огонь, полыхавший в ее глазах и десять, и двадцать пять лет назад, все тот же. В разговоре промелькнет имя Анны Алексеевны Орочко, легендарной вахтанговской актрисы, первой Адельмы в «Принцессе Турандот», обладавшей редким трагическим даром, который так и не был востребован ни временем, ни сценой. Потом она преподавала в Щукинском училище. Любимой и самой известной ее ученицей является Алла Демидова, с которой они репетировали ""Гамлета"". Не Офелию, а именно Принца Датского! Женя Альбац приходилась Анне Алексеевне родной племянницей. И по всему могла была бы стать актрисой. Низкий голос, эмоциональный напор, умение держать паузу, повелительные жесты… При этом море женского обаяния. Лукавые и умные глаза, видящие тебя насквозь. И ещё этот трагический дар, которому нельзя научить, его получаешь вместе с генами и прапамятью предков. Но в семье считалось, что если у кого из них и есть шансы для актёрской карьеры, то у старшей сестры, красавицы Тани (в замужестве Комаровой). Впрочем, та выбрала журналистику, став в середине 80-х годов звездой официального, государственного ТВ. И все же театр был всегда где-то рядом, близко, буквально дышал в спину, диктуя интонации и мизансцены. И когда Евгения Альбац писала свои репортажи из Чечни, и когда публиковала потрясающие разоблачительные материалы о чекистах, которые никогда не бывают бывшими, и когда устраивала фирменное «избиение младенцев» в прямом эфире «Эха Москвы», и когда редактировала The New Times. Я никогда не был на ее лекциях в Вышке, но легко могу вообразить эти миниспектакли, срежиссированные и сыгранные ею на одном дыхании. Альбац превращала унылые будни российской политики в потрясающий трагический театр. На самом деле это совершенно особый тип сознания - придавать всему другой масштаб, находить каждый раз другое измерение. Не бояться пафоса. Не бояться быть гневной и пристрастной. В этом смысле Альбац, конечно, родная сестра Валерии Ильиничны Новодворской, великой Леры, главной провидицы и сивиллы русской политический жизни, любимого автора The New Times. Миром, в котором мы все до недавнего времени жили, правили ирония и цинизм. В мире, о котором мы когда-то мечтали, должна была восторжествовать толерантность. Все эти понятия Альбац более или менее чужды и даже враждебны. Но глупо ждать толерантности от Антигоны или Кассандры. Они про другое и о другом… Но вот циничной Альбац точно никогда не была. Она по-прежнему верит в Высшую справедливость и в Божий суд. По-прежнему читает Библию. Все с тем же придыханием произносит заветное слово русской оппозиции - Гаага. Своей нынешней жизнью Евгения Марковна, кажется, должна быть довольна - она любит Америку, ей нравится преподавать, быть окружённой молодыми студентами. Но она не может быть сейчас довольна нигде и никогда - война… Она не скрывает, что тоскует по Москве, по своим книгам, которые легко могла бы найти наощупь, не зажигая свет. В Америке у неё все какое-то временное, ненастоящее. Недаром половину программы они с Катей простояли на перекрёстке с указателями. Направо пойдёшь, коня потеряешь, налево пойдёшь, голову сложишь… В Россию Альбац нельзя. Четыре административных дела. Могут арестовать на границе. Ее былые соратники и друзья в тюрьме. Многие уехали. Вечное русское перепутье. А ведь она об этом предупреждала ещё 11 лет назад. Как будто знала, что все будет так. И никак иначе. И нет никакого особого пути у России. Есть только эта унылая хлябь, вечная трясина и непролазное бездорожье. А теперь ещё и война. И как выползать из этого? Кто-то считает-то, что ничего не изменится ближайшие двадцать лет, кто-то отмеряет срок короче. По осторожным прогнозам Евгении Марковны война должна закончиться через три года. Она, некогда исправная читательница журнала Tatler, убеждена, что элитам должно все надоесть, жены и любовницы захотят в Париж, дети будут стремиться обратно в Европу… В этих расчётах Альбац не одинока, так многим казалось ещё год назад. Только вот запасы Louis Vuitton и Chanel оказались неистощимы. Пути в Ritz Paris и Dorchester London хотя и извилисты, но тем не менее пока вполне доступны. А цены на нефть по-прежнему рекордно высоки… И это повергает Альбац ещё в большую тоску и отчаяние. Жизнь проиграна. «Мы умершие живые», - звучит реплика, достойная Софокла. Но ж и в ы е! Живые,ma’am ! Порадуемся этому. Тем более что ее обожаемая дочь Лёля обретается теперь по соседству. Не надо лететь друг к другу через океан, как раньше. Достаточно просто перейти улицу. … А все таки жаль, что одиннадцать лет назад Евгения Марковна Альбац отказалась стучать по столу в «Школе злословия». Хотя он и был пластмассовый. Но ведь это же Россия!",Тогда в программе «Школа злословия» она... - Sergey Nikolaevich | Facebook,https://www.facebook.com/sergey.nikolaevich.96/posts/pfbid021eqfCckYTLoSNeJqtJSBFi5GDzzvP6FBzX3nSp7jAkqQeEqRu4nwNVCV4vgNPRLl,2023-09-24 05:27:27 -0400
Посетила долгожданную премьеру «Лоэнгрина» в... - Zinaida Pronchenko | Facebook,"Посетила долгожданную премьеру «Лоэнгрина» в постановке Кирилла Серебренникова для Парижской Оперы. Благодаря восторженным отчетам побывавших на прогоне, уже знала, что из давних рыцарских разборок Серебренников сделал актуальный антивоенный манифест. В новой трактовке Эльза лежит в психушке, так и не оправившись от гибели брата на поле сражения, соответственно лебеди, латы и прочая мишура королевства Брабант - ее горячечный бред. Не сказать, чтобы сильно оригинальная идея. Даже репертуар Бастилии пестрит спектаклями, в которых главные герои тронулись, а Вагнер, Пуччини или Гендель остались на перроне, грустно провожая взглядом очередное современное прочтение. Другой вариант разобраться с классикой, как мы помним, ролевые игры. Это вам не «Война и мир», это корпоративный аниматор для отдела маркетинга сочинил мотивационный квест. В любом случае психоз Эльзы ожидаемо приводит в казармы и морг, где пайку давали, там трупы лежат - изредка, кстати, поднимаясь из пластиковых мешков и демонстрируя скульптурные ягодицы. На заднике тем временем показывают для особо непонятливых и равнодушных к геополитике французов инсценированные сводки с украинских полей - с применением гомоэротической оптики. Параллельно страдает хор, зажатый опять же чересчур антимилитаристскими декорациями в тиски. Короче, ужасов с лихвой, как на загробном базаре, но все равно не страшно. Война войной, а Вагнер побоку - настолько, что даже знаменитый поединок за честь Эльзы совсем не придуман - вместо божественного вмешательства откровенно слабый балет и жонглирование светодиодными лампами, две из которых улетели в оркестровую яму. Что-то подобное произошло у Серебренникова с Чайковским, точнее с его женой - феминизм по недосмотру обернулся фаллоцентризмом. Так и тут, видимо, чувствуя недосказанность после прошлогодней Каннской пресс-конференции, Серебренников поперек Лоэнгрина пишет «Пусть всегда будет солнце». А ведь можно было сосредоточиться на главном:
