…В истории Великой Отечественной войны прочитал, что войну выиграли раненые и солдаты 1895-1890 года рождения…
Врачи.
Технологи госпиталя. У каждого свой путь к госпиталю. Редко у кого сразу со студенческой скамьи, из ординатуры. У большинства — через десятки гарнизонов, дальних "точек", батальонные и полковые санчасти. У многих за спиной раскаленные госпитальные модули и палатки Афганистана. Десятки выходов на "боевые", где часто приходилось резать, сшивать, обезболивать, интубировать прямо под огнем душманов. Где некоторые сами, поймав душманскую пулю или осколок, теряя сознание от боли, еще успевали вколоть раненному бойцу промедол и последним движением гаснущего сознания зажать кровотечение резиновой удавкой жгута…
Здесь по возрасту врачей можно почти безошибочно определить, кому какая война досталась.
Капитаны и майоры — те почти сплошь "чеченцы". У каждого по несколько командировок на горящий Кавказ.
Кто чуть постарше — уже помнят карабахские засады, разрушенный землетрясением Спитак, жару июльских Бендер и абхазский зной.
Ну а те, кому за сорок, начинали еще с Афгана, Эфиопии, Никарагуа, Сирии…
Есть вообще экзотические персонажи. Один из реанематологов несколько лет отслужил во вьетнамских джунглях, другой хирург больше пяти лет работал в африканской сельве.
"Я на неграх так руку набил, как ни на одних морских свинках в институте не получится!" — мрачно шутит он. Его действительно считают одним из лучших хирургов. В Африке местные прозвали его "чудо-доктор"…
Вот этот огромный совокупный врачебный опыт и есть главная "технология" госпиталя, его "ноу-хау". В нем накоплен уникальный опыт лечения любых, самых разных и экзотических болезней, травм, ранений и поражений. Именно поэтому даже "новорусские" олигархи и министры, которым доступны любые самые фешенебельные клиники Америки, Германии, Швеции, Японии, предпочитают в серьезных случаях ложиться сюда, в госпиталь.
Здесь лечил свою изъеденную гепатитом печень Березовский. Здесь почти с того света вернули Кобзона. В коридорах госпиталя видели и Татьяну Дьяченко, и Кокошина, и Чубайса, и еще десятки разных министров, депутатов, банкиров и олигархов…
Но я бы сказал неправду, если бы попытался представить госпиталь этаким оазисом без забот и проблем. Нет. Скорее, он напоминает крепость в осаде. Госпиталь, как и всю нынешнюю российскую медицину, осаждает нужда, разруха и безденежье.
Гражданский врач получает около трех тысяч рублей. Медсестры почти на тысячу меньше. При этом на них лежит самая тяжелая и грязная работа. В тех же хирургических отделениях медсестра должна за смену сделать сотни уколов, десятки перевязок, обеспечить подготовку больных к плановым операциям, прием послеоперационных больных. Это почти каторжный труд.
А кроме этого, еще суточные дежурства, когда на всю ночь медсестра с дежурным врачом остаются одни на целое отделение, где десятки лежачих и тяжелых послеоперационных больных.
Не зря шутят, что опытная хирургическая медсестра — это еще не врач, но уже не фельдшер.
Поэтому в той же частной стоматологии сестер с опытом работы в хирургических и реанимационных отделениях расхватывают "с руками" и платят на порядок выше.
Зарплата санитарок вообще недотягивает и до тысячи рублей. Поэтому текучка медсестер и санитарок огромна. И хотя командование госпиталя старается организовать гибкую систему выплат, установить разнообразные надбавки, но все равно некомплект младшего медперсонала сегодня достигает почти двадцать процентов…
Поэтому с каждым годом госпиталь вынужден выделять все больше своих мощностей на "платную" медицину. Сегодня лечь в еще недавно совершенно закрытый для посторонних госпиталь может любой, у кого есть деньги.
Поступления от "коммерческой программы" позволяют госпиталю закупать новое оборудование, вести ремонт своего обширного хозяйства, поддерживать и облагораживать территорию. Но исподволь с "коммерциализацией" в госпиталь начинает проникать и поразившая, а теперь уже почти уничтожившая всю гражданскую медицину болезнь — безразличие к обычному больному человеку. Ведь что там говорить, но внимание "коммерческим" больным уделяется особое. Поэтому многие раньше легкодоступные всем восстанавливающие и оздоравливающие процедуры в той же физиотерапии сегодня для "обычных" больных постепенно становятся "дефицитны".
