То, что в Польше советским руководством (равно как и германским) использовались именно военные средства, сомнений не вызывает, ибо, хотя состояние войны СССР с Польшей не было объявлено, реальные военные действия против польских воинских частей имели место. Так, в донесении от 17 сентября 1939 г. Л. П. Берия К. Е. Ворошилову говорилось, что «в 5 часов утра 17 сентября части РККА и части пограничных войск НКВД Белорусского и Киевского округов перешли государственную границу с Польшей» и в настоящий момент «ведут бой по уничтожению польских пограничных стражниц» (застав). При этом в донесении польские войска назывались «противником».[185]
Оперативная сводка Генерального штаба РККА 17 сентября сообщала следующие факты: «Наша авиация сбила 7 польских истребителей и вынудила к посадке 3 тяжелых бомбардировщика, экипажи которых задержаны».[186]
Факт военных действий РККА против польской армии был признан главой правительства СССР В. М. Молотовым в его докладе на сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 г., где он заявил, что Польша развалилась благодаря удару германской, а затем Красной армий. В этой же речи Молотов говорил о «боевом продвижении» Красной армии и о захвате ею боевых трофеев, составлявших значительную часть вооружения и боевой техники армии Польши. Здесь же он еще раз обвинил Англию и Францию в агрессии против Германии, которая, мол, «стремится к скорейшему окончанию войны и к миру».[187] Пропагандисты Геббельса воспользовались «услугой» Молотова, отпечатав его речь в виде листовок на английском и французском языках, которые разбрасывались над позициями англо-французских войск.[188]
Указание на имевшие место боевые действия между Красной армией и польскими частями содержалось и в приказе № 199 наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова от 7 ноября 1939 г.: «Стремительным натиском части Красной армии разгромили польские войска, выполнив в короткий срок свой долг перед Советской родиной».[189]
Наконец, постановлением Правительства РФ от 20 апреля 1995 г. № 390 было утверждено Положение о военно-врачебной экспертизе, п. 46 которого предписывал ВВК выносить заключение о причинной связи увечий (ранений, травм, контузий) с формулировкой «военная травма», если увечье было получено в период пребывания освидетельствуемого в составе действующей армии в период боевых действий в Западной Украине и Западной Белоруссии в 1939 г..[190] Аналогичное предписание содержится и в ныне действующем Положении о военно-врачебной экспертизе, утвержденном постановлением Правительства РФ от 25 февраля 2003 г. № 123 (п. 41).[191] Как видим, советские воины, принимавшие участие в «боевых действиях» на территории Восточной Польши, названным Положением отнесены к лицам, входившим в состав действующей армии, под каковой понимается часть вооруженных сил государства, используемая во время войны непосредственно для ведения военных действий[192] (в отличие от другой части вооруженных сил, находящейся в тылу). Но к вопросу, как все же следует квалифицировать действия советских войск в сентябре 1939 г., вернемся чуть ниже.
В ходе боев на территории Восточной Польши 737 советских бойцов погибли и 1862 человека были ранены.[193] Небезынтересно вспомнить и о том, что в тот период советские войска захватили много польских военнопленных. Именно так именовали их тогда в служебных документах (в донесении Л. 3. Мехлиса от 24 сентября 1939 г. Сталину и Ворошилову сообщалось, что Красной армией была захвачена «в плен основная верхушка польского высшего командного состава»;[194] в приказе № 10 от 23 сентября 1939 г. войскам 3-й армии Белорусского фронта предписывалось «всех офицеров бывшей польской армии считать как военнопленных на территории СССР…Всех солдат бывшей польской армии, шатающихся по городам, селам и лесам, независимо, оказывал ли он сопротивление в борьбе против частей Красной армии или нет, взят с оружием или без оружия, также направлять в лагеря военнопленных»[195]) и печати,[196] так называл их, в частности, и Молотов.[197] Однако с июля 1941 г. (задумаемся: почему именно с этого времени?) у нас их стали называть интернированными.
