И на Унтер-ден-Линден, и на окраинах, на всех площадях гремели песни и пляски, и каждый думал, что случилось еще одно чудо: он остался жив в этой буре огня, разрывов, смертей.
Мне хотелось бы завершить эти воспоминания стихотворением, начатым на войне и законченным уже после нее.
Мальчикам Великой войныОт мешков вещевых горбаты,
От винтовок и станкачей, —
Молчаливо брели солдаты
В черный чад фронтовых ночей.
Безглагольные, точно камень,
Шли… Дорога в крови мужчин.
Я волок вас, скрипя зубами,
По ничейной земле тащил,
Чтоб потом, в свой черед и муку,
Плыть на ваших руках, в бреду,
По горячему, словно уголь,
Обагренному кровью льду.
Мы бывали хмельны без водки —
Нараспашку рванье рубах!
И любовь моя — одногодки —
Умирали в моих руках.
Умирали: «Ах, мама милая,
Через слезы ты мне видна…»
И была вам порой могила
В час несчастный на всех одна.
Я вас помню в кровавых росах,
Где разрыв, а потом ни зги,
Ваши грязные, как колеса,
Задубевшие сапоги;
Ваши выжженные шинели,
Тенорок, что в бою убит,
Ваши губы, что занемели
И для жалоб, и для обид.
Сколько прошлое ни тряси я —
Все одно и то же, как стон:
«Лишь была бы жива Россия
Под зарею своих знамен!»
…И надежда, и боль веков —
Легендарное поколенье
Непришедших фронтовиков.
Вас запомнят века другие,
Всей безмерной земли края,
Братаны мои дорогие,
Мои мальчики, кровь моя…
Марк Гроссман в освобожденном Дрогобыче. Август 1944 года.
Весна 1945 года в Штеттине. Марк Гроссман (справа) и шофер редакции фронтовой газеты Иван Дуров.
1941 год. Северо-Западный фронт. Степан Щипачев принимает присягу.
Сентябрь 1941 года. Северо-Западный фронт. Сержант Александр Быстров (справа) поздравляет своего друга Ивана Бурму, сбившего вражеский самолет. Марк Гроссман снял их перед полетом, из которого летчики не вернулись.
1942 год. Северо-Западный фронт. Писатель Иван Стаднюк.
1942 год. Северо-Западный фронт. Писатель Иван Стаднюк.
1941 год. Северо-Западный фронт. Поэт Аркадий Кулешов.
2-й Белорусский фронт. Сентябрь 1944 года. Композитор Модест Табачников и Марк Гроссман.
ВОСПОМИНАНИЕ О ХАЛХИН-ГОЛЕ
Густая трава, словно шелк,
Ходы тарбаганьи, как соты…
Степная река Халхин-Гол —
Прозрачные, быстрые воды.
Уходят в камыш берега,
Песком затянуло откосы,
Здесь, ветры взметнув на рога,
Проносятся дикие козы.
Тут злы комары, как шмели.
Их густо, лишь скроется солнце…
Ты помнишь, товарищ, как шли
Мы здесь на траншеи японцев,
Когда самурайская тень
Легла на просторные воды
И кровью окрасился день
Монгольской нелегкой свободы?
Ключом закипала вода
В неистовом бешенстве боя!..
А мы, молодые тогда,
Здесь насмерть стояли с тобою.
…Свела нас большая судьба —
Бойцов-побратимов, товарищей,
И чья б ни пылала изба,
Мы вместе тушили пожарища.
Эфир — не легкий ветерок,
Не воздух ласковый и синий, —
Его пронизывает ток
Кривыми хитроумных линий.
Эфира сложная судьба
Армейским вверена связистам.
В нем каждый миг идет борьба
За право связи самой быстрой.
Эфир штормит
Крутой волной
И стонет, взорван канонадой…
Бой на земле,
В эфире бой —
И оба выиграть нам надо!
Анатолий Головин
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Стихотворение
Праздник флаги клубит,
и салюты, салюты в честь давних побед.
Радость в трубы трубит,
и забытого нет,
и воскресшего нет.
Утонули в цветах обелиски.
В граните былое молчит.
Только память о близких
бессильно кричит.
Бьется Вечный огонь.
И оркестры, и песни.
И гитары звенят в одиночку…
Вот вздохнула гармонь
и «Катюшу» влюбленно несет по лесочку.
Одногодки мои не от хмеля хмельны.
Ордена золотятся немеркнущим блеском…
— …это мы с Рокоссовским…
— …с Толбухиным мы…
— …в начале еще…
— …под Брестом…
Песня женщин.
Такая душевная ширь,
столько в ней неизбывной печали:
— …это мы дни и ночи, Урал и Сибирь,
ваши пушки огнем заряжали…
Владимир Бухарцев
РАЗМЫШЛЕНИЯ В ШКОЛЬНОМ МУЗЕЕ
Стихотворение
В школьном музее,
в маленьком зале,
год сорок первый
нам показали.
Здесь, на столе,
под стеклом мутноватым
нашего горя
легли экспонаты:
каска, патроны,
граната и фляга
да пожелтевшая
писем бумага.
А со стены
с фотографий глядели
русские парни
в солдатской шинели,
парни, ушедшие
в мутную роздымь…
Мертвые парни,
как мертвые звезды.
Так проступала
сквозь грозы и беды
подлинность нашей
великой победы.
Разве забудешь
длинные версты,
где не однажды
падал и мерз ты,
где обожжен был
в жарком июле,
где не дожди выпадали,
а пули,
где и мужал ты
парнем безусым…
Старая Русса,
ах, Старая Русса…
Мы по призыву
шагали в солдаты,
рыли окопы, крыли накаты,
раны болели
в бинтах порыжелых,
мы замерзали
в снегах подо Ржевом.
Но поднимались
с волжской шугою,
но выгибались
курской дугою
и проходили
Корсунь и Яссы —
так продолжали мы
школьные классы.
Мы становились
седыми в семнадцать.
Мы, повзрослев,
отучались бояться,
и, не считая,
врагов своих били,
и беззаветно
Россию любили.
Вот потому-то
у стендов музея
нынче собрал
ветеранов-друзей я.
А о войне говорили им дети.
Разве для них
эти годы, как грозы?
Разве для них
это память сквозь слезы?
О пережитом,
о недожитом,
о позабытом,
о незабытом…
Им бы без края чистого неба,
солнца — на лето,
на зиму — снега,
трав им на май,
на сентябрь — листопада.
Только войны им
не надо, не надо…
Оренбургскому писателю, участнику Великой Отечественной войны Анатолию Гавриловичу Рыбину — 70 лет. Автор известных читателям романов «В степи», «Люди в погонах», «Трудная позиция», «Скорость», «Рубеж» и других начал свою литературную работу военным журналистом, о чем и рассказывает он в дневниковых записях огненных лет.
Анатолий Рыбин
ПО ДОРОГАМ ВОЙНЫ
22.6.41. Тревожное утроВ субботу вечером в гарнизонном Доме Красной Армии состоялся большой концерт. Выступали приехавшие из Курска артисты и участники местной художественной самодеятельности. После представления мы, работники редакции дивизионной газеты «Советский воин», которая помещалась в том же здании на втором этаже, собрались в своей комнате. Из распахнутых окон открывался ночной вид на тихую, осыпанную звездами реку Случь. За рекой на взгорье сиял электрическими огнями небольшой украинский город Новоград-Волынский. Настроение у нас было предвыходное, веселое. Редактор, старший политрук Михальский, как бы по секрету сообщил: