В 1969 году при обсуждении структуры РУМО и характеристик на его коллег я поинтересовался, каким телефонным справочником он пользуется — своего отдела или общим. Он ответил, что может брать любой из них. В справочнике по РУМО, имеющем гриф секретности «Только для служебного пользования», в алфавитном порядке указаны фамилии всех сотрудников. Его можно без всяких подозрений взять в свой кабинет. На мой вопрос, сможет ли он незаметно для других переснять его на фотопленку, ответил утвердительно, но сразу же отметил, что никогда не пользовался фотоаппаратом и к тому же пронести его в здание РУМО нельзя — все личные вещи сдаются при входе. Я объяснил, что обычный фотоаппарат не понадобится, — передам ему простую в обращении специальную портативную фотокамеру, ее можно пронести в кармане пиджака. Она будет внешне выглядеть как обычная пачка сигарет «Уинстон», которые он иногда курит. Надо будет лишь под определенным углом провести ею по печатному тексту, и тот перенесется на микропленку, которой хватит примерно на шестьдесят страниц. Справочник целесообразно снимать частями, отснятую пленку передавать через тайник.
В следующий раз мы встретились вечером около торгового центра в отдаленном пригороде Вашингтона. У меня все больше усиливалось сомнение в честности Ларка. Порой возникало чувство недоброжелательности, желание каким-то образом сломать его психологически. Вопрос о перевербовке отпадал сам по себе: если он предал дважды, предаст и в третий раз. В тот вечер во время операции по выброске подобные мысли не покидали меня. Подходя к месту встречи, увидел его спокойно прогуливавшимся и курящим трубку. Решение пришло само собой.
Сразу же после обмена приветствиями предложил отъехать на его машине пару миль, чтобы в более безлюдном месте передать ему фотокамеру и в спокойной обстановке объяснить, как ей пользоваться. Прежде я так никогда не поступал. Мы сели в его «Фольксваген», я стал указывать дорогу, сворачивая то на одну улицу, то на другую, создавая полное впечатление, что хорошо знаю район и мы едем в определенное место. Он стал спрашивать, куда ведут эти дороги, где мы находимся и скоро ли остановимся. В его голосе появились тревожные нотки, было понятно, что с этими местами он не знаком и явно волнуется. Въехали в жилой, плохо освещенный и малонаселенный район. Через пару минут попросил его остановиться. Вышли из машины. Передал ему камеру и подробно начал объяснять, как ей пользоваться. Было видно, что у него наступило облегчение. Я понял, что этот жесткий, на грани оперативной дозволенности, но выглядевший вполне обоснованным в данной ситуации прием косвенной проверки Ларк не прошел.
очему он проявил такое откровенное беспокойство, которое не смог скрыть? — спрашивал я себя позже. Ведь он должен считать, что мы относимся к нему с доверием, всячески оберегаем от опасности. Более того, сразу же при встрече я сообщил о его помиловании Президиумом за честное сотрудничество с нами. Скорее всего он, пришел я к выводу, что его волнение было вызвано существовавшим у него чувством опасности и естественной в данном случае постоянной боязнью, что КГБ готового расплатиться с ним за двурушничество. Вероятно, подобные опасения он не раз высказывал своим кураторам в ЦРУ. Однако в действительности десяток лет спустя «расплатилось» с ним не КГБ, а ЦРУ.
Что же касается задания по телефонному справочнику, то он дважды оставлял в тайнике фотопленки, и дважды на них ничего нельзя было разобрать. На очередной встрече передал мне третью пленку, также оказавшуюся пустой. При обсуждении причин «неудачи» заверял меня, что соблюдал все инструкции при фотографировании. После проверки камеры в резидентуре я вновь принес ее и попросил попытаться все-таки сфотографировать справочник. Но опять пленки были пустые. В итоге он пытался убедить меня, что не может научиться фотографировать и ничего путного из этого дела не получится. Замечу, камера была проста в обращении и съемку производила безукоризненно, — что неоднократно подтверждалось в Москве и в резидентуре, — как до передачи ее Ларку, так и после. Фотокамеру он вернул. Н е придавая «неудаче» особого значения, я больше к этому вопросу не возвращался.
Этот факт в совокупности с другими заставил нас весной 1970 года придти к твердому и окончательному выводу — Ларк двойник и работает под контролем ЦРУ.
