А для Германии в то время необходимость вывода из строя новых русских линкоров на Черном море, представлявших там смертельную угрозу для «Гебена» и «Бреслау», была острейшей…
К тому же есть сведения, что летом 1917 года русская агентура, работавшая в Германии, добыла и доставила в Морской штаб несколько небольших металлических трубочек. Они были направлены в лабораторию и оказались тончайше выделанными из латуни механическими взрывателями. Отпечатанные с них фотографии секретным порядком, через специальных офицеров, были разосланы в штабы союзных флотов. Тогда же выяснилось, что точно такая же трубка была найдена в матросской бескозырке в бомбовом погребе тоже таинственно взорвавшегося в августе 1915 года от возникновения пожара (но не затонувшего) итальянского дредноута «Леонардо да Винчи». (Его модернизированный перед Второй мировой войной однотипный собрат — «Джулио Чезаре», переданный в 1949 году СССР в счет послевоенных репараций и ставший там «Новороссийском», был при странных обстоятельствах подорван, а потом и затонул в Севастопольской же гавани в 1955 году.)
Пронести на «Императрицу Марию» подобную трубку и положить ее в не запиравшееся подбашенное отделение не составляло (как мы уже знаем из доклада комиссии по расследованию) особого труда — это вполне можно было сделать и «рабочим» заводов, и «кому-нибудь» при предшествовавшей взрыву перегрузке угля с барж на линкор… Тем более что известны факты тех лет о приверженности германо-австрийской разведки к диверсионным способам вывода из строя кораблей своих противников. Так, осенью 1916 года в Италии, в гавани Бриндизи, при схожих обстоятельствах погиб итальянский линейный корабль «Бенедетто Брин», унесший жизни 421 моряка из его экипажа. На этом линкоре тоже возник странный пожар в артиллерийской башне главного калибра, приведший к взрыву башни, а потом и к затоплению корабля. Впоследствии выяснилось, что причиной пожара и взрыва послужило предательство: подкупленные австрийцами матросы подложили в один из артиллерийских погребов «адскую машинку»…
Недавно удалось разыскать в архивах любопытный документ — объяснительную записку старшего помощника командира этого линкора Городыского, опубликованную за рубежом в конце двадцатых годов. В ней он, придерживаясь первой версии, выдвинутой Верховной следственно-технической комиссией, излагает свой взгляд на причину происшедшего на линкоре взрыва, дополняющий общую картину катастрофы.
Приводим выдержки из публикации.
Морской журнал-ежемесячник изд. кают-компании в Праге 1939 — 1941 гг.
«Из архива Военно-морского Исторического Кружка»
Гибель лин. кор. «Императрица Мария»
7/20 октября с. г. исполнилось 12 лет со дня гибели л. к. «Императрица Мария» на Большом Севастопольском рейде.
Наиболее распространенной версией было предположение, что взрыв совершен немецкими шпионами, проникшими на корабль под видом рабочих. Записка к. 1 р. Городыского дает весьма правдоподобное техническое объяснение, ценное тем, что, какова бы ни была истинная причина взрыва, все же сделанные выводы должны приниматься во внимание.
Ни совокупность изложенных к. 1 р. Городыским недостатков, ни каждый из них в отдельности не должен иметь место.
«ВЕРОЯТНЫЕ ПРИЧИНЫ 1-ГО ВЗРЫВА. 7/20 октября 1916 г ., было 6 часов 10 минут утра через 10 мин. после побудки команды, взорвалась крюйт-камора 1-й башни; за этим взрывом последовало еще около 25 меньших взрывов герметических шкафов соседних 130 мм погребов и около 7 часов утра корабль, кренясь на правый борт, при очень большом дифференте на нос, перевернулся и затонул на 10 саженной глубине, погребя с собою 130 человек экипажа (из офицеров не успел выйти разводивший пары инженер-механик мичман Георгий Степанович Игнатьев). Около 350 чел. раненных и обожженных было снято с корабля, подобраны из воды или спаслись самостоятельно, плывя прямо к Морскому Госпиталю; из этих 350 чел. около 170 скончались в течение последовавших 3-х недель (большинство на 2 — 3 день).
Отчего же произошел первый взрыв, повлекший за собой гибель корабля? Ответа на этот вопрос я ни от кого не слышал, хотя и работали «Верховная Следственная Комиссия» и «Техническая Следственная Комиссия». Заключения этих Комиссий мне неизвестны; м. б., эти заключения и не успели сделать, т. к. вскоре грянула революция.
