"ДЛ". При нынешнем демократическом строе, на ваш взгляд, существует ли свобода слова? Когда она проявлялась больше: в советское время или сейчас?
С.К. Я скажу так: для любого пишущего человека свобода мысли, свобода ощущения — это основа его труда. Соответственно, свобода слова — это уже следующая стадия, но здесь возникает один очень интересный момент: если на первый план ставится свобода слова именно в плане свободы, а ответственность за это слово, как говорится, в сознании человека уходит на дальний план, то начинается саморазрушение творческого мира, что мы наблюдали на протяжении последних 20-30 лет с очень многими, даже известными литераторами. Вот этот соблазн надо уметь в себе преодолеть и понимать, какое влияние может оказать твоё слово на тех, кто берёт в руки твою книгу, и понимать, что ты своим словом вносишь в мир: разрушительное, деструктивное начало или ощущение гармонии. Здесь выбор очень точен и, что называется, не переходящ из одного состояния в другое. Вот об этом тоже, мне думается, нужно помнить каждому пишущему...
Беседовали Марина Ляшова и Оксана Рогоза
Вышел из печати, поступает к подписчикам и в продажу январский выпуск газеты "ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ" (№1, 2011). В номере: передовая Владимира БОНДАРЕНКО, проза Владимира КАРПОВА, поэзия Юрия БАРАНОВА, Владимира БЕРЯЗЕВА, Тимура ЗУЛЬФИКАРОВА и Галины ТАНАНОВОЙ; публицистика Олега ОСЕТИНСКОГО и Георгия СТЕПАНЧЕНКО. Николай АСТАФЬЕВ пишет о гибели Сергея ЕСЕНИНА, Виктор ПРОНИН вспоминает Анатолия СОФРОНОВА, Александр КУВАКИН — о 80-летии со дня рождения Алексея ПРАСОЛОВА, Сергей КУНЯЕВ отвечает на вопросы Марины ЛЯШОВОЙ и Оксаны РОГОЗЫ, Чингиз ГУСЕЙНОВ спорит с Парвизом БАБАЕВЫМ, в рубрике "Наши книги" — рецензия на Алексея ТАТАРИНОВА. Как всегда, читатели могут познакомиться с хроникой писательской жизни.
"ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ", ведущую литературную газету России, можно выписать по объединённому каталогу "Газеты и Журналы России", индекс 26260. В Москве газету можно приобрести в редакции газет "День литературы" и "Завтра", а также в книжных лавках СП России (Комсомольский пр., 13), Литинститута (Тверской бульвар, 25), ЦДЛ (Б.Никитская, 53) и в редакции "Нашего современника" (Цветной бульвар, 32). Наш телефон: (499) 246-00-54; e-mail: [email protected]; электронная версия: http://zavtra.ru/. Главный редактор — Владимир БОНДАРЕНКО.
Фёдор Гиренок МЫ И РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ
Русская философия появляется в девятнадцатом веке с осознания славянофилами онтологии русской жизни. В чем суть этой онтологии? По формуле Чаадаева, она заключается в том, что мы всякий раз заново вынуждены решать вопрос о том, как нам жить. В словах Чаадаева есть правда, но не вся, ибо веру свою мы не меняли. Как говорил Хомяков, церковь у нас одна. И власть одна — от Бога. Это неизменное. По формуле Хомякова, суть нашей онтологии состоит в соборности, в воле к любви.
СОБОРНОСТЬ. РУССКИЙ ДИСКУРС
Что такое соборность? Бердяев пишет: "Соборность есть общение в любви". Но что это значит? А это значит, что мы имеем дело с людьми, "Я" которых смещено из центра. Чем оно смещено? Во-первых, ощущением присутствия Бога. Во-вторых, традицией. Что может объединить людей со смещенным из центра "Я"? Любовь. Поэтому Хомяков говорит о воле к любви. Но что делать с человеком, если его жизнь вращается вокруг его "Я"? Этот человек будет стремиться не к общению в любви, а к власти. Множество людей, которые центрированы своим "Я", может объединить только интерес. Или власть.
В первом случае мы имеем дело с соборностью. Во втором — с социальной группой, коллективом.
Следовательно, славянофилы осознают онтологию жизни русского человека, то есть человека со смещенным из центра "Я". Но смещение означает, что "Я" не имеет никакого отношения к "Мы". "Мы" — это не множественное число я. "Я" и "Мы" связаны только грамматически. С онтологической точки зрения, "Я" и "Мы" имеют разное происхождение. "Я" — продукт языковой обработки человека. "Мы" — принадлежит мистерии. "Я" проявляет волю к власти. "Мы" сторонится власти. Как же понимается власть в русском дискурсе?
