Н.Ш. Тем не менее, качество современной китайской литературы я считаю невысоким. Основное внимание китайцев сейчас обращено на экономику. О развитии литературы меньше думают. Процветает масскультура. И на это есть политические причины.
Г.Б. Сейчас в России очень актуален вопрос, что мы можем заимствовать из китайского опыта, может ли Китай стать примером для развития экономики России? Или из административного опыта национальных отношений?
Н.Ш. Китай воспринимает современный опыт России как негативный опыт. Китайцы очень много работают. Оптимистичны. Жизнерадостны. В Китае нет культуры, есть экономика. А в России сейчас наоборот: нет экономики, но есть культура.
Г.Б. В Китае ты сталкивался с русскими предпринимателями, студентами. Русские в Китае — как они себя чувствуют? Есть ли какая-то русская община в Китае?
Н.Ш. Конечно, есть русские. В основном в Северном Китае. Мне кажется, они довольны жизнью.
Г.Б. Сейчас в верхнем эшелоне Китая происходят очень серьёзные изменения: Цзян Цземинь уходит почти что на отдых. Кто приходит ему на смену?
Н.Ш. Люди гораздо моложе, которые не пережили китайскую революцию 49-го года. Вероятный преемник Ху Чжин Тао.
Г.Б. А что это за человек?
Н.Ш. Его выдвинул ещё Дэн Сяопин. Он и установил преемственность. Один сменяет другого.
Г.Б. А это было официально известно в Китае или нет?
Н.Ш. Скорее это было полуофициально.
Г.Б. Фактически традиционная полумонархическая конфуцианская система смены правителей — с этим мы сталкиваемся в современном Китае? Китайский коммунистический, красный опыт ведь не отвергнут ими полностью?
Н.Ш. Думаю, что коммунистическая идея всё более и более отходит в сторону. Идея коллективизма ещё очень сильна. Исчезает атеизм, который главенствовал при коммунизме.
Г.Б. Государственный контроль в экономике всё ещё сильный, наверное? В этом отношении социалистический опыт остаётся востребованным?
Н.Ш. Трудно сказать. Государственные компании развиваются всё же менее интенсивно, чем частные.
Г.Б. Какие районы Китая более перспективны в отношении экономического развития?
Н.Ш. Побережье Китая. Юг Китая. Развивается легкая промышленность особенно.
Г.Б. Что такое традиционная китайская медицина?
Н.Ш. Элитой китайской это не принимается. Сначала надо идти к врачу. И лишь потом к традиционному китайскому медику.
Григорий Черный
22 апреля 2003 0
17(492)
Date: 23-04-2003
Author: Григорий Черный
КИТАЙСКАЯ ГРАМОТА (Восточный сосед: мифы и реальность)
Экономическое развитие Китая в послемаоцзедуновское времЯ впечатляет. В России оно вызывает и зависть, и надежды на нечто подобное дома. Оправданы ли эти надежды? Долго ли продлится китайское чудо? Станет ли весь мир Поднебесной, или, как не раз бывало в истории Китая, подъем сменится спадом, и он повторит судьбу "старшего брата" — это вопросы не теории, а вопросы практической политики. Ответы на них обязана дать наука, в первую очередь гуманитарная — социология и история. Для этого наука обязана быть честной, точной и ясной. В российской же науке, как и во всём российском обществе, "…ощущается страх перед… ясностью. Ничем не сдерживаемое словоблудие заполнило всю интеллектуальную сферу общества" (А. Зиновьев).
Впрочем, учебник издательства МГУ "История Китая" (ред. А. В. Меликсетов) на первый взгляд представляется именно учебником, а не набором пропагандистских штампов. Том в 736 страниц излагает историю Китая от синантропа до середины девяностых годов ХХ века. Но именно эта книга показывает, что наука — отражение общества, что кризис в обществе проявляется и в науке, что эти два кризиса питают и усиливают друг друга, что развернуть вспять нынешнее развитие — дело если и возможное, то чрезвычайно трудное.
