В час ночи, когда из-за снежной метели нельзя было ничего разобрать в пяти шагах, мы вышли по направлению к селу Жданово, что в нескольких километрах от Волоколамска. Под самым носом у немцев проскочили через вражескую оборону. Подобрались к крайней хате села, выведали у хозяйки, что за подразделение гитлеровцев расположилось здесь. Соблюдая меры предосторожности, вышли к центру села. Возле дома маячил часовой. Сняли его без выстрела. Неподалеку стояли танки, запорошенные снегом. Возле них мерз второй часовой. Видимо, приняв нас за своих, гитлеровец подпустил нас к себе, но вдруг заорал: «Партизан!», поднял стрельбу. Разгорелся бой. Старшие отряда Мухамедьяров и Гундилович умело руководили разведчиками, которые действовали решительно и дерзко. Много фашистов полегло тогда от наших гранат и автоматных очередей.
Разведчики захватили трех пленных. Пора было уходить. В небо взвилась зеленая ракета. Наша артиллерия, как было условлено, открыла по противнику огонь. Под его прикрытием мы благополучно преодолели вражескую оборону, доставили в штаб «языков» — офицеров эсэсовской дивизии «Мертвая голова»...
Боевой комиссар, человек исключительного мужества, полный партийной страсти и энергии, таким видели и знали панфиловцы Мухамедьярова. Он умел подобрать ключ к сердцу каждого воина, улавливал его настроение, понимал чувства и мысли солдат, шел к ним с открытой душой, поднимал их дух.
На краю села Игнатково, чуть южнее Волоколамска, в тесной избенке, битком набитой военными, комиссар проводил партийное собрание. Командир полка Капров коротко нарисовал сложившуюся обстановку на участке полка. Затем поднялся Мухамедьяров.
— Приказ Родины: ни шагу назад! — сказал он. — Долг каждого из нас, долг коммуниста и комсомольца — быть впереди, быть примером храбрости, отваги, стойкости. Пусть каждый помнит о своем долге перед Родиной, свою военную клятву.
И бойцы с партийными и комсомольскими билетами у сердца выполнили наказ комиссара.
На рассвете следующего дня грянул бой. Вскоре из уст в уста полетела весть, переданная комиссаром: коммунист Самжан Тлеукобылов, солдат из Казахстана, метким броском гранаты уничтожил фашистский танк и пал смертью храбрых в единоборстве с другим вражеским танком; яростно дрался врукопашную начальник штаба Иван Манаенко; беззаветно сражался славный сын грузинского народа коммунист Альфис Какулия; отважно отстаивал родную землю коммунист Григорий Маслов.
Всюду, где было трудно и опасно, — там панфиловцы видели своего комиссара. Спокойный, мужественный, он вселял в бойцов бодрость, веру в победу.
Потом был жаркий бой в деревне Шишкино. Немецкие танки и автоматчики к вечеру подошли вплотную к деревне, стали ее окружать. Советские воины оказывали врагу яростное сопротивление: гранатами, бутылками с горючей смесью они забрасывали танки противника, истребляли гитлеровцев, В рядах сражавшихся был комиссар. Вот он взмахнул рукой, связка гранат ударила в стальное чудовище, грянул взрыв, и ослепительная вспышка пламени объяла фашистский танк.
Сколько было таких схваток с врагом — не перечесть! Сколько раз смотрел комиссар Мухамедьяров смерти в глаза — не сосчитать.
Выстояли панфиловцы, и большая заслуга была в том коммунистов и комсомольцев, воспитанных партией Ленина.
Измотанный, обескровленный в полях Подмосковья враг был остановлен. Шестнадцатого декабря части Красной Армии перешли в контрнаступление против немецко-фашистских войск на Западном фронте.
Незадолго до этого он услыхал, как его позвали:
— Товарищ старший политрук, вас к телефону вызывает комиссар дивизии Егоров.
Мухамедьяров поспешил к аппарату. По дороге думал: «Это еще зачем? Час назад разговаривали. Неужто что-то случилось?» Взял трубку, сказал:
— Слушаю вас, Сергей Александрович.
— Ну, друзья, поздравляю! — услыхал Ахмеджан Латыпович радостный голос Егорова, едва узнавая его. — Нашей дивизии присвоено наименование гвардейской и награждается она орденом Красного Знамени! Это награда и нам, коммунистам. Так и разъясните всему личному составу. Поздравь от моего имени Илью Васильевича, скажи Капрову пусть чарку поднимет!
