Местные жители встретили нас восторженно. О советских же воинах рассказывали настоящие чудеса: они не только освобождали их край от ненавистных фашистов, но и помогали восстанавливать разрушенные ими дороги, сожжённые дома, — в Норвегии они, как известно, большей частью деревянные.
Фашисты, отступая, методично осуществляли свою варварскую тактику “выжженной земли”. Сегодня, спустя почти сорок лет, трудно и вообразить себе, что после изгнания этих варваров из Финмарка в Киркенесе остались неразрушенными всего три дома — от целого города! Всё было сожжено, порушено, население же угонялось в Германию.
Но нескольким тысячам человек — около трёх тысяч — удалось всё же избежать этой участи и спрятаться. Они жили в штольне на железорудных шахтах в Бьёрневатн, в трудновообразимых, почти нечеловеческих условиях.
Отступая, фашисты запланировали взорвать эту штольню, но не успели: им помешало стремительное наступление советских войск.
Ежегодно, когда на экранах наших телевизоров, в ознаменование очередной годовщины с момента освобождения северной части Норвегии советскими войсками, снова оживают события тех далёких дней, у меня такое ощущение, словно я снова и снова встречаюсь со своей молодостью. Но самый волнующий для меня момент — это когда из штольни на волю, к солнечному свету, выходят эти замученные, полуголодные люди. Впереди — тележки с больными и стариками, которые уже не могли идти, женщины с детьми на руках. Тем не менее над их головами развевается национальный флаг! Многие едва держатся на ногах, но они выходят из штольни с пением Интернационала. Это непередаваемое зрелище, уверяю вас!
Голос Адама Адамовича дрогнул, и он замолчал. А я... Ах эта женская впечатлительность! Стоило мне почувствовать, как дрогнул голос рассказчика, как слезы мгновенно навернулись на глаза. Они мешают писать, мне стыдно за свои слёзы, и я стараюсь скрыть их, как можно ниже наклоняю голову над блокнотом, украдкой утираю их и с остервенением нажимаю на шариковый карандаш, хотя Адам Адамович уже минуту как молчит.
Успокоившись немного, продолжаю своё дело. Но мысли мои почему-то устремляются не к Адаму Адамовичу, а к тому писателю из Киркенеса. Я отчётливо слышу его приглушённый голос.
“Неужели наши государственные деятели так никогда и не поймут, — говорит писатель с болью в голосе, — что война не только страшное бедствие для миллионов людей, но и ужасное проклятие в адрес виновников этих войн, фактически — убийц! Удастся ли нам избавиться когда-либо от зловещего дыхания поджигателей войн, навсегда покончить с ними? И если да, то какой ценой? Знать бы это! Убеждён, многие, очень многие из нас, не задумываясь, отдали бы жизнь, чтобы избавить землю от этого проклятия”.
— Я пробыл в Финмарке около года, — продолжает Адам Адамович, — с октября 1944-го по август 1945 года. Поскольку я был врачом по профессии, сразу по прибытии туда меня назначили начальником санитарного батальона.
Лечил я только норвежцев. У советских воинов, оставшихся помогать местным жителям налаживать мирную жизнь, был свой санбат. Но так как у меня то и дело возникали трудности с медикаментами, мне почти ежедневно приходилось контактировать со своими русскими коллегами: они помогали мне всем, чем могли! А иногда делали и почти невозможное.
Из событий того периода, связанных с моей врачебной деятельностью в Киркенесе, в памяти — памяти сердца! — поправился он, — навсегда отложились два эпизода.
Вскоре после приезда нашей миссии в Киркенес среди местного населения были зарегистрированы случаи заболевания дифтерией. Нужна была — в срочном порядке! — антидифтерийная сыворотка. Но где её взять? Как я всегда поступал в подобных случаях, первое, что я сделал, — обратился за помощью к советским врачам. Но увы: у них её тоже не было, так как вся она ушла на прививки советским солдатам, которые были сделаны заблаговременно.
Я был в отчаянии. Каково же было моё удивление, даже, я бы сказал, восхищение, когда примерно через неделю ко мне приходит советский ординарец и сообщает, что сыворотка для нас уже заказана в далёкой Сибири и что очень скоро — через несколько дней! — мы получим её.
Вначале я засомневался в его категоричном утверждении: так скоро сюда, почти на край света, будет доставлена спасительная сыворотка? В это трудно было поверить: обещания русских казались мне нереальными, почти фантастичными. Но примерно через неделю специальным рейсом к нам прибыл самолёт, на борту которого была драгоценная сыворотка. Таким образом, население Финмарка было во второй раз спасено — на этот раз от коварнейшей болезни. И снова с помощью русских! Такое не забывается.
