Ревет о ком-то православный люд.
...Он с гривой львиной. С бородой Толстого.
И лишь в глазницах глухо замурован
Совсем не христианский страх и блуд.
Так кто ж еси? В каком еще подобьи
Сокрылся враз от мертвых и живых,
Как в маскхалате, в арестантской робе
Тот, кто отмечен в списках потайных?
Но правда есть... И до скончанья жизни
Скрывать свой страх — такая месть ему
За проданную ворогу Отчизну,
За упеченных в лагерную тьму!
Сбежал, как тать, в заморские пенаты,
Но за тобой — отметина-беда
Ползла, как след, что ты хотел бы спрятать
От будущего Страшного Суда.
О, тяга, что извечно криминала
Влечет туда, где натворил он бед!
Она тебя и за бугром достала —
И гонит к нам на суд и на ответ.
И вот уже разрушивший Державу
Вернулся, о... Державе говоря!
И он — “пророк”... Россия, Боже правый,
Кого ты привечаешь, как царя?!
Не зная, что твоя лихая доля,
Твоя разруха и твоя тоска
Лежат, что камень с Каинова поля,
На совести вот этого божка...
Он — начинал. А вслед — бесовской силы
Набрался под его кривым крылом
На горе сирых, на позор России
Тот оборотень с меченым челом!
ИНВЕКТИВА
И ссоримся, как воробьи за просо,
И всех виним, что ходим голы-босы,
А все ж — гляди! — суемся в козаки.
Куда соваться, если нас без спроса
С Востока в Запад, словно пыль, относит,
А в Украине правят мамлюки?!
Так может, болтовню пора забросить
И снова нам податься в чумаки?..
Вон, средь песков, в ответ на клич пророка
Народ такую жизнь легко отгрохал
И заявил планете о себе.
А нам и с черноземом плодородным
Все мыкаться и нищим, и голодным,
И продолжать скулить о злой судьбе...
Тебя же всем природа наделила!
Хозяйствуй в суверенной любо-мило
И вверх ногами не ходи дурьем...
Да где уж там — виним соседа-брата
За то, что и сарай там есть, и хата...
А свой-то дом — давно горит огнем!
Покуда делим и цвета, и межи,
Гордясь, как мы отныне “незалежны” —
Лихие колорадские жуки
Уже добро пустили наше в дело
И рассортировали нас умело:
Одних — под хвост, а прочих — в батраки.
— Пануйте, хлопцы! — виски угощают,
По булаве игрушечной вручают,
И улыбаясь, упреждают: — Но
Гулять вам, суверенным, на свободе
Дозволено лишь в вашем огороде,
А что за ним — вы продали давно.
...Вот так-то. И ни поиск виноватых,
Ни то, какая у соседа хата —
Тут ни при чем. Ты с этим погоди,
А к зеркалу возьми да подойди:
И там увидишь — кто твой главный враг.
А ты других ругаешь в пух и прах.
...Восстал козак из прошлого средь ночи,
Взглянул окрест — и потемнели очи.
Уразуметь бедняге не дано:
Что там торчит в родной степи вчерашней,
Никак не меньше Вавилонской башни
И с прозвищем козлиным: “Казино”?
А в нем играют в некую рулетку
Крутые парни с иноземной меткой,
И доллары при этом — что вода...
— А кто же тут козак?! — спросил он прямо,
И слышит голос будто бы из ямы:
— Мы тут... Мы гречку сеем, как всегда.
— А есть ли кто хотя бы из хорунжих?
— Они сегодня новым барам служат,
Горилку разнося туда-сюда,
Но всякий раз заводят трали-вали,
Как предки их в Стамбуле воевали...
А мы тут... гречку сеем, как всегда.
Они же, как послужат и побрешут,
И новых украинцев распотешат,
Холуйски ждут: а будет ли еда?..
Потом грызутся за объедки пьяно
Как деды их — за булаву Богдана.
А мы тут... гречку сеем, как всегда.
— А где ж старшины наши, Бога ради?
— Да где же быть им? Заседают в Раде.
И все — вожди такие, что беда...
И все — за Украину каждым вздохом!
Но продают ее чужим пройдохам.
А мы тут... гречку сеем, как всегда...
Поник казак, как будто от удара,
И закричал: — Да это же отара!
Которая барана лишь и ждет,
Чтоб снова всем рысцой трусить на бойню
И блеять: “А ведь жили предки вольно...
Да кто теперь и след былой найдет...”
О, чтоб ты сгинул, бесхребетный сброд!
Нам за свободу — разрывали груди,
А вам же волю — подали на блюде!
Но вместо возведения страны
Вы снова, как холопы и мутанты,
Приветствуете новых оккупантов,
А сами — в гречкосеях, свистуны...
Лежать не время! Жарких дел немало.
Пусть их огонь прожжет на душах сало
И наконец вас выведет из тьмы,
Как дух Шевченко — вещего провидца,
Что мы не гречкосеи. Украинцы!
Что живы мы!
...Но коль отшибло память вам серьезно —
То в ночь расплаты из курганов грозно
Мы встанем, ваши деды и отцы,
Все, кто погиб, но не убит был все же —
Хотя бы для того, чтоб плюнуть в рожи
Вам, кто при жизни вышел в мертвецы!
Перевел с украинского
Евгений НЕФЕДОВ
Олег Павлов КОНЕЦ СТОЛЕТИЯ ( рассказ )
РОЖДЕСТВО БЫЛО ИЛИ НЕ РОЖДЕСТВО, но праздник этот признавался как государственный, отмечался уже наравне с Новым годом, и могло иметь место, что отмечали той ночью в горбольнице, точно теперь не скажешь, и Рождество. Столпилось праздников, будто справляли старого года похороны. И все дни густо валил снег, засыпая бездонную Москву. Было дремотно от жгучих морозов, белым-бело, и долготу дня утопляли болотисто-морозные белые ночи.
Больница не отдыхала, была двойная оплата труда, и всегда находились люди, которых даже большинство, готовые запродать тут свой праздник за эти праздничные, огромные, как чудилось, и валившиеся чуть не с неба деньги. Кто мог радоваться, все выпивали — успевая с душой и дружно только начать, но вскорости, не ворочая языками, исходили тоской. Но не все же радовались. Будто военнообязанные, пропадали в кабинетиках доктора, одиноко отбывая круглые сутки дежурства. И простые смертные бабы да старухи, егорьевские и куровские подмосковные, из санитарок, осилив работу, какую ни есть, укладывались всех раньше дремать — хоть и не сомкнуть было глаз, как и не срастись боком с неживой, для сидячих, кушеткой, покуда кругом-то маялись спьяну и не хотели смирно лечь по местам. Скоропомощные будто и отъездились — никакой тревоги. Полночь. И в отделении приемном больницы — глухой покой.
