Ему же от сестры Берлин, 18.6.43
«…От Хорста мы получили известие, что он находится под Орлом и там наши войска жестоко страдают от русской авиации. Сегодня стало известно, что муж Евы находится в госпитале. Ему ампутировали руки… Вчера была воздушная тревога. Говорят, что сбито 34 бомбардировщика. В пятницу тоже был непродолжительный налет…»
Ему же от сестры Берлин, 21.7.43
«Вчера мы получили ужасающее известие: наш любимый брат Хорст пал смертью храбрых. Мы все убиты горем…»
Ему же от сестры Берлин, 3.8.43
«…Мы до сих пор не можем свыкнуться с мыслью, что наш Хорст не вернется.
Обо всем мы узнали 20.7.43, когда вечером вернулись домой. Я еще удивилась, что возле нашей двери собрались люди и что-то обсуждали. В дверях торчало письмо со штемпелем «погиб во имя великой Германии…» Потом раздался ужасный крик: это кричал отец. В эту ночь мы не сомкнули глаз. Следующий день был еще ужаснее, так как всякий и каждый считал нужным явиться выразить соболезнование.
Знаешь, дорогой Гюнтер, на нашей улице есть еще ряд убитых: 10 июля убит Хорст, 11 июля убит Грассов, 19 июля убит Вальтер Рульстер. И все они убиты под Орлом. Грассов недавно окончил в Берлине офицерскую школу и уехал на восточный фронт. Через два месяца он был убит. Рульстер был командиром танка и убит в бою с русскими. Эльзефы тоже в глубокой печали, они недавно потеряли сына. Молодой Гумилеус (ты помнишь этого мальчишку) убит под Орлом…»
Г-же Фельске от сына (неотправленное письмо, изъятое у пленного) 4.10.43
«…Мы занимаем рубеж, который будем оборонять пару дней, после чего уйдем в Крым. Как вы знаете из газет, Кубанское предмостное укрепление должно быть нами очищено, и сейчас отступление идет полным ходом. Поэтому мы пожираем все, что можем, а остальное уничтожаем, чтобы оно не доставалось русским. Мы вволю жрем шоколад и конфеты… Как видишь, отступление имеет свои хорошие стороны!»
Какие сведения добыл офицер-разведчик из этих писем? Во-первых, что обучение вновь призванных контингентов производится не в глубоком немецком тылу, а в непосредственной близости от фронта. Следовательно, качество подготовки этих контингентов невысокое.
Во-вторых, что известное «сокращение фронта» произвело тяжелое впечатление на немецких солдат.
В-третьих, что положение в глубоком немецком тылу напряженное в связи с непрерывными воздушными бомбардировками.
В-четвертых, что огромные потери, понесенные немецкими войсками под Орлом, произвели большое впечатление в немецком тылу.
В-пятых, что сокращение продовольственного рациона тяжело отозвалось на гражданском населении.
Предварительное ознакомление офицера-разведчика с этими письмами в значительной степени облегчило ему допрос пленного, у которого эти письма были обнаружены.
Перевод писем, изъятых у убитых или взятых во время массового захвата в плен войск противника, производится политическими органами Советской Армии. Однако это не освобождает офицеров-разведчиков от обязанности знакомиться с переводами, которые они должны получать от политических органов в порядке обмена информацией.
Изучение личных дневников и записных книжек пленных имеет большое значение для офицера-разведчика, производящего полный допрос. По этим документам легко определить круг интересов пленного, степень его наблюдательности и ряд личных особенностей.
Надо отметить, что немецкие солдаты, попадая в плен, зачастую пытались незаметно уничтожить или выбросить личные записные книжки и дневники. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы личные документы пленных изымались сразу же после захвата их в плен и препровождались вместе с ними по инстанции.
Уничтожение пленными дневников и записных книжек объяснялось в войне 1941-1945 гг. тем, что немецкое командование запрещало своим солдатам, находящимся на переднем крае, вести личные записи, которые могли бы представлять интерес для русской разведки. Довольно часто наблюдались случаи, когда немецкие солдаты зашифровывали текст или часть слов своеобразными шифрами. Чаще всего эти шифры были очень несложными и расшифровывались опытными офицерами-разведчиками с большой легкостью. Следует отметить, что это «зашифровывание» никогда не касалось крупных военных тайн, которые и не могли быть известны солдату или офицеру, находящемуся на переднем крае. Чаще всего зашифровывалась ругань по адресу правительства или командования; иногда зашифровывались разные интимные мысли или высказывания по поводу близких пленному людей. В некоторых случаях авторы дневников
применяли условные обозначения, разгадка которых не представляла трудностей для наблюдательного офицера-разведчика.
