Не пробились в этом году с новыми романами ни Александр Проханов, ни Владимир Личутин. Впрочем, кроме традиционного либерально-почвенного деления, в этом году явно стало заметно деление на уходящих отцов и крепнущих детей. Стариков как бы определили на пенсию по выслуге лет. Вся новая шестерка — представители среднего и молодого поколения. В целом я доволен этой шестеркой . Да, там есть неизменный Дмитрий Быков с романом "Остромов". Но, по-моему, он надоел даже организатору премии Виктору Топорову. Если уж "Нацбест" не принимает к рассмотрению книги, выдвигающиеся на другие премии, то, наверное, незачем и повторное награждение одной и той же премией. Но я рад, что среди попавших в шорт-лист есть и Михаил Елизаров, и Сергей Шаргунов, и Андрей Рубанов. Кроме этого, Павел Пепперштейн с "Пражской ночью" и скрывшийся под псевдонимом Фигль-Мигль. Буду болеть за Елизарова и Шаргунова. Авось, и повезет ребятам.
В этом году присуждается десятая премия. Было принято решение провести конкурс "Супернацбест", в него вошли победители за все 10 лет существования премии. Это Леонид Юзефович "Князь ветра" (2001), Александр Проханов "Господин Гексоген" (2002), Гаррос-Евдокимов "Голово[ломка]" (2003), Виктор Пелевин "ДПП "NN" (2004), Михаил Шишкин "Венерин волос" (2005), Дмитрий Быков "Борис Пастернак" (2006), Илья Бояшов "Путь Мури" (2007), Захар Прилепин "Грех" (2008), Андрей Геласимов "Степные боги" (2009), Эдуард Кочергин "Крещенные крестами" (2010). 29 мая из числа былых лауреатов будет выбрана книга десятилетия. Жюри юбилейной премии составят почетные председатели жюри премии последних десяти лет. Почетный председатель юбилейного жюри — сам президентский советник Аркадий Дворкович. Неужто даст премию, целых 100 тысяч долларов, Проханову?
Присуждали 27 апреля в Президент-отеле и так называемую "Русскую премию". В главной номинации, "Крупная проза", победил роман-притча "Хор" Марины Палей (Нидерланды). Второе и третье место получили романы "Московский дивертисмент. Роман-илиада" Владимира Рафеенко (Украина) и "Виноградники ночи" Александра Любинского (Израиль). В номинации "Поэзия" победила Наталья Горбаневская (Польша), награжденная за книгу "Прильпе земли душа моя. Сборник стихотворений 1956-2010 гг.". Вторым стал сборник "Пока не стемнело" Бориса Херсонского (Украина), третьим — "Яблочный джем" Ольги Дашкевич (США).
За лучшую "Малую прозу" награжден писатель из Казахстана Юрий Серебрянский за повесть "Destination. Дорожная пастораль". Второе место жюри присудило Андрею Иванову (Эстония) за повесть "Кризис", третье — Леониду Левинзону (Израиль) за сборник рассказов "Полет". Спецприз "За вклад в развитие и сбережение традиций русской культуры за пределами Российской Федерации" и денежную премию в размере 45 тысяч рублей получили Лариса Щиголь и Даниила Чкония (Германия) за издание журнала русской литературы "Зарубежные записки".
Увы. Эту премию даже в либеральных кругах критиковали за её отдаленность от России. Задумана она была как премия русским писателям из ближнего зарубежья, вынужденно ставшим как бы иностранцами, отделенными от стержневой русской литературы. Но по велению властной элиты она, хоть и называемая "Русской премией", стала в основном премией русскоязычных писателей из уехавших в ведущие страны западного мира наших былых соотечественников. Вот и сейчас Марина Палей, Борис Херсонский, Наталья Горбаневская и большинство других вполне могли бы претендовать и на "Большую книгу", и на "Русский Букер". Вряд ли они нуждаются в поддержке из России, где постоянно выходят их книги. Конечно , сквозь их заслон не прорваться ни крымским писателям, ни русским писателям Балтии или Кавказа. Пожалуй, только таллинец Андрей Иванов и казахстанец Юрий Серебрянский подходят под планируемый ранее формат этой "Русской премии".
Но это и есть все та же отчужденная от традиционной русской культуры правительственная политика.
И ни одного во всех этих премиях нового интересного имени, ни одного литературного явления. Может быть, не случайно всё чаще говорят:
Литературы у нас нет!
