Но уже 11 апреля за поддержку ленинской программы высказывается Сталин. Ленин же нахально, не скупясь на оскорбления "старых большевиков", называет их "замшелыми провинциалами", прозевавшими в феврале возможность взять власть сразу в свои руки. Так нужно взять ее сейчас и спровоцировать мировую революцию, иначе власть не удержать. Тут Ленин вдруг сблизился с Троцким и его теорией "перманентной революции". (Партия смотрела на Троцкого косо, его обвиняли в авантюризме.) Ленин назвал свою теорию — теорией "непрерывной революции". Ленина не смущает противоречие апрельских тезисов с традиционным марксизмом. Выиграв на свою сторону двух влиятельных союзников, Ленин добился того, что на 7-й Всероссийской конференции большевиков 24-29 апреля, при участии 133-х делегатов с решающим и 18-ти с совещательным голосами, тезисы получили поддержку большинства делегатов из регионов и легли в основу политики всей партии. И в этом его гениальность. За три недели он захватил партию и всецело подчинил ее своему гению.
Его гениальность в том, что в неподходящем месте, в России, в неподходящее время (российский пролетариат немногочисленен, и в сущности это еще крестьяне на заработках) вопреки классическому марксизму (предписывающему социалистическую революцию только тогда, когда изживет себя и загниет капитализм) Ленин осуществил социалистическую революцию. И не только преуспел в этом, но и создал в России футуристический государственный строй. Страннее этого строя (собранного из деталей Французской революции 1789 года, Парижской Коммуны 1871 года плюс отечественные "родные" элементы пугачевщины) пока еще не появилось на планете — несмотря на то, что со времени "неправильной" и "безумной" революции до наших дней прошли уже 93 года. Ленин блестяще на практике доказал абсурдность всех теорий и догм (в том числе и марксизма), доказал, что революцию возможно совершить вопреки теориям. Что в революции теория — лишь предлог. Что революции делаются умом и волею всего лишь нескольких мощных личностей. В данном случае это были: Ленин, Троцкий и Сталин. (Сталин не стал мешать Ленину и Троцкому, а это уже огромная заслуга. Потому что, следуя примеру Сталина, не стала мешать им партия.)
Про попытку июльского переворота, про уход Ленина в подполье, про шалаш в Разливе, про корниловский мятеж, когда буржуазные партии и Временное правительство "простили" большевиков за участие в подавлении мятежа, вы все знаете, учили в советских учебниках, читали в несоветских. Книга итальянского журналиста Курцио Малапарте "Техника Государственного переворота", написанная в начале 30-х годов, дает отличное представление о работе, проделанной Троцким по организации ленинского переворота. Наутро явившийся в Смольный Ленин устало улыбался из-под съехавшего набок парика. Улыбаться было уже можно. Основную свою работу в истории он уже сделал: он заставил большевиков совершить революцию. Оставались мелочи.
Ленин был огненный дух в чистом виде.
Александр Иванов НЕПОСРЕДСТВЕННЫЙ
Александр Иванов
НЕПОСРЕДСТВЕННЫЙ
В настоящий момент времени Ленин интересен мне как практик и одновременно как политический мыслитель, который пытался выстроить теорию политического действия. И на его философские взгляды интересно посмотреть именно под этим углом зрения. Например, меня чрезвычайно волнует знаменитая маргиналия из "Философских тетрадей" — Ленин, конспектируя гегелевскую "Науку логики", записывает на полях такую фразу: "Сущность является". В этой фразе заключена некая загадка Ленина и одновременно путь к пониманию того, что за тип политического мыслителя он из себя представлял.
Говоря коротко, Ленин крайне скептически относился к тому, что на философском языке называется "негативным" опытом, т. е. к пониманию действительности как чего-то такого, что может быть схвачено только через цепочку рациональных опосредований. Отсюда и скептическое отношение Ленина, начиная с его полемики с Плехановым и кончая последними статьями, к интеллигенции как социальной группе, которая это опосредование собою воплощает. Если мы исключаем рациональное опосредование из механизма явления сущности, то оказывается, что сущность нам является непосредственным образом, то есть она всегда выступает неожиданно, внезапно — в виде того, что можно назвать эпифанией. Никак иначе понять фразу "сущность является" нельзя. И вот эта эпифаническая позиция — "сразу и всё", "мгновенно и целиком" — очень важная интуиция Ленина, которая двигала им в его политических действиях.
