«Социальной опорой», - вот сведения о составе партии,
начиная с 1922 года, вот как менялся состав партии от съезда к съезду, вплоть до XIX съезда КПСС. Рабочих - столько-то процентов, крестьян - столько-то процентов, и так далее.
Вот это - подход историка. Если такие доказательства собраны и приведены, то придется с его мнением согласиться или же оспаривать приведенные им факты.
Бургановский же подход - это не исторический подход.
Это подход ученого по научному коммунизму, который решает все вопросы умозрительным путем с опорой на сочинения классиков.
А это означает, что в позиции Бурганова есть существенное противоречие. Он назвался историком и поднял в заглавие фразу Ленина об истории, но под видом исторического подхода проталкивает подход, на деле с историческим ничего не имеющий.
Дальше Бурганов начинает спорить со сторонниками сталинских методов и доказывает им, что эти методы будто бы оказались несостоятельными. Он доказывает, что лучше было бы держаться методов Ленина. Ведь он так много говорил и писал о необходимости мудрой политики и рачительного хозяйствования:
«…у него нет и намека на необходимость форсирования индустриализации за счет сверхэксплуатации крестьянства, зато прямо сказано о необходимости сохранить его доверие к рабочему классу пеной мудрого хозяйствования, недопущения излишеств в госаппарате и еще многого другого, что было проигнорировано Сталиным» 11. С. 32].
Бурганов, должно быть, хотел написать, что нужно сохранять доверие крестьянства, нужно вести мудрое хозяйствование, нужно не допускать излишеств в госаппарате. Но во фразе получилось нечто противоположное. Написано, что нужно сохранить «доверие крестьян ценой мудрого хозяйствования» и всего остального. То есть нужно этим пожертвовать, так выходит по смыслу фразы.
Вот так оговорка! Она стоит всей статьи. Что же: «написано пером, не вырубишь топором».
Кстати, каждый историк знает эту пословицу, и если он
историк добросовестный, то лишний раз перестрахуется,
чтобы не допустить таких досадных ляпов. Это обстоятельство лишний раз доказывает нам, что Бурганов совершенно напрасно назвался историком.
Если какой-то историк занимается историей хозяйства,
то он тщательнейшим образом исследует материалы и статистику и на время исследования, по сути, превращается в экономиста. Он делает выводы только на основании собственного исследования документов и статистических материалов и при изложении обильно их использует.
Но Бурганов пошел и здесь отличным от общепринятого
путем:
«Я присоединяюсь к выводам экономиста О. Лациса: «Практика показала, что для реального повышения темпов не нужно и даже вредно подхлестывать и подгонять страну»
[1.С. 33].
Он не стал исследовать советское хозяйство сам, а спрятался за широкую спину экономиста Отто Лациса.
«Этот фундамент был бы значительно прочнее, если бы
он создавался по-ленински. На искажение ленинских принципов кооперирования крестьянство отреагировало не
лучшим для Советской власти образом: массовый забой
скота в 1929-1930 годах привел к тому, что в 1940 году…страна имела крупного скота на 5,5 процента меньше, чем в 1930-м, коров - на 20 процентов, овец - на 22,1, лошадей - на 43 процента. В 1928 году, когда единоличники владели 97,6 процента посевных площадей и 99,5 процента скота, а общая посевная площадь еще не достигла довоенного уровня, страна превзошла по валовому производству сельхозпродуктов 1913 год на 24 процента - оно составило 71,9 млрд рублей. В 1940 году, когда площади посевов превысили 1928 год на 30,4 процента, а основные производст-веные фонды возросли почти в 12 раз, продукции было произведено лишь на 76,7 млрд рублей, то есть всего на 7 процетов больше. Иными словами, сельское хозяйство ступило на путь экстенсивного, крайне вялого развития» [1. С. 35].
Что нам сообщил Бурганов в этом абзаце? Ничего. Сколько было скота в 1940 году? Бодрый ответ: на 5,5% меньше,
чем в 1928 году. Надо от Бурганова потребовать точных цифр, которые выражаются в количестве голов скота, а не в процентах, которые мы бы сами как-нибудь вычислили.
Кстати, маленькая ремарочка: нет такого «крупного скота», есть «крупнорогатый скот». Бурганов плохо знает сельскохозяйственную терминологию.
Советская статистика измеряет сельскохозяйственное
производство не в рублях, а в натуральных показателях. Главным показателем является тонна зерна. Но почему же тогда
Бурганов приводит данные в рублях? Этого нам не понять,
так же как и то, почему историк вдруг заговорил про научный коммунизм.
