В праздничные дни Октября желаю вам, дорогие друзья и товарищи, крепкого здоровья и душевной стойкости.
Уверен, что мы, патриоты России, вернем народу гордость за свое государство, одолеем напасти, сделаем нашу жизнь справедливой, обильной и доброй.
ЗА ПОБЕДУ!
Геннадий ЗЮГАНОВ
Евгений Нефедов ЦВЕТ ПОБЕДЫ
Говорю о красном цвете,
Хоть не высказать всего:
Слишком многое на свете
Начинается с него.
В спектре — красное вступленье,
В книге — красная строка,
Красных флагов наступленье
Повергало ниц врага!
И какие бы набеги
Не несли нам “перемен" —
Площадь Красная навеки
У подножья красных стен!
Пришлый ветер не задушит
Пламя, бьющееся здесь.
Красный нитью в наших душах —
Кровь отцовская и честь.
...Красный век прощально светит,
Но не сник его огонь,
И грядущее столетье —
Может, новый красный конь?
А копыт веселый грохот —
Огнедышащий "Буран",
Озаряющий эпоху
Кумачом последних ран!
Боль тех ран не иссякает,
Не омыть их до конца —
Проступает в них веками
След тернового венца...
Но и песня — недопета,
И подавно не пуста
Чаша красная Победы —
Наша русская мечта!
Евгений НЕФЕДОВ
Спутниковый gps мониторинг 2 транспорта!
ДЕСЯТЬ ЛЕТ Я ЗНАЮ ЗЮГАНОВА. Видел его на многолюдных форумах, на конспиративных встречах. Шагал с ним рядом в праздничных колоннах, когда красная лавина заливала Тверскую от Белорусского до Манежа. Бывал с ним дома и у него, и у себя, когда можно было сбросить напряжение, не бояться подслушивающих устройств, поделиться добрым домашним известием, или попечалиться, покручиниться, выпить горькую чарку. Видел его в мгновения радости, когда удавалась политическая комбинация, выигрывали друзья, выигрывала партия — в парламенте, на улице или в какой-нибудь острой юридической коллизии. Видел огорченного, удрученного, когда из-за пустяка вдруг разрушался замысел, приходилось спасать остатки этого замысла, выхватывать из-под обломков товарищей. Помню, как в 93-м на легковушке улепетывали от наружного наблюдения, виляя в московских переулках, когда на углах еще стояли военные патрули и ловцы в масках охотились на баррикадников, надевали на них наручники. Мне кажется, что я понимаю Зюганова, научился улавливать мотивы его поступков. Нашел то качество его натуры, сущность его поведения как личного, так и социального, которое многое объясняет в его личной и политической судьбе.
Зюганов — очень русский, орловский, из срединной России, где всегда было много пшеницы, где плодоносные пашни, где в лугах много маленьких тихих речек, леса мягкие, дубравы, липовые рощи, где небо просторное, почти степное, усыпанное летними прозрачными звездами. Дороги с Орловщины разбегаются широко во все стороны — к Волге и Уралу, к южному морю, к Днепру, к Москве-матушке.
Зюганов — из сельских учителей, поколениями людей служивших в деревянных, чисто вымытых школах, среди светлоголовых детишек. По натуре своей он — земец. Отсюда — его бережное, радостное отношение к знанию, к любому его приращению. Он верит писаному и читаному слову, предполагает, что в основе человеческих взаимоотношений лежат правда и искренность. Таких людей в прошлом называли правдолюбами. К ним тянулись из далеких уездов, чтобы посоветоваться, рассудить в споре. Однажды я сравнивал его с садоводом, с пасечником, радеющим, взращивающим, собирающим. В стародавние времена такими были купцы или промышленники, добивавшиеся благополучия не ловкостью рук, не лукавством, а непрерывным трудом, медленными, но неуклонными приращениями. Если сравнивать Зюганова с его партийными предшественниками, то я никак не могу представить себе Зюганова на броневике или в галифе с маузером, как, впрочем, не могу представить его в шляпе с какой-нибудь пышной, надушенной, профессорской бородой. Человек с таким складом оказался сегодня во главе русского коммунизма. Занял вершинное место в той партии, которое прежде занимали Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев и Горбачев.
