Юрий Болдырев - Как избежать гражданской войны

Ознакомительная версия.

Амнистия по экономическим преступлениям, казалось бы, кость не столь заранее обглоданная. Комментаторы от бизнес-сообщества в восторге: мол, столько-то десятков тысяч предпринимателей выйдут на свободу! Но давайте уточним: кто и в связи с чем выйдет на свободу? Конечно, если выйдут действительно ни в чем не виновные, то кто может быть против? Но только тогда можно ли на этом останавливаться? Если несколько десятков тысяч человек осуждены ни за что, то достаточно ли только «простить» их, никак при этом не наказав тех, кто невиновных осудил?

Президент на питерском экономическом форуме заявил, что вследствие либерализации законодательства в отношении экономических преступлений, те предприниматели, которых сейчас выпустят по амнистии, по нынешнему закону вообще не были бы осуждены. Но это довольно странноватое утверждение для юриста: как известно, если прежнее преступление ныне таковым уже не считается, то и никакая специальная амнистия не требуется — должен быть пересмотр. Если же с механизмом пересмотра что-то не так, то, наверное, именно этот механизм и надо как-то менять, совершенствовать.

Если же по предстоящей амнистии выйдут все-таки виновные — совершившие преступления, которые и сегодня таковыми признаются, то какая же от того польза обществу и в чем же радость?

Нас успокаивают, что, мол, выйдут лишь те, кто не совершал преступлений против личности и против бюджета. То есть, например, мошенник, обманувший персонально Вас, уважаемый читатель, а также те, кто грабит страну, мол, не выйдут. Но чем отличается от них мошенник, обманувший Вас не прямо, а через посредника? Например, обманувший компанию, которая платила Вам зарплату, но в результате вынуждена была ее задерживать или уменьшить или вообще Вас уволить? Аналогично и с бюджетом: бюджет у нас, в конечном счете, столь крупный заказчик товаров и услуг, что, практически, почти любые мошенничества по очень и очень коротким цепочкам на нем отражаются. Значит, воровать напрямую у государства как будто нельзя. А через посредников — можно? Более того, недвусмысленно и регулярно (в том числе, подобными амнистиями) поощряется…

В то же время, та амнистия, которая, казалось бы, действительно напрашивалась — по так называемому «Болотному делу», по которому привлечены к суровой ответственности не столько организаторы-провокаторы, сколько обычные люди, случайно оказавшиеся в эпицентре спровоцированного и заранее организованного столкновения и потому, по большому счету, ни в каком антиобщественном поведении не виновные — этой амнистии нет и не ожидается…

Таким образом, конечно, есть противоречие: если действительно ни в чем не виновные люди выйдут на свободу, то как против подобного возражать? Но только есть весомые основания для подозрения, что не ради этих невиновных высочайше санкционируются и проводятся подобные амнистии. Более того, налицо даже некоторое противопоставление, власть недвусмысленно декларирует: мошенничать можно, если что — простим; отстаивать же свои гражданские права, в частности, выступать против мошенничества политического (фальсификации выборов) — нельзя категорически.

И кость последняя — самая системная — пересмотр Конституции.

Почти год назад моя статья в «Свободной прессе» на тему пересмотра Конституции называлась «О Конституции — без севрюжины и хрена». Не прошло и года, и что же, может быть, лед тронулся?

Но давайте сравним: о чем говорили мы и что планирует, с чего начинает власть.

Почти год назад мы говорили не только об общих, уже два десятка лет известных истинах — что эта Конституция никак не защищает общество от, скажем так, сиюминутного произвола власти. Но и о том, что, более того, Конституция, как это убедительно доказали примеры с абсурдной и преступной передачей Норвегии части акватории Баренцева моря, а также с не менее абсурдным присоединением России к ВТО, оказывается, совершенно не стоит на защите суверенитета страны, допускает его ущемление с невиданной легкостью. Но у нашей власти приоритеты — и вообще, и при планируемом пересмотре Конституции — иные. Так, в момент, когда в Государственной Думе оппозиционными фракциями проводились парламентские слушания в связи с первым годом участия России в ВТО, в Питере на помпезном экономическом форуме главные начальники говорили о чем угодно, но только не об этих первых, уже весьма плачевных результатах. И точно так же в сфере конституционного реформирования: сейчас у нас, по мнению власти, нет более важной задачи, нежели взять и объединить два высших суда. Зачем? Единственное рациональное (кроме официально продекларированного, но, на мой взгляд, не вполне адекватного) объяснение: в моем родном Питере, куда у нас все высшие суды отправляются то ли на перевоспитание, то ли в почетную ссылку, просто достойного места на всех не хватает…

Похоже, обществоведам теперь придется переучиваться: свыше нам объяснили, что же такое демократия. Прямо на «мировом» политическом форуме — то есть, читай, не только нам, здешним, но сразу и всему миру.

