значит, что победа вообще не отвечала интересам русской нации, а отвечало им свержение большевизма, которое могло быть достигнуто в союзе с Гитлером. (То есть начинается с Федотова и Караганова, переходит на русскую матрицу. А вот я показываю, как переходит ещё на шаг. Это же всё одно и то же. Хватит ума, чтобы собрать его в кучку и понять, что это одно и то же? — С.К.)
ЛГ: Но это сразу же отбрасывает государство черт знает куда. То есть у нас нет выхода. Не надо это будоражить. Не нужна эта десталинизация.
СБ: Да. Если Кремль хочет сохранить традиционную имперскую парадигму, то Сталина трогать не надо. А если Сталина трогать, то надо готовиться к переходу на националистические рельсы и к кардинальной смене концепции государства. Мне кажется, что должного понимания глубины и сложности развилки, перед которой стоит сегодня Кремль, у российской власти нет.
ЛГ: А забудут его когда? Через какое время?
СБ: Когда Россия превратится из империи в национальное государство, похожее, скажем, на Чехию или Эстонию.
Здесь ключевая фраза, конечно, проста. Победа вообще не отвечала интересам русской нации. Им отвечало свержение большевизма, которое могло быть достигнуто в союзе с Гитлером.