История Китая — не тайна за семью печатями. Специалисты назовут море литературы. С информационной точки зрения в новой книге нового ничего нет, разве что весьма подробно прописаны события революционного перехода от средневековья к современности. Для специалистов, возможно, эта книга — неплохое подспорье типа справочника. Но наука существует не для специалистов — иначе зачем общество кормит этих специалистов? Дело истории — не столько описать прошлое, сколько помочь нам разобраться, почему оно было именно таким, а не иным. И в этом отношении новая книга — не шаг вперёд, а два шага назад.
Нельзя сказать, что авторы только летописуют, но и серьезным анализом их труд не назовёшь. Для успешного анализа нужна позиция. Позиция авторов прорисована достаточно. Но сводится она к той нехитрой мысли, что венцом развития человечества является политическая система в виде представительной демократии американского образца; экономика, построенная на либеральной идее; а локомотивом развития является щедрая, трудолюбивая, законопослушная, демократическая, ультрапатриотическая крупная буржуазия. Почему Китаю было плохо тогда-то и тогда-то? (А за более чем четырехтысячелетнюю историю в Китае чаще было плохо, чем хорошо). Да потому, что не было рынка, не было демократии, не было крупной буржуазии. Теперь почти всё это у него есть (не хватает только демократии с плюрализмом). Все признаки счастья есть, но вместе с успехами в сегодняшнем Китае появились вдруг целые деревни, сплошь заражённые СПИДом. И заразились не наркоманы, не сексуальные либералы, а вполне нормальные крестьяне, сдававшие свою кровь проходимцам. А кровь они сдавали, чтобы не помереть с голода.
В книгах по истории нам в первую голову нужны выявленные авторами законы исторического процесса: сами мы — результат этих процессов, и на их же волю оставляем своих детей и внуков. Авторы любой современной книги по истории обязаны если не найти, то сделать попытку найти эти фундаментальные законы, выявить механизм их действия в конкретных исторических условиях. С этой задачей авторы учебника не справились. Больше того, они её и не ставили. Больше того, они бахвалятся своим отказом искать такие законы. "В течение многих лет мы… …отстаивали своё право рассматривать развитие китайского общества на определённом историческом этапе как "восточное", "азиатское", развивающееся по законам, весьма отличным от тех, которые управляли становлением европейской цивилизации".
Если авторы открыли особые "азиатские" законы развития общества, то где они? Почему эти законы не перечислены? Нормальный порядок был бы такой: формулируется закон Восточный, рядом — Западный, и они сравниваются. Выясняется, почему они разные. То ли повлиял цвет кожи, то ли разрез глаз, то ли в Восточной Азии — Бермудский треугольник. Ничего этого нет. Нельзя же всерьёз считать основанием этого закона утверждение авторов, будто на Востоке всё — и земля, и люди, и их имущество — всегда было собственностью государства, а на Западе — частной собственностью. Да в родоначальнице современного капитализма Вильгельм Завоеватель переписал и присвоил не то что всю землю и всех на ней живущих, но даже и каждую курицу, до чего ни в Китае, ни в Индии никогда не доходили. И не китайский император сказал: "Государство — это Я!". И если китайские династии одна за другой приходили в упадок, то одной из основных причин, и это есть в книге, было сосредоточение большей части земли именно в частной собственности крупных землевладельцев в результате ничем не сдерживаемой спекуляции.
Законы развития Запада не сводятся к наличию частной собственности. Не всегда же и на Западе был капитализм. По каким-то законам он возник из того, что было до него. К сожалению, после Маркса ничего нового в смысле определения законов общественного развития так и не было сделано. Если бы авторы показали, в чём противоречия марксизма и китайской действительности, уже было бы полдела. Но вместо этого нам подсовывают "азиатский" путь.
Книга наполнена нелепостями и смысловыми неточностями. Откуда авторы взяли "ленинскую теорию классовой борьбы"? "История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов" — это Ленин? Да и при чём здесь теория? Речь идет о факте. Что такое "династийный" кризис и в чём его отличие от "системного"? Разве династия — не элемент системы, и её кризис — не кризис системы? И почему это кризис династийный, а люди мрут миллионами? Что такое "гражданская война КПК и Гоминдана"? Откуда у Ленина появилась идея пути альтернативного капитализму? Нет ни у него, ни у других современных ему марксистов такой идеи. Коммунизм мыслился ими как итог капитализма, а не альтернатива ему.
