Ознакомительная версия.
Важно институционально, чтобы все понимали, что Центральный банк не сам для себя, а для национальной экономики.
Тезис 2. Связывание доступа к нашим природным ресурсам гарантированным заказом нашему машиностроению.
Это мы отстаиваем уже 20 лет: иного источника инвестиций в национальную промышленность, в оборонку, кроме жесткого связывания, доступа к нашим природным ресурсам заказам национальной промышленности, у нас нет и не будет.
Наконец-то, впервые за эти 15 лет Путин сейчас об этом сказал в своем Послании. Но он об этом сказал спустя 20 лет как просто слова. Что этому препятствует, четко и ясно мы видим.
Например, Роснефти, будь она полностью государственной, было бы легче размещать заказы на отечественных предприятиях, нежели в ситуации, когда 20 процентов ВР. ВР будет судиться. ВР будет обвинять Роснефть в коммерчески необоснованном действии, в выборе коммерчески не обоснованных решений.
Значит нам нужно: либо мы разворачиваем этот инструмент на развитие национальной экономики, либо мы продолжаем играть в приватизацию Роснефти и всего прочего.
Если мы продолжаем в это играть, то никакого развития национальной промышленности не будет в принципе. Кстати, промышленности двойного назначения.
Путин это сказал в своем Послании — впервые за эти 15 лет. Но инструментов у него нет.
У нас — есть!
Первый инструмент. Не допускать дальнейшей приватизации ключевых наших энергетических структур.
Второй инструмент. Возврат национального контроля за нефтегазосервисными компаниями. Здесь важна не столько добывающая компания, сколько нефтегазосервисная — размещающая заказы на оборудование и услуги.
Значит, в связи с санкциями часть сервисных компаний — глобальных монополистов уже стала уходить с нашего рынка. За это надо зацепиться. Это ключевой фундаментальный вопрос.
И третий инструмент — выход из ВТО. ВТО фундаментально препятствует реализации задачи развития национальной промышленности.
Тезис 3. Отказ от паразитической модели.
1. С подачи наших добрых уважаемых друзей был запущен неверный термин. Мы живем не за счет природноресурсной ренты, мы живем хуже. Природно-ресурсная рента — это если бы мы получили квартиру в наследство и сдавали бы ее в аренду.
Мы делаем хуже. Мы отрезаем каждый год по кусочку квартиры и ее продаем. Мы торгуем невозобновляемыми природными ресурсами.
У нас выстроена паразитическая модель экономики. Экономика, в сердцевине которой находится распродажа наследия предков и ограбление потомков, это паразитическая модель.
2. У нашей власти все мышление направлено в пользу поиска другого, но именно паразитического решения. Например, амнистия (иностранных, ну всяких) капиталов, ввозимых в страну. Это заведомо паразитическое решение. Мы станем большим офшором, любые самые грязные деньги будут втекать в нашу страну.
Мне кажется, дело чести, в том числе и вот для партии, которую вы представляете, противостоять этому концептуально. Мы не должны быть отмывочной лавкой для самых кроваво-грязных денег в мире.
Мы должны искать не паразитические решения, мы должны строить созидательную экономику. И этому подчинить все, включая финансовую систему.
2014 г.
Вырваться из капкана или погибнуть?
Рубль вроде перестал падать и даже начал укрепляться. У многих моих сограждан от сердца отлегло: пусть сбережения и зарплаты в валютном исчислении и сократились в полтора-два раза, тем не менее, это — всего лишь трудности, но не конец. Переживем. Тем более, что кто-то, может быть, и успел что-то купить по еще почти старым ценам, а будущие зарплаты и пенсии, будем надеяться, постепенно снова подрастут. То есть, повторю: серьезные трудности, но не полный крах.
Это у тех, кто на пенсии, на бюджете в крупной непотопляемой компании, в том числе в госкомпании.
О тех, кто имел несчастье под личные нужды закреди-товаться в валюте, не говорю — это личные трагедии, но, сравнительно ограниченные по масштабам и, строго говоря, не имеющие отношения к будущему российской экономики. Эту проблему уже ставят, но, с моей точки зрения, не совсем верно. Помогать, конечно, надо, но не всем, кто ошибся (ошибка инвестора — дело обычное), а тем, кто по своему положению нуждается в помощи. В частности, тем, кто брал ипотечный кредит для приобретения единственного (не инвестиционного) жилья.