Георгий Судовцев -- Апостроф
Дмитрий Калюжный. Житие Одинокова. Документальный роман. — М.: Живое время, 2011, 392 с., 3000 экз.
Зачастую даже в той книге, которую оцениваешь в целом положительно, находишь какие-то излишества, недостатки или огрехи, без которых она, кажется, была бы намного лучше. Но иногда эта заданная дистанция отстраненности от текста, критичности по отношению к нему исчезает — и ты не просто читаешь книгу, а как будто переходишь в тот мир, который создал её автор.
Я помню это удивительное состояние по знакомству с "Маленькими трагедиями" Пушкина, "Мертвыми душами" Гоголя, "Войной и миром" Льва Толстого, "Дон Кихотом" Сервантеса, "Мастером и Маргаритой" Булгакова... Наверное, где-то здесь и заключена вроде бы неуловимая и невыразимая разница между настоящей литературой и тем, что называется беллетристикой, — даже самой искусной и блестящей беллетристикой.
Новая книга Дмитрия Калюжного, хоть и обозначена как "документальный роман", стоит куда ближе к настоящей литературе, нежели к беллетристике.
И несколько странное название "Житие Одинокова" (одинокого?), с фотографией Сталина, солдатской пилоткой и нательным крестом ("Спаси и Сохрани") на лицевой стороне обложки, а на тыльной — с благодарностями (автора или издателей?) меценатам-потомкам солдатов Победы, которые помогли книге выйти в свет, — всё это выглядит как-то по-детски, неправильно и в то же время трогательно.
Точно так же сделана и "подача" последующего текста в предисловии за подписью Дмитрия Калюжного: дескать, настоящим автором книги является совсем другой человек, уже умерший журналист, бывший сосед по коммунальной квартире, известный под псевдонимом Мирон Васильевич Семёнов (Мир. В. Сем), а самому Калюжному принадлежит только литературная обработка его произведения и дополнение "документами эпохи": от газетных вырезок военной поры до переписки Сталина с Рузвельтом и Черчиллем, — один из тончайших и эффективнейших беллетристических приёмов "контрапункта", примером использования которого в недавнем прошлом могут служить романы "Эра милосердия" Аркадия и Георгия Вайнеров и "Семнадцать мгновений весны" Юлиана Семёнова.
Кстати, по мотивам этих произведений были сняты популярнейшие советские телесериалы, причем в фильме Лиозновой имевшийся в литературном прототипе контрапункт был почти полностью сохранен, зато в фильме Говорухина/Высоцкого не осталось даже намёка на него.
Но главное в любой книге, конечно, не профессиональные приёмы сами по себе, а получившийся в итоге их использования результат.
У Дмитрия Калюжного он получился близким к идеальному. Надеюсь, по "Житию Одинокова" тоже когда-нибудь снимут достойный фильм — без всей развесистой клюквы по-михалковски.
История советского студента-геолога, "верующего атеиста" комсомольца Василия (Вассиана) Одинокова, который на фронте, засыпанный землёй, почти мёртвый, получил от Бога не только разрешение БЫТЬ, но также дар знать и говорить правду, за что был прозван Василием Блаженным, развивается в романе параллельно с историей Сталина. Время действия — последние предвоенные недели и первые годы Великой Отечественной.
Но все события и случаи естественно и просто идущего действия находятся в поле тяготения одной-единственной мысли: "БОГ ЕСТЬ!" И не просто ЕСТЬ непонятно где, а именно так, как описано в православном Символе Веры — Вседержитель, Всемогущий и Всеблагий. Пожалуй, "Житие Одинокова" можно назвать одной из самых религиозных книг современности, хотя она бесконечно далека от каноничной святоотеческой литературы. И она же — одна из самых концептуальных книг, посвященных сталинской эпохе. Международные коллизии, "военный заговор" и оставшиеся на своих постах его участники, сделавшие всё для успехов вермахта, отношения государства и церкви и многое еще — всё это вместе рисует удивительно объёмную картину, бледными копиями или злыми карикатурами на которую выглядит большая часть современной "исторической науки".
Автор оставляет своего героя на поле Сталинградской битвы, когда он встречает своего бывшего сокурсника, "ловчилу" Гарика Вяльева, сына репрессированного за развал работы замнаркома связи, ставшего добровольным помощником оккупантов, "хи-ви" (помните фильм Алексея Германа "Проверка на дорогах"?). Тот боится расстрела пытается всячески оправдать себя: "Выбор у меня был небольшой: или сдохнуть, или служить... Обстоятельства заставили, ты пойми..."