Он снова замолкает: воспоминания полностью завладели им. Чтобы стряхнуть их с себя, вернуть душевное равновесие, поворачивает голову к окну. За окном с утра хмуро, пасмурно...
— А вот и второй эпизод, — снова заговорил он задумчиво. — В декабре 1944 года в Киркенес прибыло из Англии норвежское судно с продовольствием и медикаментами. Оно шло единственно возможным тогда путём — через Мурманск. И когда оно прибыло наконец, наши моряки рассказывали, что дошло оно только благодаря самоотверженности моряков и командования советских военных кораблей: взяв наше судно в тесное кольцо, чтобы немецкие подводные лодки, всё ещё шнырявшие в Баренцевом море, не смогли торпедировать его, то есть приняв всю опасность на себя, они благополучно довели его таким образом до цели.
Подобные рассказы и то, что мы видели собственными глазами, окружало каждого советского воина, находившегося на нашей северной земле, почти легендарной славой: отношение к вашим воинам было как к людям высшего порядка!
Василий ЕРМОЛЕНКО
Василий Иванович Ермоленко всю свою жизнь посвятил журналистике и литературному творчеству. В газетах и журналах он опубликовал многие очерки, рассказы, фельетоны. Отдельными изданиями вышли его романы “Пленники Натуны”, “Знают только в штабе”, “Тайник в лесном овраге”, повести “Волчья балка”, “Ночной взрыв”, “Из окружения”.
Ермоленко — участник Второй мировой войны, кавалер восемнадцати государственных наград. После окончания девятого класса и радиошколы прошел боевой путь от Харькова и Сталинграда до Восточной Пруссии и… Маньчжурии. В 1947 году демобилизовался и вернулся на родину — в село Соколово Харьковской области.
“Уходя из дома, прихватил с собой общую тетрадь в коленкоровом переплете и пару карандашей, чтобы вести в армии военный дневник, — вспоминает Василий Иванович. В мае 1942 года южнее Харькова я попал в окружение. Выходя из вражеского кольца, я лишился всех своих личных вещей, в том числе и дневника. Затем отступление с тяжелыми боями до Волги, жестокая Сталинградская битва. Было не до дневников.
Когда немцев на Волге разбили, решил возобновить военный дневник и вел его до декабря 1946 года, хотя это было просто опасно. В свое время появился строгий приказ, запрещавший бойцам и командирам действующей армии вести дневники. Но я все-таки вел записи тайком от боевых товарищей и командиров.
Спустя полвека решил издать свой военный дневник отдельной книгой. Причем ничего не добавляя и не убавляя. Ведь как ни крути, а документ этот исторический, и не надо в нем ничего улучшать или переделывать. Пусть остается все так, как было написано в те далекие и грозные годы”.
Итак, перелистаем книгу Василия Ермоленко “Военный дневник старшего сержанта”, вышедшую в белгородском издательстве “Отчий край” в 2000 году и посвященную 55-летию Великой Победы; перелистаем страницы, пропахшие порохом и кровью, написанные в землянках, окопах, блиндажах молодым человеком предвоенного поколения, воспитанным Советской властью на идеях самого справедливого строя в мире; страницы, местами, может быть, несколько наивные, но предельно честные, искренние, где за каждой строкой встает “суровая и ясная, завидная судьба родной навеки страны!” (М. Исаковский).
Из солдатского дневника
25 ноября 1942 года
Расскажу, как я, мои товарищи и командир чуть к немцам в плен не попали. Поехали мы на машине искать одну из частей, чтобы наладить с ней радиосвязь. Ездили целый день и все не могли найти кого надо. Вот мы кинулись что есть духу по одной из полевых дорог. Едем, глядим по сторонам. Слева от нас колонна войск движется. Мы думали — наши. Когда подъехали совсем близко, только тогда увидели, что это немцы. Наш шофер не растерялся. Развернулся между немцами, нажал на газ. Только нас и видели. Когда немцы опомнились, подняли ураганную стрельбу. Отъехав на значительное расстояние, мы остановились, осмотрелись. Скаты целы, мотор работает. Вот только нашего радиста Сашку Иванова легко ранило. По дороге в свою часть определили раненого в медсанбат. Вот так мы чуть не попали в лапы к немцам.