Но сейчас я хочу сказать о другом — о настоящем и будущем нашей производящей экономики. Что у нас в связи с падением рубля и радикальным повышением ставки рефинансирования происходит с производственными предприятиями? И что с теми, у кого свое маленькое или среднее дело?
А у них, в том числе, у того самого малого и среднего бизнеса, о котором на словах сейчас столько заботы и у которого теперь, в связи с «импортозамещением», столько радужных перспектив, настоящие трудности, если не сказать катастрофы. Причем эти катастрофы только начинаются.
Казалось бы, отчего так? Вроде мы все сплачиваемся и все вместе должны трудности преодолеть? Но не тут-то было. Забегая вперед, сразу оглашу диагноз: как говорится, кому — война, а кому — мать родна. На трудностях очень даже можно и весьма немало заработать. За счет кого? За счет нас с вами. В данном случае — за счет удушения и уничтожения остатков производственного потенциала и этого самого благословенного (властями — но только на словах) малого и среднего бизнеса.
Как сейчас уничтожаются производственные предприятия? Поясню на примере.
В канун Нового года заезжаю к товарищу на работу — у него производственное предприятие самого что ни есть реального сектора экономики. За предновогодним чайком в разговоре с сотрудниками выясняется, что все бы ничего, кроме одного. А именно: был у них кредит на «кассовый разрыв» порядка 250 млн рублей под 17 % годовых. Много, преступно много (это еще до всех нынешних падений рубля и роста ставки Центробанка), но все же было терпимо. Теперь в конце года им предложили переоформить кредит уже под 35 % годовых. Причем «предложили» — это звучит мягко, на деле же — отказаться невозможно. Плата по кредиту окажется больше, чем… вся ожидаемая прибыль, да еще и при самом благоприятном развитии событий, то есть, если никто из заказчиков не обанкротится и не свернет свой заказ. И что делать?
Что делать не только этому предприятию моего знакомого, но десяткам и сотням тысяч подобных предприятий по всей стране?
Обсуждаю эту тему со знакомыми из политического круга, в принципе, видящими проблему и даже общавшимися на эту тему с Центробанком. Они утверждают, что руководство ЦБ проблему видит и понимает, но. ничего сделать не может. Хочет, но не может.
Мол, ЦБ уже согласился дать льготную ставку для утвержденных правительством программ, но правительство саботирует. То есть вроде правительство виновато — давно пора гнать такое правительство.
Ладно, насчет того, чтобы гнать, не возражаю, но только ли правительство? Продолжаем играть в сказочки: то у нас Центробанк такой великий и независимый, что даже президент якобы на него повлиять никак не может. Теперь, оказывается, у нас правительство такое неприступное, что и у ЦБ на него управы нет.
На мой робкий вопрос: «А нельзя ли льготно финансировать не через правительство, а прямо, самостоятельно? И не через заведомо (особенно в наших условиях) коррупционную систему утверждений правительством программ, а напрямую?», следует ответ: «А как же иначе?».
Последнее, честно говоря, поставило меня в тупик. Не в смысле незнания мною, как иначе, а буквально от шока: может быть, наши руководители Центробанка (а заодно и законодатели, и президент с правительством) этого самого элементарного и впрямь не знают.
Итак, азы.
В чем главная проблема финансирования реального сектора экономики в условиях потери доверия к национальной валюте?
Проблема в том, что:
— если ставку рефинансирования завысить, как это сейчас сделал наш Центробанк, то огромное количество вполне нормальных предприятий будет задушено и погибнет бесславно. Специально подчеркиваю: не потому, что были неэффективны, но потому, что власти создали в стране такие условия;
— если же ставку рефинансирования просто снизить (без каких-либо дополнительных специальных мер), то все выданные «на развитие» деньги тут же утекут на валютный рынок — на скупку за рубли долларов и тем самым дополнительно и далее обрушат нашу национальную валюту.
Есть ли их этого тупика выход? Разумеется, и он известен: жестко разделить деньги инвестиционные и деньги спекулятивные, категорически не позволяя им перемешиваться. Причем, это предложение — никакая не «отрыжка планово-административной экономики». Это то, что делал, например, Рузвельт восемь десятилетий назад в самом что ни есть оплоте капитализма.
Ознакомительная версия.
