Ознакомительная версия.
Красиво, но попахивает изрядной демагогией, а для кого-то весьма выгодная позиция: самому ни черта не знать и другим не давать, но при том тихой сапой гнуть свою тайную «генеральную линию». Отчасти сей неопределенностью грешила и моя прежняя книга, потому я и назвал ее несколько неопределенно: «Взгляд очевидца изнутри» — то есть обо всем, что попадает в поле зрения, хотя и с попыткой систематизации). И все-таки это было в полном смысле слова «взглядом», т. е. обзором всего, что я тогда видел, слышал, что наблюдал вокруг себя, т. е., что видел, о том и писал. Много внимания я уделил также сопоставлению своих взглядов со взглядами других авторов и иногда критике последних. Но я не уделил должного внимания диалектике этих взглядов, анализ ограничивался расчленением, не приводя к синтезу, что ставило больше вопросов, чем давало на них ответов. Поэтому, при всем внимании к частностям не разрабатывались концептуальные основы, сообразуясь с которыми можно было бы разбирать каждый конкретный случай, а такие основы насущно нужны каждому полемисту, особенно занимающимся еврейским вопросом. Но опять-таки вывести концептуальные основы в книге, где, в основном, разбираются реальные факты весьма непросто, для этого нужно абстрагироваться от всего конкретного, фактического, эмпирического и сосредоточиться сугубо на философской задаче. Поэтому я решил посмотреть на еврейский вопрос уже не глазами очевидца, а глазами философа, т. е. попытаться за явлениями увидеть сущность.
Могут спросить: «Почему автор называет себя «философом»?» Но как же себя должен назвать человек, который пишет философское исследование, композитором, что ли? Так для известного судебного прецедента в советском правосудии «поэтом» считался только тот, кто где-то числился «поэтом» в каком-нибудь штате на соответствующей должности. Лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский ни по какому штату «поэтом» не проходил, что дало формальный повод судьям обвинить его в туниядстве, процитируем протокол суда:
Судья: А вообще какая ваша специальность?
Бродский: Поэт. Поэт-переводчик.
Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
Бродский: Никто. (Без вызова). А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья: А вы учились этому?
Бродский: Чему?
Судья: Чтобы быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят… где учат…
Бродский: Я не думал, что это дается образованием.
Судья: А чем же?
Бродский: Я думаю, это (растерянно)… от Бога…
/конец цитаты/
Да, я не являюсь «философом по профессии», я не профессор философии и нигде не работаю «философом по должности», как, например, г-н Арье Барац, которого кто-то из журналистов назвал «штатным философом газеты «Вести»», но кто сказал, что философ только тот, кто изучает философию, причем, официально? Философ, прежде всего, тот, кто философствует, кто имеет к сему занятию склонность, если не от Бога, то хотя бы по своей прихоти. Мы, конечно, философских «академиев» не кончали и на ученое корифейство не претендуем, хотя чему-то учились в вузах, что-то постигли сами, кое-какой компетенции постарались достичь, дабы в некоторых вопросах не чувствовать себя полными профанами ниже барацевского уровня. Почему же тогда мы как бы занимаемся не своей специальностью? Ей богу не от хорошей жизни и вот почему: Если бы специальность «философа» была подобна, скажем, музыковеду, мы бы доверили этим специалистам их отрасль и ограничились чтением их популярных книг и статей, ибо ни один музыковед не угрожает нам порабощением, «философ» же претендует не просто на свою науку, он претендует на «священство» и стремится стать «жрецом», господствующим над всем миром, к чему испокон веков стремились все жрецы. Жрец, в отличие от ученого, всегда ревнив и агрессивен в своей нетерпимости, он не может допустить, если кто-то, не принадлежащий к его касте, посягает на дискурс, который он считает своей частной собственностью, а тем, кто владеет дискурсом, т. е. кому дано право интерпретировать и объяснять события и таким образом манипулировать сознанием масс, тем и принадлежит вся власть. Особенно актуальна борьба за дискурс стала сейчас, в наше время. Поэтому, если мы хотим отстоять свою свободу, мы должны владеть тем же оружием, что и наши «жрецы», пока последние не будут поставлены на свое скромное место ученых и исследователей, нам также необходимо заниматься теми же исследованиями.
