ЖАДНО СМОТРЮ В ИЛЛЮМИНАТОРЫ, СКВОЗЬ ЛОБОВЫЕ СТЕКЛА ТЯЖЕЛЫХ "ДЖИПОВ", с палубы речных катеров. Нефтяные города возникают в тайге, как белые и розовые миражи, окруженные зеленым туманом. Высоковольтные мачты бегут бесконечными вереницами через болота, гнилые озера и топи, как огромные, распахнувшие крылья стальные журавли. Над реками пролегли мосты. С кружевными прозрачными фермами, сквозь которые несутся тяжеловесные составы. Парящие, подвесные, напоминающие струнные арфы, по которым мчится поток машин. Места, куда я вернулся через четыре десятка лет, когда Страна Советов рвалась к нефтяным кладовым, совершала мощный бросок в Сибирь.
Помню этот порыв, напоминавший рвущийся в наступление фронт. Перевороченная дымная тундра. Сточенные до основания ковши бульдозеров. Тонущие, как корабли, буровые. Сотни "балков" беспорядочно, будто из неба, упавшие на дикую землю. Мокрые, окутанные паром портянки. Теодолиты, пробивающие в зарослях будущие проспекты и улицы. Комсомольские песни. Свирепый, по рации, мат. Похороны утонувшего в полынье водителя. Черный, как смоль, густой, как патока, нефтяной фонтан. Граненые стаканы с водкой и огромная, распластанная на досках рыба. Награды Родины. Колонны грузовиков на ослепительных солнечных зимниках. Звездные жуткие морозы, от которых трескалась сталь. И несметные эшелоны с новобранцами, танкеры с топливом, новенькие тракторы и бульдозеры, которые через месяц громоздились в болотах искореженными железными грудами, а им на смену, в прорыв, вводились свежие контингенты.
Это был штурм, прорыв, напоминавший Сталинградскую битву или высадку на Луну. С огромными тратами, с великими успехами, о которых рапортовала страна. Народ ликовал, ожидая громадную нефть. Эта "нефтяной проект", как и прежде "целинный" или "ядерный", или "проект Победы", был под силу лишь громадной централизованной стране, способной двинуть в одном направлении все ресурсы, мобилизовать экономику, вдохновить народ, объединяя его в едином, осмысленном, общенациональном деле, где русский, азербайджанец, башкир были членами единой артели, делили по-братски место на койке, пачки "авральных денег", бутылку синеватого спирта, а если случалась беда, то и мокрую, окруженную мхами могилу. Нефть, которую получила страна, толкнула ее вперед в могучем развитии. На этой нефти возникли океанский флот, эскадры подводных ракетоносцев, научные центры, миллионы жилых квартир, орбитальные группировки спутников, молодая "деревенская проза", авангардная "городская поэзия". Эта сожженная в топках нефть запустила не только бессчетные моторы и двигатели, но и растворяла горизонты познания, влекла народ к небывалой мечте, ради которой замышлялась "красная цивилизация Советов", ставившая перед собой земные и небесные цели, недостижимые, как Рай Земной и бессмертие.
Об этом мистическом советском порыве, среди огней электросварок, грохота сваебойных машин, липких цистерн с сырой нефтью, вспоминал я, глядя из вертолета на бело-розовые города, всплывавшие из тумана над Обью.
ВЫ ПОМНИТЕ, КАК В АВГУСТЕ 91-ГО ИЗ МОСКВЫ УХОДИЛИ ТАНКИ, утекали войска, разбегались партийцы, прятались разведчики, пустели министерства, опечатывались штабы? Казалось, разверзается бездна, открывается "черная дыра", в которую начинают проваливаться армии, флоты, громадные ломти территорий, величественные города, могучие заводы. "Советская цивилизация", с дырами в бортах, с опустелыми палубами, погружалась в темные воды истории, оставляя на поверхности мелкую рябь.
Нефтяные города и месторождения тонули вместе со всей страной. Ежегодно добыча падала вдвое. Сокращались добывающие подразделения. Мощные централизованные структуры дробились на осколки, каждый из которых доставался алчному хищнику. Временщик делал несколько запойных нефтяных глотков, губил скважины, бросал исковерканное оборудование, заливал тундру сырой нефтью. Исчезал бесследно. Появилось множество ловких наглых посредников, перекупавших добытую государством нефть, гнавшую ее за кордон, скрывая налоги, выхватывая у министерства квоты на "трубу", лицензии на добычу, платя госчиновникам гигантские взятки, оставляя голой казну. Рушились буровые, горели нефтепроводы, разбегались спецы, пустели в городах микрорайоны. Нефтяникам не платили зарплату, и они уезжали на юг. Шла война за обладание скважинами. Гремели автоматные очереди. По весне из проталин появлялись остроносые, отрешенные лица неудачников. Нефтяная, заселенная и освоенная планета пустела, вымирала, погружалась в хаос, превращалась в пустырь, на который надвигались мхи и лишайники. Государство съедало само себя, отгрызало свои конечности, вырывало себе язык и глаза, выпарывало из себя печень и легкие. Казалось, с русской нефтью, как и с русской армией, русским космосом, русской литературой, покончено навсегда.
