Увы, такие люди, как Захаров, в посёлке Новосёл — исключение. Лишь шести семьям удалось построить нормальные деревенские дома, подавляющая же часть людей по-прежнему живёт во временных вагончиках, отапливаемых печками-буржуйками. «Зимой к утру температура в наших хибарах опускается до нуля. Люди не выдерживают таких условий. Все, кто смог, уже давно уехали из поселка. В основном здесь остались жить одни старики», — говорит мне староста посёлка Анатолий Травкин. Он не скрывает, что сочувствует РНЕ и мечтает «о том дне, когда Горбачёв и Ельцин будут сидеть на скамьи подсудимых». Взгляды таких людей, как староста поселка, можно если не оправдать, то, по крайней мере, понять.
В своей прошлой, душанбинской жизни Травкин считался преуспевающим геофизиком. У него была хорошая квартира, интересная работа и великолепная по советским меркам зарплата (более 500 рублей в месяц). Сегодня же бывший геофизик перебивается случайными заработками и пишет злобно-отчаянные письма российскому руководству». (Игорь Ротарь. «Чужие русские»)
«Hельзя называть россиян, вернувшихся в Россию из ближнего зарубежья, как жителей чужого государства, беженцами. Это слово для нас оскорбительно. Мы не беженцы. Мы возвратились на Родину, веря, что нужны ей и что наш народ не оставит нас в беде». (В. Стариков. «Долгая дорога в Россию»)
«Галина Белгородская — инициатор строительства поселка беженцев «Новосел» в Калужской области была полна оптимизма: «Мы возвращаемся в Россию не иждивенцами. Неужели в России не нужны наши руки и головы?». И она была не одинока. Сотни беженцев из Средней Азии и Кавказа, взявшихся за обустройство своей жизни, — это все люди с высшим и специальным образованием.
И что же беженцы услышали в Калужской области от местных начальников? «Нам нужны скотники и доярки, а не кандидаты наук». Но такие заявления — это всего лишь «семечки». Кто в нашей жизни может что-либо построить, миновав высокие начальственные кабинеты? Не миновали «кабинетов» и беженцы «Новосёла». Ясно, что своими просьбами и посещениями они ужасно мешали чиновникам «исполнять государственную службу». Ведь это же надо ездить и принимать решения. Ясно, что у калужских чиновников всё это вызывает огромное неудовольствие.
В самом кратком виде отношение чиновничества к «русским беженцам» выразил бывший руководитель Калужской миграционной службы С. Астахов: «Пригнать бы сюда бульдозеры и стереть вас с лица земли к…». Описывать мытарства и мучения беженцев в «Новосёле» — это смысла нет. Об этом написаны десятки статей. А толку? Точную характеристику страданий русских беженцев выразила реплика русской женщины. Она как раз из тех, что остались жить «там», а в Калугу приезжала узнать: что, почем — «здесь»? После того, как она побывала в «Новосёле», да познакомилась с горемычной жизнью беженцев, она сквозь слёзы промолвила: «Пусть лучше меня душманы зарежут в новой квартире в Душанбе, чем я буду мучаться, как вы».
Вдумайтесь! Если женщина предпочитает умереть от ножа душмана «там» — это не значит, что ей хочется умирать. Иначе бы не ехала узнавать: «что-почём» здесь? Нет, если женщина предпочитает умереть «там», то это значит, что наши зверства «здесь» — в России вызывают «боль» не меньше, чем зверства душманов — «там». Все муки русских беженцев «здесь» в России обусловлены нашими же российскими законами, написанными вполне в духе «общечеловеческих ценностей». (Сайт demograf.narod.ru)
«Если члены товарищества «Новосёл» опрометчиво полагались на свои силы, то переселенцы, приехавшие в деревню Мстихино, с самого начала надеялись на помощь государства. Здесь переселенцам выделили дома, построенные в 1984 г. как временное жильё для работавших здесь польских рабочих. Беженцы должны были работать на местном домостроительном комбинате и за это через год-два получить квартиру.
Сегодня в «польском городке» живёт около 1400 переселенцев из Таджикистана, Узбекистана, Киргизии, Азербайджана и Чечни. Большинство этих людей приехали в Мстихино еще в начале 90-х и до сих пор ждут обещанного жилья. Всего же с 1990 г. квартиры получили лишь 24 семьи переселенцев. Дома, построенные для польских рабочих, представляют собой двухэтажные бараки.
