Скандинавы с такой же легкостью приобщаются к американскому образованию, перенимают деловые ухватки и журналистские нравы, как шотландцы или лондонские кокни. Особенно легко они приобщаются к американской политике, старой доброй политике Гаррисона,[2] Мак-Кинли[3] и Чарли Мэрфи.[4] Как правило, они не привносят в нее ничего нового из практики своих экспериментирующих стран. Они без сожаления расстаются со своими традициями. Правда, многие из них участвовали в Беспартийной лиге,[5] движении суфражисток и организовывали кооперативные общества. Покойный губернатор Миннесоты Джон Джонсон был политическим деятелем с большим будущим; если бы он не умер, то, возможно, стал бы президентом, причем, вероятно, президентом своеобразным, и оставил бы заметный след в истории. С другой стороны, по сравнению с сенатором-скандинавом Кнутом Нельсоном Маккамбер[6] казался левым синдикалистом, а судья Гари[7] напоминал Франсуа Вийона. Член конгресса от Миннесоты Стеенерсон, председатель комиссии конгресса по делам почт, однажды произнес бессмертную фразу, в которой сказалось его незаурядное дарование, созревшее за двадцать пять лет пребывания в конгрессе. Как-то на званом обеде он стал возмущаться, что Беспартийная лига открыла допуск в невинные школьные библиотеки непристойным сочинениям «этой русской бабы Эллен Кей».[8] Кто-то заметил джентльмену скандинавского происхождения мистеру Стеенерсону: «Она ведь, кажется, шведка?» В ответ на это скандинавский джентльмен заявил: «Нет, эта Кей родом из Финляндии и прочей красной России, где они национализировали женщин».
Разумеется, сейчас скандинавский элемент штата Миннесота представлен всему миру двумя вновь избранными сенаторами — Генриком Шипстедом и Магнусом Джонстоном. Трудно предсказать, что нового они привнесут в прославленный своей осмотрительной респектабельностью сенат, но несомненно, что они, как и Джон Джонсон, представляют все самое смелое, демократичное, реалистичное, американское в нашей истории.
Скандинавы — как хорошие, так и плохие — монополизировали политическую жизнь Миннесоты. Из девяти последних губернаторов штата, включая кандидата в сенаторы Пройса, шестеро были скандинавами. Гарольд Кнутсон, организатор республиканской фракции в конгрессе, тоже скандинав. Скандинавы составляют большинство в законодательном собрании штата, и если в законодательном собрании Санта-Фе депутаты-мексиканцы говорят по-испански, а в Квебеке парламентарии все еще ведут дебаты на французском языке, хотя давно уже являются гражданами британского доминиона, в Миннесоте политические деятели, родившиеся за границей, изъясняются лишь на одном наречии — американском. На нем они ведут дела, на нем говорят в семье. Может быть, сам глава семьи до двадцати лет жил о Скандинавии, но сыновья его будут говорить на том же английском языке — хорошем или плохом, дело десятое, — что и сыновья переселенцев из Мэна, а его дочери придут в музыкальные клубы или в компанию любителей коктейлей, в колледж или на фабрику с теми же предрассудками, идеалами, интонациями, что и девушки по фамилии Смит или Брустер.
Говорят, что Миннесота поражает своей новизной. На самом же деле в Миннесоте поражает не новизна, а старина — прочная, пронизанная традициями, завернутая в вату старина. Все это не соответствует представлению об Америке как о стране Свободы и Прогресса. Хотя некоторые районы штата еще так плохо освоены, что деревни посреди свежевспаханиых полей или запыленных сосен, по сути дела, всего лишь первые форпосты цивилизации, в крупных, а также и в некоторых мелких городах утвердилась столь же могущественная финансовая олигархия и почти столь же четкая структура общества, как в Лондоне, и эти силы определяют Трезвую Политику и прямо или косвенно контролируют всю деловую жизнь. Здесь есть свои Старинные Семейства, члены которых заключают браки преимущественно в своем кругу. Во всем мире под Старинным Семейством понимается семья, которая разбогатела по крайней мере на тридцать лет раньше, чем прочие семьи в этой округе. В Англии процесс «облагораживания» парвеню и спекулянтов занимает (максимум) пять поколений — независимо от того, идет ли речь о дельцах, нажившихся на поставках стали во время первой мировой войны, или о нетитулованных спекулянтах землей при Вильгельме Завоевателе. В Нью-Йорке это чаще всего происходит за три поколения. На Среднем Западе — за полтора.