Однако на этот пустеющий, усеянный обломками и костями пустырь, что раскинулся на громадных приобских пространствах между Нефтеюганском, Стрежевым и Сургутом, ступила нога ЮКОСа.
МЕСТОРОЖДЕНИЕ "ПРИОБСКОЕ", КУДА ИЗ НЕФТЕЮГАНСКА ПРИНЕС МЕНЯ ВЕРТОЛЕТ. Технология добычи отличается от того, что я помнил и знал, как отличается сверхточная, влетающая в форточку ракета от свирепой, бьющей по площадям бомбы.
Буровая — железная громада, мерно гудящая насосами, дизелями, чавкающими механизмами. Турбобур на глубине двух километров неуклонно пробирается к черной подземной линзе. Вертикальный ствол разветвляется целым кустом расходящихся в стороны скважин. Гибкая стальная колонна, которой управляет бурильщик, напоминает чуткий и точный зонд, каким хирург проникает в глубь кровяных артерий. Бурильщики, меняя друг друга, подобны недремлющей корабельной вахте. Стоят под громадной мачтой, над которой полыхают звезды, мерцают северные сияния, туманится красное солнце, летают свирепые молнии. Буровая медленно, от скважины к скважине, плывет по тундре, опуская щупальца в слепые глубины, нащупывая нефть.
К свежему, влажному проколу, в котором бурлит и рвется к поверхности нефть, подъезжают трактора, агрегаты, цистерны на гусеничном ходу. Обрабатывают скважину, как в операционной обрабатывают рану. Закачивают жидкости, промывают растворами, укрепляют стенки, вживляют трубы, берут под контроль слепые неуправляемые силы глубин, замеряя их угрюмые, в колебаниях и перепадах, параметры.
Работающее нефтяное поле напоминает завод под открытым небом, где разноцветные трубы, изгибаясь, уходят под землю. По одним трубам из пласта выпирает нефть. По другим, поддерживая давление в пласте, закачивается вода. То место, где сталь касается грунта, безупречно-чистое, стерильное, без нефтяного жира, без слезящихся маслянистых потеков, словно металл естественно произрастает из почвы.
Еще недавно безлюдная топь покрыта дорогами, прочерчена нефтепроводами, в проблесках высоковольтных трасс, с возникающими среди мелколесья серебряными цилиндрами, ажурными конструкциями, легкими корпусами производственных зданий. Работают автоматы, драгоценные насосы и сепараторы. Каждая скважина оснащена электронными датчиками, посылающими на диспетчерский пульт сведения о ее биениях и ритмах, о качестве добываемой нефти. В кабинете с кондиционером женщина-оператор с модной прической, наблюдая за работой компьютера, поблескивает колечком с бриллиантиком.
Повсюду техника российских и иностранных компаний. Эмблемы немецких и французских фирм. Американские бульдозеры и японские краны. ЮКОС не жалеет денег на дорогие эффективные машины, закупает самые последние их образцы.
Новые технологии, о которых еще недавно не было слышно, позволяют вычерпывать пласт до дна. Не допускают хищнической эксплуатации скважин. "Разрыв пласта" — гидравлический удар на глубине двух километров, выдавливающий нефть из самых потаенных тупиков и закоулков. Ударными темпами вводятся все новые и новые скважины, чтобы перебросить на рынок как можно больше нефти, пока высоки мировые цены.
Под рачительным надзором — хрупкая природа Приобья, так что не подкопается "Гринпис". Ядовитые вредные шламы, истекающие наружу, тут же превращаются в строительный кирпич. Попутный газ отделяется от нефти и уходит в трубу под Обь, сжигается в факеле, подальше от рыбных нерестилищ. Запрещены охота и рыбная ловля. Месторождение — абсолютно новый пример синтеза индустрии и природы, геологии и машины, человека и механизма. Об этом в советское время, с лихой авральной работой, с грубой техникой и разливами нефти, с гульбой и прогулами, оставалось только мечтать. Но убежден, если бы советский централизм сохранился, все признаки экологической культуры, вся философия гармоничного соединения природного и рукотворного были бы реализованы. Ибо уже тогда, тридцать лет назад, советские футурологи рассматривали экспансию в Сибирь, как полигон для будущего освоения иных планет.