ВЛАСТЬ И БЕЗВЛАСТИЕ
"Толковый словарь живого великорусского языка" говорит нам о том, что всякую власть определяет закон. И только верховная власть стоит выше закона. Отношение русского сознания к власти может быть выражено простой формулой: всякая власть дана человеку от Бога. Но что это значит? Разве и безбожная власть от Бога? Разве она не от дьявола? На все эти вопросы следует дать отрицательный ответ. Почему? Потому что из этой формулы следует, что человеку нужно сторониться власти. Не его это дело, а Бога. Бог — судия для власти, а не человек. Изменить природу власти никому не удастся.
В самом деле, человек может стремиться к власти, но не может противостоять ей. Государственная машина способна превратить в прах любого человека. И только на Христе она сломала свои зубы. Нельзя, чтобы люди делали глупость, бросая бессмысленный вызов власти. Объявляя всякую власть от Бога, народное сознание как бы говорит: нечеловеческое это дело — бросать вызов власти, ибо силы их совершенно несоизмеримы. Если же объявить, что власть происходит не от Бога, а от человека, то тогда она покажет свою соизмеримость с человеком, и многие люди могут попытаться вступить с ней в борьбу, попробуют изменить ее природу, а это чревато для них катастрофой. Ибо ее природа — это насилие.
В той мере, в какой власть мыслится от Бога, она перестает быть основным вопросом социальной революции. Человеку не следует заниматься переустройством общества. Ему нужно не вращать вокруг себя глазами, а изменить самого себя. Из формулы "всякая власть от Бога" следует, что только изменяя себя, человек может изменить социальный мир.
Мир человека — это не мир логики, а мир абсурда. Рационально устроенный мир существует только в порядке речи. В мире же абсурда требуется не ум, а воля к власти. Волю человека нельзя обуздать умом и направить ее к цели. Иными словами, страшнее власти безвластие. Вот безвластие — не от Бога, а от дьявола. В пространстве безвластия пробуждаются и показывают себя все пороки человека. В нем нет никакой метафизики, никакой сверхидеи. Во время безвластия ничего нельзя сделать, всё невозможно.
В классической русской философии доминирует "мы" и почти полностью игнорируется тема другого. Но эта тема появляется в советской философии едва ли не на следующий день после смерти русской религиозной философии.
ДРУГОЙ. СОВЕТСКИЙ ДИСКУРС
На мой взгляд, советский дискурс наиболее полно представлен в работах Бахтина и Выготского. Возьмем известное положение Бахтина о том, что "никто не может воспринимать себя как целое". Восприятие себя Бахтин относит к порядку представления. Что же он относит к порядку бытия? К порядку бытия он относит Другого, ибо Другой — это тот, кто дает нам нашу целостность, кто опосредует нашу жизнь, кто завершает нас. Другого Бахтин помещает в ситуации вненаходимости, поэтому Другой всегда не здесь. Что же Другой в состоянии вненаходимости может знать такого, чего не знаю я о самом себе? Он знает мое рождение и знает мою смерть. В ситуации вненаходимости человек получает новую чувствительность, и ему не надо никому сопереживать. Никто сам по себе своими силами в новом плане бытия родиться не может. За рождением нового человека стоит Другой. Бахтин пишет в "Эстетике словесного творчества": "Личности не будет, если Другой её не создаст".
Можно согласиться с Бахтиным, что никто не видит себя в пространстве. Каждый из нас, переживая себя, создает свой внутренний образ. Но этот внутренний образ, который вижу я, не видит Другой. Другой видит только мою наружность, которой не вижу я. Так возникает конфликт между мной и Другим. Но Бахтин тему этого конфликта не обсуждает. Он не видит причин для раздвоения Другого и, следовательно, не видит причин для того, чтобы дезавуировать заявленную позицию относительно Другого.
Я приведу цитату из Ивана Ильина, в которой он говорит о цельных людях, имеющих на его взгляд сатанинское начало в душе. "Это, — пишет Ильин, — цельные натуры, без всякого раздвоения, которые просто наслаждаются злом, тотальные преступники, которых мы беспомощно наблюдаем и с которыми не знаем, что делать".
Если для Бахтина Другой не допускает в себя раздвоения, будучи цельным, то для Ильина цельный человек — преступник, наслаждающийся злом. Что мы можем противопоставить цельному человеку? Только свою шизофрению, свое раздвоение, в котором рождается сомнение.