По сути, это обычное общежитие с общей для его обитателей кухней и туалетом. «Ещё в 1996 году эти дома были признаны непригодными для жилья. Но, судя по всему, давать нам жильё никто и не собирается. Создаётся впечатление, что здесь, в России, мы никому не нужны. Мы — чужие русские», — говорит мне беженка из Таджикистана Нина Ерчикова». (Игорь Ротарь. «Чужие русские»)
«Из суммы общего горя и общих проблем появилось Иркутское областное общество русских беженцев и вынужденных переселенцев. Число зарегистрированных мигрантов в области — около восьми тысяч. Большинство из Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Украины. Но специалисты областной миграционной службы считают: официальную регистрацию получила примерно пятая часть осевших здесь граждан. Остальные обустраивают свою жизнь на новом месте самостоятельно, без помощи чиновников.
— Скорее всего, они поступили правильно, — признаёт начальник управления по делам мигрантов ГУВД Иркутской области Юрий Леонидович Гартнер. — Большинство уехавших из всех этих республик — так называемые белые воротнички, техническая и творческая интеллигенция, носители культуры, знаний, профессионального опыта. Некоторым повезло — они оказываются востребованными в новой русской жизни. В целом же государство пока явно не заинтересовано в привлечении русскоязычных специалистов из бывших советских республик. Нет целостных государственных программ, почти не финансируются уже принятые постановления по мигрантам. Дальше разговоров, мы, к сожалению, пока не продвинулись.
Следует признать правоту классика русской литературы: квартирный вопрос нас всех действительно немного испортил. Но ситуация, в которой оказались русские спустя семь десятилетий советской истории, неподвластна даже булгаковской фантазии. Бывшие советские республики-сёстры вдруг озаботились вопросами собственной национальной независимости (незалежности). Итогом парада суверенитетов стали десятки миллионов русских бомжей — нередко с университетскими дипломами, наградами, званиями или просто с руками, которые принято называть золотыми. Согласно Положению о предоставлении безвозмездных жилищных субсидий беженцам и вынужденным переселенцам, осевшие в Иркутске граждане обратились к губернатору области Б.А. Говорину.
— Борис Александрович не счёл нужным принять нас лично, направил к одному из своих заместителей, Николаю Степановичу Пушкарю, — рассказывает заместитель председателя Иркутского общества русских беженцев Надежда Гурьяновна Курсупова. — Как и следовало ожидать, итог встречи оказался нулевым. «Я не знаю, чем вам помочь», — сказал чиновник. А на рассказ о русских беженцах, годами живущих на чьих-то дачах, в сараях или (по 6–7 человек) в однокомнатных квартирах, ответил просто: «Я впервые об этом слышу»». (Ирина Алексеева. «Русским рубили головы и выставляли их напоказ»)
«Наплыв беженцев начался ещё в советские времена, когда вспыхнули первые межнациональные конфликты. Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Таджикистан, осетино-ингушский конфликт. Потянулось русскоязычное население и из Чеченской Республики. Подавляющее большинство людей приехали в Москву из Армении (пострадавшие во время землетрясения), Азербайджана, Закавказья, Таджикистана, Молдовы и из стран Балтии.
Город был не готов принять такое количество людей. Ни жилья, ни работы, ни правовой защиты. Приезжающих в срочном порядке расселяли по гостиницам, санаториям и общежитиям. И многие, получив официальный статус, так и продолжают жить в этих ВРЕМЕННЫХ центрах для беженцев. Сегодня их в Москве более десятка. В подмосковном поселке Востряково ещё в 1989 г. разместили страдальцев из Баку. И хотя почти сразу помещения (ряд общежитий) признали непригодными для проживания, более 300 чел. живут здесь по сей день. Деваться людям некуда. И государство о них предпочло забыть.
В начале 90-х столичные гостиницы были муниципальными, поэтому беженцев разместили, выполняя решение властей. Но постепенно гостиницы стали приватизироваться. И сегодня их владельцы уже не согласны содержать за свой счет неплатежеспособных жильцов. Методы отработаны: отключают свет, газ, отопление. Тех, кто отказывается платить (не потому, что не хочет, — нечем, ведь на работу ещё надо устроиться, а без регистрации, которую нужно всё время продлевать, не берут), судебным порядком выбрасывают на улицу.
Так, в прошлом году Гагаринский суд Москвы признал законной претензии владельцев гостиницы «Южная», в номерах которой уже более 10 лет ютились 57 бакинцев. Беженцам поставили условия: или платите по коммерческим расценкам (гостиницы ни из федерального, ни из московского бюджетов дотаций на содержание беженцев не получают), или ищите себе другой угол. Светлана Мкртумян вместе с четырьмя детьми была выселена из номера гостиницы «Заря» с помощью представителей ОВД «Марфино».