А между тем, факты историка Бурганова бьют. В 1927 году валовый сбор зерна в СССР составлял 40,8 млн тонн. Из них
0,49 млн тонн собиралось колхозами. В 1940 году валовой
сбор зерна составил 95,6 млн тонн [2. С. 188; 3. С. 377-388]. Прирост производства зерна составил не 7%, как у Бурганова, а 42,6%.
Можно и по коровам сравнить. В 1927 году, по данным
сельскохозяйственной переписи, крестьяне владели 29,9 млн
голов коров. В 1941 году поголовье коров составило 54,8 млн голов [2. С. 214; 4. С. 342]. Коров оказалось не на 20% меньше, а на 54,5% больше.
Если производство зерна выросло за десять лет на 42,6%, а поголовье коров на 54,5%, то как назвать эту сельскохозяйственную политику? Правильно: успешная.
Теперь понятно, почему Бурганов спрятался за широкую спину экономиста Отто Лациса. Чтобы спастись от разгрома со стороны фактов. Вроде того: «не бейте меня, это он сказал!».
Как назвать такого историка, который искажает исторические факты? Правильно: лжец. «Историк» Агдас Бурганов -
лжец, что нами документально доказано.
Есть и другая версия событий. Бурганов - никакой не историк, а всего лишь «ученый» по научному коммунизму. То есть начетчик классиков и собиратель цитат. На историка, особенно историка хозяйства, он никак не тянет. Уровень не тот.
Теперь пройдемся по предмету, которым, должно быть,
особенно много занимался Бурганов: по истпарту и научному коммунизму. Мы имеем на это полное право, поскольку сам автор еще в начале статьи подменил историческое рассмотрение проблемы политэкономическим. Большая часть статьи Бурганова - это рассуждения именно на политэкономичес-кие темы.
Вот он характеризует процесс формирования ленинской
теории построения социализма в России:
«1. Своеобразные, не предусмотренные теорией результаты победы Февральской революции, в частности лишь частичное осуществление идеи революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства… привели к тому, что партия до возвращения Ленина из эмиграции в Россию оказалась не в состоянии определить курс пролета-
риата на дальнейшее развитие революции в социалистическом направлении…
2. Непоследовательное развитие буржуазной революции
в 1917 году, нерешение ею демократических задач привело Ленина в канун Октября к выводу о наличии у русского пролетариата в социалистической революции кроме социалистических еще и демократических союзников в лице всего крестьянства и трудящихся национальных окраин…
3. Ход революции до Октября и после него побудил Ленина пересмотреть теорию войны и мира, резко изменить тактику по отношению к ним…
4. Победа пролетариата в одной только России, гражданская война и иностранная интервенция побудили Ленина
внести существенные коррективы в теорию социалистического строительства: сначала вынужденная политика «военного коммунизма», а потом новая экономическая политика в сопряжении с кооперативным планом обеспечили возможность удержаться Советской власти…» [1. С. 42-43]. Бурганов ошибся по всем четырем пунктам. Во-первых,
Февральская революция никак не могла принести собой «революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства», потому что была нацелена на достижение демократических свобод. Ленин ее так и оценивал,
как буржуазно-демократическую. И поддерживал ее, считая такую революцию первой фазой революции социалистической.
Эта позиция Ленина широко известна. Широко известна
его теория о перерастании буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую. Так что теория
здесь не ошиблась. Ошибся здесь Бурганов, чьи взгляды действительно теорией не были предусмотрены.
Ремарка. Партия большевиков и не пыталась между Февральской революцией и приездом Ленина вырабатывать линию. Внимание большевиков, в частности Сталина и Каменева, было направлено на быстрейшее восстановление
партии большевиков в легальных условиях. Сталин и Каменев прибыли в Петроград 14 марта 1917 года, а 4 апреля приехал Ленин. За две недели легального положения, впервые
после многих лет подполья, они и не могли выработать какую-то линию. У Сталина с Каменевым было слишком много дел и слишком мало времени. Так что Бурганов ошибся и здесь.
Во-вторых, Бурганов говорит совершенную чушь во втором пункте. Это его заявление рассчитано на людей, которые совсем не знают истории партии. Ленин призывал трудящихся национальных окраин не перед Октябрем, а задолго до него, с начала 1900-х годов. Сталин был как раз представителем «трудящихся национальных окраин».