Если верить присутствовавшим на форуме в Ярославле журналистам и политологам, «урок демократии» законспектировавшим, теперь следует выделять пять «стандартов» демократии.

Первый — правовое воплощение гуманистических ценностей и идеалов, придание им силы законов. Что ж, это прекрасно, но несколько вопросов. Правильно ли я понял: если власть авторитарная, но к подданным мягкая (гуманная), то это уже демократия? Нет, скажут мне переучившиеся на новый лад государствоведы, это еще только первый пункт. Хорошо, и про остальные не забудем.

Но далее: а под гуманизмом что же понимается? Безнаказанное системное властное воровство, дичайшее социальное расслоение и деморализация общества — гуманны? А отсрочка на четырнадцать лет от уголовного наказания для циничной преступницы, сбившей двух девушек в Иркутске и даже не поинтересовавшейся их состоянием, — это гуманизм? И как этот «гуманизм» вяжется с «демократией»? Подразумевается, что народ обязан быть терпелив, и призван к всепрощению. Но мне всегда казалось, что это как раз тот случай, когда лучше спросить сам народ. Во всяком случае, если берешься рассуждать не об абстрактном гуманизме, но о реальной (пусть еще «несовершенной» и «незрелой»), но все же демократии.

Второй стандарт — высокий уровень технологического развития (надо понимать, в связи с объявленным курсом на «инновации» и «модернизацию»). Что ж, против развития, в том числе технологического, кто же рискнет выступать? Но представляю себе видоизмененный под воздействием правящего юридического тандема курс «Истории государства и права»: мол, древние римляне (а до них греки) еще не понимали, что то, что было у них, это еще вовсе не демократия — уровень технологического развития-то был весьма низкий…

Если же всерьез, то возникают два классических вопроса: о яйце и курице. И даже более того — о бузине в огороде и киевском дядьке.

Прежде всего, технологическое развитие — в реальном, весьма воинственном мире — свидетельство национально ориентированного государственно-политического режима. И плюс, с одной стороны, технологическое развитие, причем отнюдь не абсолютный уровень, но соответствие своему времени — это один из индикаторов уровня развития государства и общества вообще (необязательно демократического). Значит, не исключено, и его способности к самоуправлению. Но не столь однозначно, о чем свидетельствует и печальный опыт СССР-России.

Утверждать, что причина наших неудач с демократией в технологическом отставании СССР — это, мягко говоря, лукавить. Да, технологическое развитие — это база для широкого поля возможностей. Но это никак не «стандарт демократии». Применительно же к демократии уже декларируемой (как у нас) — это одно из необходимых, но все же следствий социально-политического развития.

Третий стандарт — способность демократии защищать себя от преступного мира. И в этой связи — независимая судебная власть и гуманная пенитенциарная система. Здесь уже не до шуток, и вот почему. Полагаю, читатель догадывается, что речи руководителей нашего государства, тем более на «мировых» политических форумах в Ярославле, — это не экспромт. Команды работали над каждым акцентом, над каждой запятой. Если что-то сказано — то сознательно. Если же о чем-то умолчали, то тоже неслучайно.

О чем же умолчали в данном случае? Да о проникновении преступного мира в саму высшую власть, о буквальном его сращивании с властью. И тут, конечно, суд, тем более независимый (в который преступный мир почему-то не проникает?), — дело хорошее. Но во всем мире почему-то исходным и более фундаментальным признается сначала контроль граждан над властью — через механизмы непосредственной демократии (сходы и референдумы), а также механизмы демократии представительной — парламентский контроль. У нас же об этом главном — сначала расстрелянном из танков, а затем урезанном конституционно и законодательно — ни слова. Вместо этого — вновь про гуманизм, причем недвусмысленно — как «гуманизм» именно к преступникам.

Ознакомительная версия.