Если рассматривать все происшедшее со справочником РУМО с позиций американской действительности, то, конечно, ЦРУ не могло самостоятельно передать советской разведке, считая это даже оперативно необходимым, документ другого ведомства с фамилиями сотрудников военной разведки — использование справочника нами грозило им потенциальными неприятностями и могло нанести реальный ущерб безопасности США. ЦРУ прекрасно понимало, что такие данные требуются нам для установки лиц и организации вербовочных разработок. Кроме того, фотографирование одного документа повлекло бы за собой задания и по другим, что, конечно, не входило в планы ЦРУ. Согласие Ларка, возможно, было вынужденным, даже спонтанным, и отказ выглядел бы нелогичным. Но если бы Ларк не был подставленным агентом ЦРУ, то он выполнил бы наше задание хотя бы во второй, третий или пятый раз — препятствий для этого у него в РУМО не существовало.
Реализуя план работы с Ларком, осенью 1970 года я сообщил, что за «честную и плодотворную работу» он восстановлен в звании капитана 3-го ранга и в дальнейшем очередные воинские звания будут присваиваться «в соответствии с действующими в Советской Армии сроками». Также сказал, что в июне 1971 года после пятилетнего пребывания в США я возвращаюсь в Москву, Центр в интересах обеспечения безопасности принял решение о передаче его на связь нелегалу — советскому разведчику, проживающему в США под видом американского гражданина.
— Сотрудники легальной резидентуры встречаться с вами не будут, — продолжал я, — в ходе отдельных контактов надлежит обсудить вопросы связи и знакомства с нелегалом. Перевод произойдет через некоторое время после моего отъезда. До этого вам необходимо будет познакомиться с работниками Центра для обсуждения деталей. Первая встреча назначена на апрель 1971 года в Монреале. Условия связи передам в марте месяце.
Ларк воспринял мои слова спокойно, выразил благодарность за столь высокое к нему доверие, а также за восстановление его в звании. Несмотря на результаты проверочных мероприятий, работа с Ларком шла в обычном режиме — он ежемесячно закладывал тайнописные сообщения в тайник, личные встречи проводились три-четыре раза в год. К концу 1970 года сложилась ситуация, из которой стало понятно, что ЦРУ, передавая через него некоторые данные, пыталось определить — верим ли мы ему или ведем свою игру.
Если мы полностью доверяли Ларку, то должны были проводить по его информации оперативные мероприятия, которые ЦРУ с помощью ФБР в любом случае зафиксировало бы. Такую цель, вполне очевидно, преследовало и его сообщение о конспиративной квартире в Вашингтоне: американцы осознавали, что мы попытаемся через него поставить там технику подслушивания, если, конечно, доверяем ему. Мы «пошли им «навстречу», продолжая начавшуюся игру до конца.
До моего отъезда оставалось закончить мероприятие по «установке» подслушивающей техники на этой квартире. На встрече в декабре 1970 года я спросил его, можно ли пронести с собой в квартиру небольшое прослушивающее устройство и незаметно оставить его на некоторое время — мы хотим послушать разговоры, которые там ведутся. Объяснил, что нас интересуют не его беседы, о которых он подробно сообщает, а контакты ЦРУ с другими посетителями. Ответ последовал утвердительный. Обсудили варианты закладки в мебели небольшого деревянного бруска с вмонтированными микрофонами и решили, что лучше всего прикрепить его под тахтой в гостиной, где, как правило, ведутся беседы. В очередное посещение квартиры он изымет брусок и вернет нам. Ларк ответил, что справится с таким заданием.
Для придания операции большей правдивости я и специалист резидентуры по оперативной технике несколько раз выезжали к дому — для проверки на месте качества прохождения сигнала до нашего посольского дома, где был оборудован автоматический прием. Наружного наблюдения за собой не видели.
В начале 1971 года передал Ларку закладку. Одновременно объяснил условия связи с представителем Центра в Монреале в конце апреля. В марте месяце через тайник он сообщил, что задание по закладке выполнил. Но как мы и предполагали, передачи информации с конспиративной квартиры не последовало.
В мае 1971 года состоялась моя последняя личная встреча с Ларком. Он поделился своими впечатлениями от поездки в Монреаль, которая, по его мнению, прошла благополучно и он ею удовлетворен. Подозрительных моментов не замечал. Вблизи небольшого портового ресторана, где он встретился с работником Центра, несколько минут стояла полицейская машина, но, как он уверен, отношения к наблюдению за ними она не имела.