Однако я, «сросшийся» с кораблем больше других (он строился на моих глазах; укомплектован он был от первого до последнего человека мною; я пережил на корабле всех трех командиров его и в момент гибели не успел сойти с него, перевернулся вместе с ним и спасся лишь случайно; большинство тяжело раненых умерли почти на моих руках), не мог не производить своего собственного расследования, не мог в ближайшее после катастрофы время не сопоставить некоторых фактов из протекшей недолгой жизни корабля, чтобы попытаться ответить самому себе на вопрос: что такое и почему произошло?
И вот я отвечаю: 6 октября, накануне катастрофы, корабль вернулся из боевой операции; как обычно, тотчас по разрядке орудий, команда спешно переоделась для угольной погрузки, а комендоры разводились для приема провизии, на вахту, в караул; из-за этой спешки допускалась одна небрежность: полузаряды, вынутые из орудий, не убирались в соты, а лишь вкладывались в свои герметические кокоры.
И вот, после многих расспросов, размышлений и сопоставлений разных фактов, я пришел к убеждению, что около 6 ч. 10 мин. 7 октября пожар начался с одного из неубранных полузарядов 1-й башни; произошло же это вот как и почему: побудка 7 октября в 6 час., т. к. накануне поздно кончили погрузку угля; одновременно с побудкой ко мне постучался дежурный по артиллерии и кондуктор (он же кондуктор 1-й башни) и спросил ключ от шкафа с ключами от артиллерийских погребов (второй экземпляр — у командира); я ключ выдал и ждал сигнал «на молитву», чтобы, наскоро одевшись, выйти к команде и объявить о моем назначении командиром э. м. «Фидониси» (приказ пришел накануне вечером), о сдаче должности стар. офицера и сделать по этому поводу некоторые распоряжения.
Сигнала «на молитву» я не дождался, т. к. по моему предположению вот что произошло; дежурный по 1-й башне старший командир Воронов (погиб), получив свои ключи, спустился в арт. погреб, чтобы записать температуру, и, увидев неубранные полузаряды, решил, не беспокоя «ребят», убрать их сам; по какой-то причине он уронил один из полузарядов, он начал гореть, обжег Воронова и зажег соседние заряды; дым, окрашенный парами цинка и меди (материал кокоров) повалил из вентиляторов (исследовано пальто машиниста Воскресенского, пробежавшего мимо одного такого вентилятора); дежурный по палубам кондуктор Балицкий пробил «пожарную тревогу» и приказал двум ближайшим матросам бежать доложить мне о пожаре, а сам начал разматывать шланги; все это продолжалось 2 — 2,5 минуты и горение, по всем правилам науки, перешло во взрыв; посланные ко мне с докладом столкнулись со мной у выхода из моей каюты, откуда я выбежал босой, успев, однако, надеть фуражку и набросить пальто, — докладывать им уже не пришлось; т. к. за несколько секунд до этого взрыв потряс корабль, свет погас и началась 50-минутная агония корабля… Протекание этой агонии, почти немедленное прибытие Командующего Флотом Колчака, отдельные самоотверженные и человеколюбивые подвиги членов экипажа мною рассказаны уже несколько раз и это не составляет цели настоящей записки.
…Мне нужно ответить на вопрос, почему уроненный Вороновым полузаряд загорелся? Ведь это не могло произойти со «здоровым» полузарядом! В том-то и дело, что благодаря фатальному «наслоению» неблагоприятных обстоятельств именно он, уроненный, мог оказаться — и оказался — настолько испорченным, что падение вывело его из состояния медленного разложения и перевело в «бурный» процесс, т. е. в горение.
Какие же неблагоприятные обстоятельства из жизни боевого корабля, могущие в той или иной степени повлиять на порчу полузаряда, можно указать определенно?
Вот они: 1) около Пасхи 1915 г . в Николаеве, когда часть боевого запаса уже была на корабле и уже работали вспомогательные механизмы, обнаружено было сильное нагревание пола крюйт-каморы 1-й башни (!); причина установлена: продувание горячей воды из сепаратора в килевую балку под башню.
2) это же повторилось через год с тем же погребом (!).
Приказом по кораблю динамо №1 была исключена из обихода впредь до изменения системы продувания. После обоих случаев заряды «на выборку» сдавались в лабораторию на исследование, которое давало вполне удовлетворительные результаты.
Но ведь могло же оказаться, что наиболее пострадавший полузаряд не попал на исследование ни в первый, ни во второй раз. И мало того, он же испытал на себе дальнейшие неблагоприятные обстоятельства. А таковыми были: 3) боевой запас не расходовался, боев не было, ибо наш «партнер» — «Гебен» всячески избегал нас, но более года корабль подолгу проводил в море с заряженными орудиями, часто под палящими лучами солнца. Не попадал ли один и тот же заряд в пушку каждый поход? Это весьма вероятно!
