Если посмотреть на фигуры, действующие на политической арене России, становится очевидно, что все они начинали свою политическую карьеру почти одновременно. Вернемся в 1991 год. Ельцин уже тогда был Председателем Верховного Совета (а затем — и Президентом) России. Зюганов — одной из ключевых фигур в Компартии РСФСР, Лебедь — героем августовского «путча» и популярнейшим боевым генералом, Лужков — хозяином Москвы (под “крышей” Г.Попова), Явлинский — знаменитым автором программы "500 дней", отвергнутой Горбачевым, и т. д. Никто из действующих лиц сегодняшней политической возни новичком в политике отнюдь не является. Именно это обстоятельство и заставляет искать "будущих лидеров нового тысячелетия" в среде действующих сегодня молодых политиков.
Из кого нам предстоит выбирать национального лидера (или антинационального прохвоста)?
Первая, и самая очевидная фигура — некогда "официальный преемник" Бориса Ельцина. Таковым может стать дряблый Степашин, о котором публике мало что известно, и который один только может выступить гарантом продолжения “демократических реформ” и благополучия ельцинской Семьи. Его слабость в том, что гражданам давно и основательно обрыдли всякого рода продолжатели ельцинизма без Ельцина. Особенно если в облике своем они несут черты смущенного воришки, который не может глаз поднять, о чем бы его не спросили, и руки все время складывает на нижней части живота, ибо больше их деть некуда.
Вторая фигура, снискавшая всеобщую любовь — экс-премьер Примаков, которые дал стране надежду, что она может вскорости быть проветрена от ельцинзима, очищена от наиболее гнусных последствий номенклатурного мятежа. Но Примаков стар и не склонен к большой драке. Его надо на престол вносить на руках. А вот с самими руками — большая проблема. Проведают в Администрации президента, чьи это руки, — так стукнут, что мало не покажется.
Третий претендент, засидевшийся в засаде и несколько подзабытый Александр Лебедь. Он — молодой; у него есть самое главное, что нужно кандидату — личная харизма; по его казарменным байкам скучают. Но бесспорные преимущества могут погаснуть в трясине Красноярского края, который Лебедь не только не смог озолотить, но и затолкал к кризис еще глубже. Вспомним, сколь популярен в народе в 1992 году был Александр Руцкой — боевой генерал, умница, решительный политик, человек действия, сходу решавший все проблемы. Никто и не мог предположить, что в недалеком будущем его ждет необходимость искать доходного места в Курской губернии и лебезить перед своими недавними убийцами… У Лебедя получилось наоборот — сначала было доходное место в Совете Безопасности, потом побледнение харизмы, да еще красноярский криминальный шлейф.
Другая достаточно очевидная фигура — предыдущий "официальный наследник престола", нижегородский губернатор Борис Немцов, стремительно ставший соратником Чубайса и так же стремительно выкинутый из правительства. Назначение на пост вице-премьера в марте 1997 дало ему возможность обустроить механизмы наполнения будущего избирательного фонда и беспрерывно занимать телеэкран своей физиономией.
Потом, правда, Немцова потеснил нежный Кириенко, научившийся гавкающим интонациям у Явлинского и Киселева. Кроме того, многие помнят, что вступление Немцова в политику для него “опущением” — Жириновский перед многомиллионной аудиторией телезрителей выплеснул ему в физиономию стакан апельсинового сока. Этот эпизод еще не раз всплывет на телеэкран.
Со своим заявлением, что на посту вице-премьера он не будет лгать и брать взяток, Немцов, попал в нехорошую историю. Ежели такое заявление было правомочно, то работать Немцову довелось в правительстве, где подобные заявления делать не принято. Зато принято непрерывно обещать. И Немцов стал обещать так, как не обещал никто. Это впечатляет — не брать взяток!
Наконец, еще один перспективный кандидат от номенклатуры, способный прорваться в кресло президента последним рывком дряхлеющего организма, — московский мэр Юрий Лужков — человек, переплюнувший все мыслимые рекорды "единодушной поддержки" на демократических выборах. Почти никому в постсоветском политическом пространстве (кроме, разве что, Сапармурада Туркмен-Баши, да татарстанца Шаймиева) еще не удавалось получить поддержку 90 % голосов избирателей.