По данным польского эмигрантского правительства, в период военных действий СССР в Польше Красной армией было взято в плен более 230 тыс. солдат и офицеров польской армии.[198] (Эти данные практически совпадают с данными, полученными мною на основе сводок Генерального штаба РККА, регулярно публиковавшихся на страницах центральной советской печати.) Среди них было 10 генералов, 52 полковника, 72 подполковника, 5131 другой офицер, а также 10 966 унтер-офицеров, не считая членов полиции и пограничной охраны.[199] Всего же к моменту начала Германией войны против Польши армия Польского государства насчитывала миллион солдат.[200]
В. М. Фалин справедливо считает дискуссию о том, как следует рассматривать в данном случае задержанных польских военнослужащих, вопросом принципиальным, и, исходя из того, что поскольку главнокомандующий польских вооруженных сил маршал Э. Рыдз-Смиглы от имени польского правительства отдал своим войскам приказ: «С Советами в бой не вступать, оказывать сопротивление только в случае попыток разоружения наших частей… Части, к которым подошли Советы, должны начать с ними переговоры с целью вывода наших гарнизонов в Румынию и Венгрию»,[201] и тем самым исключил возможность объявления нам войны, польские пленные должны считаться не военнопленными, а интернированными. Он считает серьезным заблуждением объявить постфактум войну с Польшей, назвав интернированных военнопленными.[202]
Доказав факт военных действий Красной армии против польских военных частей, отметим, что с юридической точки зрения для войны характерен такой признак, как формальный акт ее объявления. Но, согласно действовавшему до 1907 г. обычному праву, формальное объявление войны не было безусловно необходимым. Войны XIX века не раз начинались открытием враждебных действий без предварительного заявления. Лишь III Гаагская конвенция 1907 г. об открытии военных действий, ратифицированная Россией, установила, что враждебные действия между договаривающимися державами не должны начинаться без предварительного недвусмысленного предупреждения, которое будет иметь или форму мотивированного объявления войны, или форму ультиматума с условным объявлением войны. Последствием такого объявления является, как правило, разрыв дипломатических отношений между воюющими сторонами и прекращение действия большинства двусторонних договоров (в ноте советского правительства от 17 сентября 1939 г. на имя польского посла в СССР заявлялось, что СССР не может более нейтрально относиться к происходящим в Польше событиям; в этой же ноте констатировалось прекращение действия договоров, заключенных между СССР и Польшей, в том числе, стало быть, Рижского мирного договора от 18 марта 1921 г. и договора о ненападении от 25 июля 1932 г. между СССР и Польской республикой, так как Польское государство было объявлено «отныне не существующим», следовательно, исчезло как одна из сторон договора, как субъект международного права. По этой причине имело место прекращение дипломатических отношений между двумя странами. Начиная с 17 сентября советские власти не признавали дипломатический статус польских дипломатов в Москве и чинили им всяческие препятствия к выезду из СССР,[203] в то время как нормы дипломатического права и права вооруженных конфликтов, напротив, предписывали оказать сотрудникам польского посольства всяческое содействие в выезде. Дипломатические отношения были восстановлены лишь 30 июля 1941 г., когда, в связи с необходимостью создания антигитлеровской коалиции, СССР признал находившееся в Лондоне польское эмигрантское правительство во главе с генералом В.Сикорским и подписал с ним соглашение о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии[204]). Однако согласно ст. 2 Конвенции об определении агрессии, заключенной в Лондоне 3 июля 1933 г. СССР с другими государствами, агрессией признается не только объявление войны другому государству (этот случай предусмотрен п. 1 ст. 2), но и вторжение вооруженных сил, хотя бы и без объявления войны, на территорию другого государства (п. 2 ст. 2), нападение сухопутных, морских или воздушных вооруженных сил, хотя бы и без объявления войны, на территорию, морские или воздушные суда другого государства (п. 3 ст. 2). При этом, согласно ст. 3 названной конвенции, никакие соображения политического, военного, экономического или другого порядка не могут служить извинением или оправданием нападения, предусмотренного в ст. 2.[205]