Бытует у нас и еще одна чрезвычайно утешительная, но не имеющая в себе и зерна истины басня, будто все сыновья и внуки пионеров — бесшабашный, жизнерадостный народ, неотесанная, но пьяняще-независимая вольница. Правда, среди внуков людей, сражавшихся в 1862 году с индейцами и проходивших болотистыми тропами сотню миль, чтобы вызвать на подмогу отряд войск, есть такие, которые, как их деды, расчищают лес под пашню. Но есть среди них и такие, которые разбирают недостатки чая «Орандж пеко», сидя в изящно расписанных кондитерских, построенных на том месте, где три поколения назад стояли фургоны поселенцев; снаружи их дожидаются шоферы в лимузинах Пирс Эрроу (корпуса изготовлены по особому заказу Кимбаллом, серебряные наружные части — Тиффани); в своих любительских театрах они ставят пьесы Шницлера[9] и Сент-Джон Эрвина;[10] после репетиций упоенно вспоминают, как они познакомились в Париже с Джеймсом Джойсом, и всегда с аристократическим пренебрежением говорят о смехотворных попытках скандинавов и финнов втереться в их священную древнюю американскую касту. У многих из них немецкие фамилии.
Эти юнкеры — самая верхушка общества. Под ними, естественно, располагается полезная и все растущая прослойка образованных людей — врачей, учителей, журналистов, либерально настроенных юристов и музыкантов, которые уехали из Мюнхена или Милана, чтобы создавать оркестры в новой стране. Есть еще фермеры, ведущие хозяйство на научной основе. В сельскохозяйственной школе огромного Миннесотского университета кипит здоровая творческая мысль. И, конечно, между рабочим классом и аристократией существует еще армия расторопных Мужественных Американцев, любителей покера и мастеров «активной торговли» — самых характерных представителей нашей нации. Но даже и Мужественные Американцы не такое простое явление, как кажется. Никто не знает, каково их будущее, никто не смеет об этом задумываться. Может быть, их наивная самореклама и страх перед необычным вовсе не таят в себе общенациональной угрозы и они очень скоро исчезнут с лица земли. А может быть, стандартизированные ванны и автомобили породят не менее стандартизированную, скованную жесткими рамками культуру — культуру жаждущих культуры, искусственное искусство. Из нации, жующей табак, мы в мгновение ока превратились в нацию, пьющую чай; с такой же быстротой мы из страны деловой активности можем стать страной красивого и томного умирания. Если в политике нам необходимо держаться фабианских взглядов и не позволять реформаторам (как левым, так и несгибаемо правым) слишком уж быстро привести нас к совершенству, то в отношении ревностных радетелей Культуры нам еще более необходимо проявлять некоторую осторожность; если Усталый Бизнесмен не так уж прекрасен и несколько скучен, он по крайней мере стоит на реальной почве, а нам нужно опираться на реальность.
Правящая верхушка численно невелика. Это естественно. Богатство накапливалось у нас с такой быстротой, что наша олигархия создалась легко и безболезненно, не подвергаясь тем опасностям, которые подстерегали опоясанных мечами Норфольков и Перси.[11] Вот, например, какую штуку мы удрали. Наиболее проворные из наших дедов-пионеров захватили несколько тысяч квадратных миль лесов в северной Миннесоте и вырубили — или безо всяких сожалений потеряли в результате лесных пожаров — миллиарды футов такой древесины, какая уже никогда не восстановится. Когда леса были сведены, земля потеряла всякую ценность. Она была пригодна только для сельского хозяйства, а это малоромантическое занятие не способно за одно поколение превратить вас в миллионера. Мало кто из владельцев этой земли сумел выжать из нее больше миллиона долларов, и теперь они не знали, что с ней делать — не отдавать же даром. И вдруг в этой тощей земле открыли железную руду — в огромных количествах и залегающую так близко к поверхности, что ее можно добывать открытым способом, черпать экскаватором, как гравий. Заводы Южного Гэри и Чикаго работают в основном на этой руде. Владельцы земли не занимаются добычей руды. Они преспокойно сдали землю в аренду — хотя мы всего лишь Средний Запад, у нас есть свой филиал «Юнайтед стейтс стил компани». Владелец земли уезжает за границу и проводит там время в изящной праздности, и каждый раз, когда экскаватор загребает ковш руды, в его карман падает четверть доллара.