Пока, к счастью, только в физиотерапии…
Вечером в кафе собирается все та же компания. Ребята беззаботно пьют пиво, хрустят сухариками. Отставлены в сторону, убраны от глаз подальше костыли. Смеются девчонки, ластятся к парням. Из хриплых динамиков опять кто-то кого-то призывает куда-то увезти…
…А я смотрел на этих ребят и вдруг понял, что они и есть главный символ сегодняшней нашей России.
Исстрадавшиеся, искалеченные за нее, еще толком непонимающие, что с ними произошло, но веселые, азартные, ловко хватающие страшными "клешнями" кружки с пивом, рвущие ловко зубами и одной уцелевшей рукой воблу, которая еще два месяца назад там, в горах, казалась редчайшим деликатесом, — они символ. Символ русской жизни, пробивающейся сквозь любые изломы и каменья, приспосабливающейся к любым самым суровым условиям и, несмотря ни на что, верящей в лучшее, тянущейся к свету, к солнцу.
И еще я понял, что эти ребята — главный пробный камень всех сегодняшних дел и обещаний новых наших правителей. Забудут они об этих ребятах, вышвырнут их из жизни, сольют в свои золотые гальюны, как десятки тысяч бывших до них "афганцев", "карабахцев", "абхазцев", тех, еще первых "чеченцев", — и грош цена всему тому новому, о чем там убежденно говорит полковник Путин.
— А я как выпишусь, поеду к брату во Владик. Опять пойду матросом на траулер, — рассказывал подружке десантник. — Поедешь со мной?
Девчонка смеется и прячет лицо у того на шее. В глазах недоверчивый азарт. А вдруг действительно позовет?..
Они верят, что жизнь только начинается…
[guestbook _new_gstb]
1
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 26 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
27
[email protected] 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Александр Брежнев ОТНЯТАЯ ЗЕМЛЯ (“Реформы” в действии)
БРЕВНА ТЯЖЕЛО БИЛИСЬ О ЗЕМЛЮ и раскатывались в разные стороны — сминая ограду, плюхаясь в лужу, давя грядки с огурцами и редиской, кусты картошки. Гудели и визжали бульдозеры, матюкались работяги, покрикивала баба-бригадир. В соседних домах прильнули к окнам мужики и бабы. "У Морозовых избу ломают", — шептались старухи. "Круто шарахнули!" — кричали ребятишки, скопившиеся в проезде, когда целая стена раскатилась по бревнышку и сухо затрещали доски чердака, осыпаясь на крыльцо. Звенели стекла, вываливаясь из покореженных рам. Лаяли разбуженные шумом собаки.
Попиха, как называли в деревне председательшу сельсовета, умело командовала сносом хаты Морозовых. Это по ее воле в село вошли утром, как танки, бульдозеры, собрались рабочие, взялись крушить дом. Хозяйка деревни вершила свою волю. Деревенских мужиков, осуждавших всю эту операцию по дворам, Попиха ни во что не ставила. Ее друзья — офицеры-летчики, пилоты с соседнего аэродрома. "Ну вот подожди, — не унимались мужички, — вернутся Морозовы, они тебе покажут!" Но Попиха только смеялась. Что? Шоферюга этот бродяжий вернется? Да он ничего мне не сделает. Надо было от дома никуда не уходить, а то взялся по стране мотаться, вот все и потерял.
А Анатолий Морозов в это же время мерз под машиной. Это в Подмосковье та осень выдалась лишь дождливой, а там, на Дальнем Востоке, в октябре уже ударили первые морозцы. Разница во времени в СССР велика: когда под Москвой ломали средь бела дня родительский дом, на БАМе, где водил свой "зилок" Анатолий Морозов, уже была холодная ночь. Старый проверенный "ЗИЛ" не ко времени сломался и теперь виновато глядел фарами на коченеющий зимник. Водитель лежал под его железным нутром, замерзшими пальцами ковырял трансмиссию и силовую установку, силился привести в движение машину, груженую стройматериалами. В те минуты у него еще и схватило сердце, морозом пробило легкие. Водитель умирал под машиной от боли, не мог выбраться из-под грузовика и прощался с жизнью. Он и не знал, что это его сердце за восемь тысяч километров чует, как по бревнышку раскатывают родной дом. Слава Богу, ехали мимо мужики, остановились, увидели больного, отвезли в больницу. Тогда, еще не зная о происшедшем в родной Чапаевке, Анатолий Морозов решил, что пора возвращаться домой. И то сказать, сорок пять годов за плечами... Достаточно оттрубил для пользы Родины Морозов. По ее зову ездил восстанавливать порушенный страшным землетрясением Ташкент, работал на самосвале, потом строил БАМ… Пора было отправляться в родную деревню.