Чувство радости и гордости охватило комиссара: что может быть выше для коммуниста, чем такая оценка его ратного труда! Ему вдруг захотелось, чтобы вот сейчас, тут, рядом, оказались отец с матерью, брат Талгат и сестры Амина, Муршида и Дельара. Ему даже почудилось, как мать Шамсикамал говорит отцу:
— Посмотри, Латып, наш ли это сынок, Ахмеджан? Что-то я его нынче не узнаю!
Да, изменился Ахмеджан. Они помнили сына, когда тот был комсомольским вожаком в родном Темире, а с тех пор прошла целая вечность: в конце двадцатых годов был секретарем Актюбинского губкома комсомола, потом призвали Ахмеджана в термезский кавалерийский полк, с которым гонялся он в седле за басмачами Ибрагим-бека и Джанаид-хана. Суровую школу жизни прошел в ту пору секретарь партийного бюро полка Мухамедьяров. Армия закалила его характер.
Долгим и трудным путем шел Ахмеджан Латыпович в минувшую войну к победе. На этом фронтовом пути было вдосталь всего: и победы, что радовали сердце, и невзгоды, ложившиеся тяжелым грузом на солдатские плечи, и могильные холмики, под которыми оставались боевые друзья. Ничто не забыто, никто не забыт. Но самыми памятными днями остаются дни сражения за столицу Родины — Москву.
Комната, в которой мы беседуем, полна книг. Вот мемуары Балтабека Джетпысбаева — комсорга полка. «Путь солдата», а это документально-художественный рассказ писателя Александра Кривицкого «Подмосковный караул» с дарственной надписью автора:
«Легендарному Ахмеджану Мухамедьярову — комиссару полка, откуда 28 героев-панфиловцев шагнули в бессмертие, дорогому другу, золотому человеку».
С большой душевной теплотой, с искренней любовью рассказывают они о нашем земляке.
В предисловии к «Подмосковному караулу»[1] Сергей Михалков отмечает:
«Любопытнейшие его (А. Кривицкого) изыскания в сфере воинской психологии соседствуют с портретами людей, написанными живыми красками, с тонкими переходами из света в тень. Таковы образы комиссаров-воспитателей двадцати восьми героев — Ахмеджана Мухамедьярова, Сергея Егорова и политрука Василия Клочкова».
А А. Кривицкий пишет[2]:
«Героизм есть результат целесообразного военного воспитания, говорит нам военная история. И моральный дух, поднявший двадцать восемь гвардейцев на вершину героизма, был не даром судьбы, не минутной вспышкой отваги, а славным итогом терпеливого, упорного воспитания людей».
И дальше:
«Мухамедьяров был... спокойный, волевой человек, он говорил немногословно, будто отмерял все, что нужно сказать в том или ином случае, — ни звука больше. Работал спокойно, но за его внешней флегмой скрывались упорство, настойчивость, желание сделать все точно, в кратчайший срок. Он хорошо знал людей полка, дружил с Гундиловичем, любил молодого, порывистого Клочкова, был человеком, беззаветно преданным долгу, и часто повторял:
— Присягу мы давали? Давали. Она наш воинский долг. Присяга — не Коран, серьезное дело. Ее выполнять надо...»
И вот миновала четверть века.
«Мы стояли с Ахмеджаном Мухамедьяровым в комнате Славы того самого знаменитого полка, где служил он в войну комиссаром. С той поры прошло уже ни много ни мало — четверть века, а в каждой такой четвертушке, как известно и старому и малому, ровно двадцать пять лет. Не всякий поймет, что означает этот срок, а только тот, у кого он лежит на загорбке. Да не один, а как тяжелый довесок к тому грузу, что пронесла на себе молодость. У нас с Мухамедьяровым была эта поклажа за плечами.
...На большом, наверно, переснятом с маленькой карточки фотоснимке верхом на Рыжем упружисто и лихо сидел Мухамедьяров, молодой темноглазый комиссар подмосковной обороны. По посадке его, по схваченному объективом движению видно: горячил коня. Фотография висела высоко. Задрав головы, мы глядели на нее, на это видение, возникшее оттуда, из снегов сорок первого года.
У Мухамедьярова смуглым блеском сверкнули глаза, он весь вытянулся, неотрывно смотря на самого себя, тридцатитрехлетнего, красивого, здорового, ладного, с белозубой улыбкой на темном лице. И эта встреча с самим собой была полна, мне показалось, и печали и торжества, странной смеси острых воспоминаний с мучительным ощущением безжалостного хода времени и гордости прошлым, годами, когда решалась участь всех людей нашей земли и его собственной, слитая с другими в буре, катившей валы по взбаламученному морю миллионы судеб...»
Генерал Панфилов высоко ценил его личный пример в бою, уменье поднять настроение, дух воинов.
