Доставили наших батюшек прямо к порогу настоятельских покоев, а сами — в мою деревню Старово-Смолино. Настроение было радужное, и я предложил Гале после обеда съездить на реку Устье — она с радостью согласилась. Там мы немножко позагорали, вволю накупались, а наутро проснулись с охрипшими голосами, с болью и ломотой во всем теле. Бедная Галя, от которой я ни разу до этого не услыхал не то что ни одной жалобы, но даже и тени недовольства хоть чем-нибудь, хотя доставалось ей немало — вставали рань-непрерань и весь день потом в таком ритме жили, что однажды ночью я даже два раза терял сознание во сне — запричитала: “Зачем купались? После святого колодчика нельзя было. Бес нас попутал”. Я был согласен с ней, но и обидно стало: ведь я в этом виноват, а она еще мне соли на рану сыпет. Я недовольно буркнул: “Что же делать, терпи, раз к такому немощному да неразумному приехала”. Галя сразу смущенно примолкла и только уже в конце нашей поездки пожаловалась: “Зачем я ездила? Ни на одной службе не была”. Я не преминул, конечно, указать ей, что благодарить надо Бога за все, а не унывать. Она упрямо опустила глаза, но промолчала.
Зато о.Кирилл отслужил две службы в Борисоглебском монастыре и две в Спасо-Яковлевском в Ростове Великом (наместник архимандрит Евстафий называет город не великим, а Ростовом на болоте, мол, Великим чтобы называться — заслужить теперь надо, как наши святые предки заслуживали). И я ревниво отметил про себя, что в Спасо-Яковлевском нашему батюшке больше понравилось — половину поездки он пробыл там. Однажды, даже когда шла всенощная, он так заговорился с о.Евстафием, что потом сам виновато, но и радостно сказал нам с Галей: “Пять часов пятнадцать минут мы беседовали”. А уж как он обрадовался, узнав, что мы тоже даром время не теряли — встав возле источника святого в центре монастырского двора, читали Великую Павечерицу — снова, как ребенок, воскликнул: “Это знаменательно, что во дворе монастыря, где покоятся мощи святителя Димитрия Ростовского, который прохладно относился к старообрядцам и старым обрядам, все-таки западное воспитание дало себя знать, была прочитана Великая Павечерица по древнему чину!” Галя виновато посмотрела на меня. Дело в том, что она хотела уйти на службу, а я сказал: “Вдруг о.Кирилл выйдет, и придется ему искать нас”. Но зря она смотрела виновато — без нее я бы, конечно, просто слонялся без дела по монастырскому двору...
На прощание поблагодарив о.Евстафия за радушный прием, о.Кирилл искренне удивился: “Отец Евстафий, как вы управляетесь с таким хозяйством огромным — ни разу вы не возмутились? А я на дню по пять раз срываюсь”. О.Евстафий возразил: “А я тридцать пять раз”. О.Кирилл снова: “А я не видел”. О.Евстафий: “Мало был”.
На обратном пути в Москву мотор почему-то перегрелся, и я вынужден был остановиться, но о.Кирилл спал, сраженный усталостью, и даже не заметил этого. Я потихоньку вышел из машины и вдруг понял, что ничего делать не надо, а надо просто постоять спокойно и ехать дальше.
В Переславле-Заслесском заехали в Никитский монастырь и попали прямо на службу. Кроме священника и женщины за свечным ящиком, был всего один мужчина. Женщина же, кроме работы по продаже свечей, еще пела на клиросе — потому, даже отпуская товар, она не прекращала петь... Я заметил, что о.Кирилла, в отличие от меня, это не умилило, а опечалило, и я понял, что в монастыре просто-напросто не хватает людей!.. На территории было пустынно, везде какая-то разруха, на главном храме даже крыши нет. Несмотря на табличку, предупреждающую об опасности, батюшка с Галей вошли внутрь, а я, грешный, побоялся...
Дорогой о.Кирилл неожиданно затеял разговор об Андрее Тарковском и Никите Михалкове. Я еще в студенчестве занимался их творчеством, даже писал курсовые работы и потому мог кое-что рассказать батюшке: мол, люди, они, конечно, очень талантливые, но есть у них в фильмах “прелестное”, у Никиты — побольше, у Андрея — поменьше, и, конечно, художники они неправославные. Тарковского можно назвать христианским художником, но только не православным. В фильме “Жертвоприношение” для спасения мира и себя герой приносит такую жертву — прелюбодействует со своей служанкой!.. Потому что ему приснилось, будто именно это прелюбодейство нужно для спасения... Думаю, каждому православному ясно, что сон такой от лукавого... Душа Тарковского искала Бога, но, во всяком случае, в его фильмах — так и не нашла... О.Кирилл внимательно выслушал мою точку зрения, но сам высказываться не стал — может быть, когда-нибудь я узнаю, зачем ему понадобились Тарковский и Михалков, а может, и не узнаю; знаю одно — просто так батюшка ни о чем не спрашивает...