Секрет популярности Лужкова — в имидже деполитизированного "мэра в кепке и руковицах". Вот только этот имидж крепко портит воспоминание об истерической поддержке Ельцина во всех возможных позах, о кавалерийских наскоках на проблему статуса Севастополя, о неведомо как сложившемся мнении о нем в народе: "Да, ворует, знаем, что ворует. Зато нас, москвичей не забывает!".
Влиятельность Лужкова велика во всех звеньях российской номенклатуры. Его слабое место — постоянный страх перед Кремлем, который взаимно боится Лужкова, способного, по мнению ельцинистов, скрутить всех в бараний рог без различия чинов и званий. Напрасно боятся. Лужков — молодец среди овец. Да и ясный ум на седьмом десятке — не его достоинство.
В тени Немцова одно время совсем бледно выглядел Григорий Явлинский. Хотя кремлевская многоходовка “съела” его избирателя, шанс вновь накопить силы у него остается. Особенно потому, что Немцов испортил себе лицо похлебкой, потребляемой из общей миски правительством Чубайса-Черномырдина.
Остается на политической сцене и "великий комик перестройки" Владимир Жириновский. Он по-прежнему будет мешаться под ногами у всех, не имея шанса на победу. Он напортит и Лебедю, и Зюганову, и Лужкову, а также напомнит Немцову его унижение. Народ любит, когда в лицо важным персонам летят плевки. Сам народ доплюнуть не может, поэтому с одобрительных хохотом сочувствует придворному шуту, чьи плевки иногда достигают адресата.
Конечно под ногами у всех будут путаться “кудреватые шумейки, мудреватые шахрайки”, “мартина-шаккумы” и прочие, невероятными усилиями отдирающие у чужого электората по полпроцента. Увы, клинические случаи не означают прерывания финансирования. Пока в России совершеннейший сумасшедший вполне может заработать немалые деньги и потратить их на какую-нибудь глупость — например, на заведомо никому не нужный политической проект.
В целом взгляд на демократический путь развития России говорит о том, что на нем мы не встретим ни одного светлого персонажа, ни одного признака оздоровления страны. Сохранение прежних тенденций в политике будет означать только затягивание болезни, от которой Россия находится при смерти уже несколько лет. Это ужас без конца и края — толкотня и сговор между “левыми” и “правыми”, между “красными” и “голубыми”.
По-нашему, все это надо одним усилием выплеснуть за ворота — в выгребную яму истории.
Перед концом русской истории
То обстоятельство, что политическая ориентация людей не зависит от их социального положения, становится самоочевидным. Уже никто, даже фанатики марксизма, не рискуют напрямую увязывать потенциальные возможности той или иной политической организации с ее классовой принадлежностью.
Если обратиться к результатам различных общенациональных выборов, окажется, что голоса избирателей распределяются вопреки пропорциям производственной структуры общества. Его деление на рабочих, крестьян и интеллигенцию, традиционное для всех статистических справочников, с 1989 года утратило какую-либо познавательную ценность. Для того, чтобы разобраться в том, каким образом формируются электоральные (избирательные) группировки, требуется не классовый, не партийный, не религиозный и даже не этнический критерий. Понять и на этом основании правильно прогнозировать политическое развитие РФ можно лишь при условии, если рассматривать современное “российское” общество под углом зрения доходности и имущественного положения его слоев.
Благодаря ваучерной приватизации и политическому расчленению страны общественное богатство, находившееся де-факто в совместной собственности нации, оказалось отчужденным от большей части населения. При этом совсем не важно, что изъятие имущества у ее владельцев носила неэквивалентный, безвозмездный, мошеннический характер. Никто никого не обманывал, так как почти каждый был рад обманываться.
Массовое сознание, как бы это ни показалось странным, было готово на нечестную игру. Дело в том, что к тому времени в обществе была начисто изжита потребность в коммунистической организации собственности и возникла страстная жажда в ее частной, эгоистической форме. Против денационализации не возражали ни “партия коммунистов”, ни “класс-гегемон”. Большинство испытывало потребность сыграть с государством в рулетку, вполне допуская любой, даже невыгодный результат, почему-то считая, что уж он-то никогда не будет среди неудачников.
