КОММУНИЗМ И МНИМОСТЬ
Вернемся к первому составляющему выражения «призрак коммунизма». Призрак, по Далю (т. 3, 1882 год, с. 414) – это «обманчивая видимость, образ, явленье, дух во образе». «Призрачный – невещественный; мнимый, мечтательный, воображаемый; обманчивый, обольстительный, недоступный уму и чувствам, недосягаемый, непостижимый, неуловимый». Все состыковывается!
Если сделать гибрид из сказанного Водовозовым и Далем, то получится: система, отрицающая частную собственность (в те годы Россия, сбросившая путы крепостного права, птицей-тройкой понеслась по стезе предпринимательства, основанного именно на частной собственности), не вытекает из жизни, она обманчива, мнима, бредова, хотя и обольстительна.
Грибоедовский Фамусов ругался: «Все врут календари». Не знаем, как календари, а словари, изданные еще в конце прошлого века, не соврали ни в чем. Расшифровав по ним идиому «призрак коммунизма», мы убедились еще раз в мудрости наших предков, сразу распознавших, что же за бомбу замедленного действия подкладывают под Россию.
Наши американские друзья шутили: «Нам коммунизм не страшен. Его призрак Маркс и Энгельс увидели только в Европе».
Осторожный, умный, предусмотрительный С. И. Ожегов в своем знаменитом словаре русского языка «призрак» определил как «образ кого- чего-нибудь, проявляющийся в воображении, видение, то, что мерещится» (М., 1987 г., с. 511).
Последним словом языковед поставил все точки над «i» в том, что нас интересует. Мерещится – это обычно из области ирреального, от сатаны. Призрак коммунизма – это нечто сатанинское, чего надо остерегаться. Браво, словари!
Нам навязали то, чего не было. И сколько же специалистов преуспело и преуспевало на этом, скажем так, не самом чистом поприще!
В стране насчитывалось больше тысячи учебных институтов самых различных профилей, у них было одно – непременно! – общее: кафедра марксизма-ленинизма или кафедра основ научного коммунизма. Почему преподавали именно научный коммунизм, почему не было курса научного капитализма или научного социализма, и чем научный коммунизм отличался от просто коммунизма, ведомо было лишь ЦК партии, его Агитпропу и главному управлению преподавания общественных наук – фактически стержневому управлению, действительно самому главному в Министерстве высшего и среднего специального образования СССР. И самому необходимому в той системе.
Когда мы идем в цирк на представления Игоря Кио, знаем: он будет нас дурачить. И все равно ахаем и охаем от удивления и удовольствия, охотно разрешаем себя одурачить, верим в чудеса, которых нет: и распиливаемая ассистентка останется жива, и во льва она превратиться не может.
Цирк дарит нам иллюзию «всамделешности», за что мы ему и благодарны. И Кио не скрывает, что знает, что мы знаем, что он из породы Великих Обманщиков, условия игры принимаются и оплачиваются стоимостью билетов. Чем выше квалификация фокусника, тем выше качество обмана, тем больше удовольствия зрителям – все при своих интересах.
Тысячи докторов и кандидатов наук по научному коммунизму шарлатанами, фокусниками себя не числили, хотя и специализировались по тому, чего не существовало в природе – по коммунизму. С вузовских кафедр они исполняли фантазии на заданную тему, подкрепленные ворохом цитат из классиков марксизма-ленинизма.
В карточном лабиринте, архитектуру которого полагалось изучить, чтобы ориентироваться в нем с закрытыми глазами, была и теория научного коммунизма, и этапы построения, и функциональное устройство ячеек – семья, воспитание, физическое и нравственное здоровье – типичный «город Солнца» Томазо Кампанеллы, только конца XX века. Кампанелла жил с 1568 года по 1639-й, к нему и относились соответственно: утопист, что с ним делать. К утопии относились как к утопии, был узкий круг ученых, специализировавшихся на изучении утопий. В один ряд даже с астрономами, которые не предсказывали, а вычисляли солнечные и лунные затмения, их никто не ставил. Психиатры изучают и классифицируют бред душевнобольных, чтобы из мира кажущегося вывести их в мир реальный. Теория фантазий, теория утопий – явления одного ряда.
Научный коммунизм – тоже из области кажущегося, ирреального, но преподносилось все это, как вполне реальное. Кто не хотел тратить бесценное время на ознакомление с химерой, тот оставался без диплома и попадал в ранг политически неблагонадежных, на карьере и пути к благополучию ставился огромный крест.