Расшифровка и разгадывание таких дневников не могут и не должны производиться в боевых условиях. Не следует терять на это времени. Если автор дневника, в котором имеются зашифрованные места, захвачен в плен и находится на допросе, то расшифровка производится им самим, причем нужно потребовать от пленного объяснения причин, побудивших его применить шифр. Такой метод себя полностью оправдал, так как пленный не рискнет вводить допрашивающего в заблуждение, а допрашивающий имеет полную возможность проверить правильность «шифровального ключа».
Помимо определения личных особенностей пленного, дневники представляют интерес, поскольку в них можно найти описания действий наших войск, оценку их деятельности, определение эффективности наших огневых средств.
Самый факт ведения пленным дневника показывает офицеру-разведчику, производящему допрос, что перед ним находится человек с повышенной любознательностью, старающийся по каким-либо соображениям сохранить в памяти события, участником, которых он является. Пленные, ведшие в армии дневники, как правило, оказывались хорошим источником информации. Поэтому при отборе пленных для допроса можно в некоторых случаях исходить из наличия у пленного записной книжки или дневника.
В ряде случаев перевести дневник практически невозможно из-за отсутствия времени. Правда, можно ограничиться беглым ознакомлением с его содержанием и использовать отдельные места для доклада своему командованию. Во время войны 1941-1945 гг. многие офицеры-разведчики жаловались, что они вынуждены иногда отказываться от чтения захваченных или изъятых документов из-за неразборчивости почерков. Такие жалобы справедливы, ибо практически на чтение и разбор отдельных мест иногда уходит гораздо больше времени, чем на перевод или ознаком94
ление с этими документами в целом. Для облегчения работы офицера-разведчика в следственных частях начальников разведки армий и фронтов практиковался простой и оправдавший себя способ: разбор неясного текста поручался кому-либо из вполне грамотных пленных (главным образом, из числа писарского состава), и они либо четко переписывали, либо вслух зачитывали текст. В штабах действующих соединений, не располагающих таким специальным органом по допросу пленных, как следственная часть, подобный метод разбора документов недопустим.
Помимо личных удостоверений (солдатских книжек), писем, дневников и записных книжек, у пленных могут оказаться и другие документы личного характера. К ним относятся всякие справки, удостоверения, пропуска, аттестаты, гражданские документы и личные фотография. Некоторые документы могут иметь разведывательную ценность и подлежат отправке в вышестоящий штаб; остальные, если они носят сугубо личный характер; направляются вместе с пленным в лагерь.
Помимо личных документов, офицер-разведчик всегда имеет дело с трофейными документами, захваченными в результате боя частей или действий разведывательных подразделений. Во время наступления, когда наши части громят штабы противника, количество захваченных документов очень велико.
К числу этих документов относятся: карты с нанесенной на них обстановкой и без нее, оперативные документы, приказы, журналы боевых действий частей и соединений, инструкции, шифры, кодовые таблицы, уставы и наставления, текущая переписка и т. п.
Оперативные документы представляют интерес для действующих частей и соединений, если они включают свежий тактический материал. Если же они устарели, то перевод их не является необходимым, и они подлежат немедленной отсылке по инстанции в вышестоящий штаб.
Разбор трофейных документов должен производиться
простейшим способом, т. е. необходимо установить срок издания документа, кем данный документ издан и его краткое содержание. Если какие-либо документы не могут быть использованы командованием действующей части (соединения), то офицер-разведчик обязан снабдить каждый отсылаемый документ краткой припиской: «Захвачено такого-то числа, там-то», и отправить в вышестоящий штаб.
Трофейные карты должны являться предметом самого тщательного изучения, так как они могут помочь вскрыть группировку противника, состав ее, расположение его огневых средств, план операции. В ряде случаев по захваченной карте можно определить, что противник знает о наших войсках, о местах сосредоточения наших механизированных частей, расположении артиллерии и пр. Как правило, офицер-разведчик обязан доложить своему командованию все, что касается содержания нанесенных на карту обозначений. Если карта представляет интерес для командования соединения, то все сведения, почерпнутые из нее, переносятся на соответствующую схему или карту, подлинник же немедленно пересылается вышестоящему штабу. Во всех остальных случаях карта пересылается вышестоящему штабу без копировки.