Без пятнадцати три мы въехали во двор нашей Берсеневки... Успели еще пообедать, и о.Кирилл бодро побежал на службу. Я же кое-как доплелся до своего “запорожчика”. Дома прямо в одежде прилег “на минутку” и проснулся через шесть часов, разделся и заснул до 9 часов утра. А о.Кирилл всегда живет в таком ритме, да и Галя с утра до вечера на Берсеневке рядом с батюшкой...
В храм я попал на всенощную только на другой день. После службы о.Кирилл попросил остаться желающих послушать его отчет о поездке в Борисоглеб (именно так у нас поставлено дело — сам батюшка и другие прихожане всегда отчитываются о своих поездках). Он, как обычно, сел посреди Феодосьевского придела на стул (сидя на нем, он за шесть лет преподал нам прослушанные им в Духовной Академии лекции, так что члены Берсеневской общины — тоже, можно сказать, “академики”), накинул на плечи свой старенький джемпер и повел рассказ: “Самое примечательное по дороге — это Переславль-Залесский. Четыре монастыря там было, а Екатерина упразднила их. Вот, кстати, об идеализации прошлого. В большинстве случаев зрелище печальное, храмы не реставрируются, в Никитском монастыре рухнувший главный собор так и остался после той давней бури...
В Борисоглебском монастыре больше всего мне запомнилось скромное монашеское служение в храме. Знаменное пение здесь, потому проявили огромный интерес к нашей общине по этой части. В вечернее время очень приятно в монастыре. Прогуливались с о.Иоанном. Он проявил большое гостеприимство. Талантами обладает. Недаром о.Евстафий (наместник Спасо-Яковлевского монастыря, откуда вышел о.Иоанн) сказал о нем: “Отдал самое дорогое”.
Конечно, незабываема поездка на источник Преподобного Иринарха, чтобы погрузить наши бренные тела в святую воду. Но... водичка ледяная. Кстати, здесь я еще раз убедился, что у священника, как и у крещенных, барьер есть — омыться и выйти...
Интересно, что по пути к источнику нам встретились 15 храмов! Все недействующие! В четыре мы зашли, пропели тропари. Я, конечно, был поражен, что храмы не возрождаются. Даже если по кирпичику выносить... Такая апатия, равнодушие людей потрясают... Я высказал о.Иоанну идею: поставить специального священника над этими брошенными храмами. Храм — это сердце для организма. Место без храма обречено на вымирание...
Так и стоит перед глазами озеро Неро. Огромное, как чаша. В Спасо-Яковлевском монастыре, он стоит на самом берегу озера, перекличка времен: святители Иаков (XIV век) и Димитрий Ростовский (XVIII век). Здесь доминирует архитектура типа Петербурга. Это нам чуждо. Не сочетаются в храмах монастыря иконы древнерусские и рядом XVIII века — мясистые лица ангелов, театральные позы...
Здесь строгий устав. Архимандрит Евстафий, как маятник: служба, послушания, трапеза... Хозяйство отличное. Озерцо почистили и рыбку там ловят. Братия мне понравилась, но не без искушений. Три монаха ушли (один жениться собрался, другой обокрал...). О.Евстафий старше меня всего на три года, но уже поседел от этого. Я почувствовал, что он одинок. Он попал в опалу, хотели даже изгнать его.
За трапезой здесь, пока всем не раздадут, никто не ест... (Думаю, не один я понял, что вскоре и у нас в Берсеневке будет заведено правило: пока всем не раздадут — никто есть не будет.) После трапезы у нас состоялась беседа. Меня засыпали вопросами. И порадовало, что один иеромонах спросил, как я отношусь к старообрядчеству.
Еще были мы в Ростове — в женском монастыре Рождества Богородицы. Благочинная Екатерина — постеснялись мы спросить, сколько ей лет: пятнадцать или семнадцать. Тут же во дворе живут миряне, которые ругают сестер, даже платки срывают — боятся, что их выселят, и они останутся без крыши над головой. Фрески здесь в храме замечательные, но вокруг запустение, заброшенность страшная... Оказывается, инокиня из этого монастыря стоит с ящиком для пожертвований у храма Христа Спасителя; мы пригласили ее приходить на трапезу, на ночевку к нам на Берсеневку”.
В заключение о. Кирилл поблагодарил меня и признался, что раньше он думал, что на “запорожце” можно только на огород ездить, а теперь убедился, что я прав, “запорожец” и впрямь похож на монгольскую лошадь, которая на вид неказиста, зато вынослива и надежна...