В стране было поставлено на поток воспроизводство специалистов по утопии. Им отводились самые лучшие помещения, самые престижные аудитории. Эти «спецы» избирались в парткомы, получали право контроля за деятельностью администрации, выполняя функции политнадзора; следили за благонадежностью как коллег, так и студентов. Издавались учебники, существовал и научно-исследовательский институт научного коммунизма. Публикации в журналах шли вне всякой очереди.
«Пятерка» на экзамене по научному коммунизму приоткрывала дверь в карьеру. К защите кандидатской диссертации, а следовательно, и к науке (и микробиология, и ядерная физика...) не допускали без сдачи экзамена, входящего в кандидатский минимум по философии, включающий в себя и научный коммунизм.
Какое все это имеет отношение к теме нашей книги? Самое прямое. Мы семьдесят лет катастрофически беднели, потому что слишком непроизводительно тратили, занимались расточительством. Принудительное оболванивание подрастающего поколения под предлогом необходимости изучения истории КПСС, марксизма-ленинизма, научного коммунизма обошлось казне в тысячи миллиардов рублей. Плакали наши денежки, плакали! Будь у власти Человек с Рублем, он бы не позволил даже крохотной доли подобного разбазаривания денег, заставил бы работать каждый рубль.
Вычеркнув общественные науки из списка обязательных предметов, мы бы на треть (!) сократили вузовский курс, вместо пяти лет готовили бы специалистов за три-три с половиной года, раньше включали бы их в производительный труд, работу на прибыль. Омертвление капитала в такую гигантскую сумму органично вытекало из лозунга «экономика должна быть экономной», спутником власти был вопиющий разлад слова и дела.
Экономика – в буквальном переводе с греческого – «ведение домашнего хозяйства». Слова «экономика должна быть экономной», произнесенные в отчетном докладе брежневского ЦК очередному съезду партии, были нелепостью. И эта бессмыслица обосновывалась жрецами научного коммунизма, как выдающийся вклад в марксистско-ленинскую теорию!
Любое вложение денег предполагает хотя бы эквивалентную отдачу. Средства, ассигнуемые на здравоохранение, окупаются так же, как и ассигнования на физическую культуру, образование, искусство. Траты на изучение и пропаганду теории и практики научного коммунизма – это деньги, выброшенные на ветер, траты из категории бессмысленных. В здоровом обществе, где принято считать деньги, такие расходы исключены. У нас они были нормой. Это еще одно из доказательств неизлечимой болезни общественного строя.
Фокусники от научного коммунизма прививали потребность в непритязательности, пропагандировали несовместимость богатства духа с богатством материальным, когда дело касалось отдельно взятого социалистического индивидуума. Во всех пороках, существующих на планете, обвинялся «капитал, его препохабие». Утверждалось, что капитал, богатство ведут к растлению личности, гибели духовной культуры.
Игнорировался элементарный вопрос: если все так, почему же «его препохабие» помогло заново обрести себя Ростроповичу, Вишневской, Барышникову, Нуриеву, Неизвестному, Синявскому, Солженицыну и другим, бежавшим или, согласно официальной терминологии, выдворенным из СССР? Или их поддержка вызывалась необходимостью вести политические игры?
Тогда как понимать другой факт: на концерты той же Вишневской ломились – или и зритель вовлекался в те же самые политигрища? Зритель Вашингтона и Парижа, Рима и Лондона, Мадрида и Лиссабона – фактически зритель всего Запада, весь народ? А стоимость билета, в переводе на наши деньги, за тысячу рублей – нестыковка получается!
КАПИТАЛ КАК СРЕДСТВО ПРИОБЩЕНИЯ К КУЛЬТУРЕ
Выходило: живут зажиточно и к настоящей культуре тянутся, одно другому не помеха, а подспорье. Элиты, меломанов хватит на один зал. А здесь месяц гастролей изгнанных из СССР артистов – и все аншлаг, публика далеко не великосветская.
Так, может, все-таки Капитал – «не препохабие», а средство приобщения к культуре? С чего бы это рядовой западник так проникся к нам сочувствием, что, не дожидаясь руководящей подсказки, шлет гуманитарную помощь? Иль золотой телец все-таки не вытравил в нем все человеческое? Как после этого верить россказням журналиста, прожившего в Штатах пятнадцать лет и совершавшего многомильные путешествия, как он выразился, «в поисках души»? Иль гуманитарная помощь – проявление бездушия?