В чём была суть полемики Ленина, начиная со второго съезда РСДРП, с партийной интеллигенцией, с Мартовым и Плехановым? Когда обсуждался первый пункт устава РСДРП, предложение Мартова заключалось в том, что членом партии может быть любой человек, который поддерживает РСДРП, — в контексте политики, понятой как борьба мнений, как парламентская демократия. То есть РСДРП для Мартова выступала в качестве легитимной партии, которую поддерживают своими голосами и партийными взносами представители рабочего класса и сочувствующей ему интеллигенции. Ленин говорит: нет, эта позиция нас не устраивает, мы делаем профессиональную партию революционеров, и, исходя из этой концепции революционной партии, ее членом может быть только тот, кто непосредственно участвует в революционной борьбе, без всяких интеллигентских "алиби" в виде ссылок на "мнение", "теоретические взгляды" и тому подобное.
В этот момент точки над "i" были расставлены сразу и окончательно. Степень эмоциональной, аффектированной включённости Ленина в эту дискуссию по первому параграфу устава очень важна. Несколько лет назад я перелистывал стенограммы съезда, и мне стало очевидно, что этот пункт являлся ключевым для Ленина. С кем имел дело Ленин в своей первой эмиграции? С плехановской группой, с людьми, которые даже внешне стали похожими на буржуа — костюмы-тройки, котелки, кафе, пивные, интеллектуальные дискуссии. Примерно так выглядела вся европейская социал-демократия в это время — мирная, лево-либеральная, лево-буржуазная интеллигенция, интеллектуалы. Ленин сразу же сказал: мы будем воспринимать фигуру "сочувствующего", эдакого рефлексирующего теоретика, не в качестве союзника, но как нейтральную прослойку, часть которой может перейти в партию, а часть, практикуя парламентскую риторику и работая лишь в рамках "негативного", интеллектуалистского представления о действительности, скорее всего выступит в качестве наших врагов.
Для Ленина партийный опыт — это позитивный опыт непосредственного участия в политической борьбе. Если мы подходим к чему-то сугубо понятийно, то неизбежно обретаем спекулятивную дистанцию в отношении политики и почти неминуемо теряем саму суть политического.
Ленин говорит: политика — это когда ты настолько приближен к самому акту власти и борьбы за власть, настолько находишься внутри него, что "негативная" рационалистская дистанция становится просто невозможной. Можно сказать, что политический опыт проходит прямо по поверхности твоей кожи. По тому, как ты одет, насколько аффектирована твоя речь, насколько ты готов пойти на любое нелегитимное действие для решения политических задач.
Ленин здесь выступает как носитель позитивного опыта в смысле Спинозы, что сейчас очень актуально в связи с таким направлением левого движения, как, например, итальянские операисты. Они тоже поднимают на щит тот аспект спинозистской модели политического, который связан с понятием позитивного, имманентного опыта, неопосредованного трансцендентальной спекуляцией. В этом исток и смысл актуальности Ленина, возможность его участия в современном политическом процессе и в современной политической дискуссии.
С этой позиции, упрёки в отношении наших парламентских коммунистов, что они-де ходят в костюмах от "Армани" и ездят на "Ауди", вполне справедливы. Потому что политическое проходит не только и не столько по линии риторики, политической дискурсии, сколько по линии, грубо говоря, выражения твоего лица, пластики твоего тела. И политическое ближе к твоему телесному состоянию и гораздо "материальнее", чем можно себе представить. Именно в этом суть упреков, которые в конце шестидесятых бросал итальянской коммунистической бюрократии Пьер Паоло Пазолини, когда писал о них как о людях "в двубортных пиджаках, любителях бочче, любителях литот". Слова важны, но важнее нечто гораздо более эпифаническое. То, что было важно для Алёши Карамазова, когда он был экзистенциально травмирован началом тления мёртвого старца Зосимы. Запах важен.