Имея веские основания не доверять «жрецам» философии, мне и пришлось сделаться независимым исследователем еврейского вопроса, но дабы как-то отличить себя от господ, вышеназванного типа, мне ничего не оставалось делать, как назвать себя философом «нештатным», и в этом самоназвании есть тоже своего рода философская идея. Философ — это всякий, кто мыслит самостоятельно, постигая суть вещей. Философ — всякий, кто чему-то дает свое название, не потому, что так принято это называть, а потому, что его разум видит нечто общее в классах понятий. Первым в мире философом стал Адам в тот момент, когда начал давать свои имена животным: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Быт. 2:19). Начав давать имена животным, Адам тем самым создал свой дискурс стал его хозяином, и, как следует из Библейского текста, сему дискурсу подчинился и Сам Бог, а иначе и не могло быть, ибо Бог как Логос как Слово не существует вне дискурса, только в человеке, как считал Гегель, Абсолютная Идея начинает познавать Самое Себя. У древних народов имя, название, слово, почиталось великой силой. Кто дает чему имя, тот владеет предметом. Победитель, порабощая и подчиняя себе вассала, первым делом менял ему имя (см. 4Цар.23:34, 4Цар.24:17, 2Пар.36:4), ныне, конечно, нравы изменились, но суть языка, суть дискурса, осталась все той же. Наш современник постмодернист Ролан Барт пишет: «…язык, как перформация всякой языковой деятельности, не реакционен и не прогрессивен; это обыкновенный фашист, ибо сущность фашизма не в том, чтобы запрещать, а в том, чтобы понуждать говорить нечто» (Актовая лекция, прочитанная при вступлении в должность заведующего кафедрой литературной семиологии в Колледж де Франс 7 января 1977 года). Таким образом, философ, поскольку он имеет дело с языком, это тоже своего рода фашист, и таковым может быть кто угодно, хоть трехлетний ребенок, хоть козленок из той сказки, цитата из которой взята в качестве эпиграфа к настоящему сочинению. К примеру, как часто взрослые образованные люди чувствуют себя полными дураками в споре с детьми детсадовского возраста, а почему? Потому что не могут говорить с ними на привычном им «образованном» языке и вынуждены подчиняться их простому детскому дискурсу. Однако, по своему опыту учителя, могу сказать, что далеко не все дети, и тем более взрослые, философы, т. е. хозяева дискурса. Пример козленка здесь не такая уж метафора, на самом деле не только философски мыслить, но и элементарно считать до десяти, умеют далеко не все. Так, некоторые мои ученики, при том что числились как вполне успевающие в школе, не обнаруживали понимания того, что такое счет, даже на уровне козленка. Они никак не могли применить свои богатые познания в математике на элементарной практике (а нам в музыке не нужно уметь считать даже до 10, большинство ритмических проблем решается счетом до четырех, ну максимум, до восьми). Они никак не могли понять, что считать — это не считать вообще, перечисляя цифры в определенном порядке, а считать что-то конкретное, что ты ощущаешь и наблюдаешь, например, доли (биты) в музыкальной длительности, или хотя бы ворон на небе, но нет, они продолжают бубнить свое «раз, два, три…» без всякой связи с какой-либо реальностью. Вот один характерный случай из моей практики. Спрашиваю ученицу второго класса:
— Как ты, в арифметике сильна?
— Да, я лучшая в классе, я знаю, что 1+1=2, 2+2=4, 3+3=6!
— Хорошо, а сколько будет два плюс один?
— Нет, так нельзя спрашивать. Учительница учит нас говорить «и еще» (ве-од), потому что слово «плюс» мы еще не понимаем.
— Ну хорошо, сколько будет два и еще один?
— Один.
— Ну как же! Вот смотри: два пальца и один палец, сколько всего пальцев? (Считает: раз, два, три).
— Три.
— Ну правильно. А сколько будет один и еще два?
— Два.
— Ну давай опять считать. Вот один палец, вот еще два, сколько всего?
— Три.
— Так, ну а ты что говорила?
— Ну я же говорила «три», вот: три и три — шесть!
— Но я же не спрашивал, сколько будет три и три, я спрашивал сколько будет один и два, ну и сколько же будет один и два?
— Два!
Может быть, когда-нибудь эта ученица и научится правильно считать и узнает, что означает такое «трудное» понятие, как «плюс», но уже сейчас школа внесла в ее голову вместо понимания ярлыки, которые она клеит не задумываясь, куда надо и куда не надо. С возрастом, особенно, с образованием, количество ярлыков в голове только прибавляется, и, чем оно больше, тем меньше понимания, тем легче поддается сознание человека манипуляции. Такой человек может быть даже профессором философии или популярным философским эссеистом, вроде Бараца, который будет разбрасываться направо и налево философскими ярлыками, такими как: экзистенциализм, дуализм и т. п., так даже и не уяснив для себя, что эти термины выражают, или, чтобы хотя бы не лепить их куда попадя без всякого смысла, и не подумает дать им свое четкое и ясное истолкование. Статьи Бараца — тому наглядный пример. Подробный анализ некоторых из них я проделал в своем эссе «Чешуйчатый змей».
Ознакомительная версия.