Он стал заметен в конце 80-х, когда завершалась горбачевская "перестройка", и из партийного интернационала, в огромном сепараторе, в вихрях и вращениях, стали отчетливо выделяться две составляющие. Одна — прозападная, либеральная, антисоветская и антикоммунистическая, получившая в результате продуманной партийной интриги господствующее положение в партии, в общественных и государственных институтах, в прессе. И вторая — патриотическая, русско-коммунистическая, ведущая отчаянную и безнадежную борьбу с губителями Советского Союза. Именно в те годы появилась ошеломившая партию зюгановская статья, где он обвинил в предательстве главного "перестройщика" — Александра Яковлева. Именно тогда Зюганов со своими партийными товарищами стал инициатором первого Конгресса народно-патриотических сил, на который собрались крохотные, напоминавшие молекулы русские патриотические движения и кружки, было открыто новое общественно-политическое направление. Зюганов стоял у истоков "Слова к народу", манифеста, который по праву считался предтечей ГКЧП, поверх партийных и государственных структур обратился к народу, призвал его к самоорганизации, к сопротивлению, к сохранению великой Родины. Эти поступки, исходившие от Зюганова, были связаны с нарушением партийной дисциплины, преодолевали партийное табу, которое делало партию и общество однолинейным, единомыслящим. Для совершения такого рода поступков в те годы были необходимы жертвенность, героизм, абсолютное ощущение близкой национальной трагедии, которая воспринималась как трагедия личной судьбы.
ЗЮГАНОВ СТАЛ ЛИДЕРОМ разгромленной, запрещенной компартии, у которой отобрали помещения, газеты, партийную казну. Из которой в стан врага переметнулась огромная доля партийной, либерально настроенной элиты. Из которой в ужасе, боясь репрессий, убежали временщики и робкие духом. Остатки этой запрещенной, рассеянной, деморализованной партии стали объектом страшного, истребляющего удара. Против русского коммунизма боролись не просто Ельцин, не просто Бурбулис или Гайдар, — с ним боролась Америка в целом, ЦРУ в целом, Пентагон в целом, вся колоссальная политическая культура Запада, создавшая "организационное оружие" для истребления СССР, всего исторического направления, именуемого русским коммунизмом. Именно тут пригодились такие зюгановские качества, как терпение, стоицизм, собирание, упорное, неуклонное делание, просветительство. Он словно выводил разгромленную часть из окружения, вел ее через топи и чащобы. Несли на плечах раненых, разрозненные, сметенные толпы выстраивались в боевые колонны, убитые и отставшие офицеры замещались новыми, еще неопытными командирами. Когда окружение было разорвано, когда с партии был снят юридический запрет, на политическую арену России вышла новая, сформированная, осмысленно действующая политическая организация.
Пусть партийный историк опишет Зюганова тех лет, его непомерные, казавшиеся безнадежными усилия по созданию партии нового типа. Ботва, которую оторвали от земляных клубней и бросили на затоптанные грядки, дезорганизованная масса, которую враги иронично называли остатками КПСС, вновь превратилась в политическую организацию, устанавливающую новые отношения с обществом, нащупывая основы новой идеологии, новой политической практики. Легче строить на пустыре, нежели на дымящихся, переломанных руинах, когда приходится из-под обломков выхватывать каждую уцелевшую душу, спасать от огня любую конструкцию и несгоревшую балку.
Миссия Зюганова тех лет состояла в том, что он вынес из горящего здания драгоценное детище — "левую идею", не дав детоубийцам, затеявшим этот погром и пожар, подобным слугам царя Ирода, умертвить святое чадо, погубить драгоценный фермент, на котором тысячелетиями замешивалась русская история. Второй подвиг Зюганова — создание "красно-белого пакта". Либералы, разгромившие Советский Союз, захватившие власть, предполагали, что "красные" подвергнутся реваншистскому удару со стороны "белых", потерпевших поражение в гражданской войне. Либералы желали воспользоваться распрей между сторонниками русского коммунизма и носителями монархических, православных традиций. Хотели выиграть социальное время, закрепиться на своих позициях, полагая, что Россия превратится в поле изнурительной реваншистской войны. Зюганов выиграл целый политический период, примирив на время красную и белую идеологию. Под единым патриотическим куполом нашли свое место "красные" и "белые". Союзы, движения, форумы, на которых соседствовали монархисты и коммунисты, радикальные националисты и либерал-патриоты, — все эти русские национальные соборы и фронты национального спасения, где постоянно присутствовал Зюганов, и были той плодотворной организационной работой, в недрах которой складывалась новая национальная идеология. К 93-му году Фронт национального спасения контролировал большинство в парламенте. Осеннее восстание народа стало огненным синтезом, когда на окровавленных баррикадах вместе бились монархисты и коммунисты, трепетали алый коммунистический стяг и черно-бело-золотое имперское знамя. Оппозиция была разгромлена, урон, нанесенный организационным структурам, был огромным. Однако Зюганов путем сложнейших компромиссов и политических ходов вновь вывел компартию из-под удара, вновь сохранил ее кадры и организацию, напитав внутрипартийную идеологию драгоценной, добытой на горящих баррикадах энергией. Именно с этой идеологией после разгрома Зюганов привел своих товарищей в Думу, где они заняли доминирующее положение. Либералы проиграли дважды. Им не удалось столкнуть патриотов в историческую пропасть, затолкать их в исторический тупик братоубийственной войны. Им не удалось отлучить коммунистов от властных государственных институтов. С тех пор началось и продолжается мучительное возвращение компартии во власть.
