Следует сказать, что потери эти не были чересчур уж болезненными. И хотя были арестованы такие выдающиеся деятели, как Роман Шухевич, Ярослав Стецько, Николай Лебедь, Осип Мащак, Владимир Янив и сам краевой проводник Степан Бандера, однако организация продолжала работать, хотя характер ее деятельности кое в чем изменился.
После львовского процесса Степан Бандера сидел в тюрьмах «Свенты Кшюк» около Кельца, во Вронках под Познанью и в Бресте над Бугом до середины сентября 1939 года — до оккупации Польши немцами. Более пяти лет он провел в самых страшных тюрьмах Польши, большей частью в строгой изоляции, то есть в одиночной камере. За это время он провел три голодовки по девять, тринадцать и шестнадцать дней: одну общую и две — индивидуально во Львове и Бресте. Его мужественное поведение вызвало уважение не только друзей, сидевших вместе с ним, но и врагов — тюремного начальства, а также представителей криминального мира.
Не стоит также забывать, что Бандера был глубоко религиозным человеком, что также в полной мере проявилось во время его тюремного заключения. Среди узников он организовал хор, которым сам и руководил. Рассказывают, что их четырехголосье при исполнении службы Божьей было таким красивым, что даже у тюремных сторожей лились слезы умиления. Отец Иосиф Кладочный, который трижды в год исповедовал Бандеру в тюрьме, вспоминал позже: «Бандера был набожным и религиозным, исповедывался, принимал святое причастие всегда, когда я бывал в тюрьме, и хотя мы находились под пристальным надзором, он заставлял надзирателей во время исповеди находиться на большом расстоянии. Из него била сила воли и стремление настоять на своем…»
Один из советских публицистов, описывая этот период жизни Бандеры, высказался так: «… он отдыхал в тюрьме «Свенты Кшиж»». Такие высказывания наводят на мысль, что польские тюрьмы были чем-то вроде курортов. Но так ли это?
О том, каким действительно было заключение в польских тюрьмах, оставили многочисленные свидетельства те, кто там побывал. Можно привести воспоминания Тараса Боровца, ставшего позже известным под псевдонимом Тарас Бульба; в 1930-х годах он сидел в печально известном концлагере — в Березе Картузской:
«Проволочные ворота, словно пасть чудовища, открывается. Проглатывает мелкие, худые, грязные и небритые фигуры, словно мух…
— Стать глазами к стене! Раздеться наголо! Быстро!.. — Бах, бах, бах!.. Резиновой дубинкой по голове… По спине… Сапогом в «хвостик».[20]
… Все личные вещи отбирают. Выдают полотняное белье и из того же полотна «униформу» с круглой шапочкой. Деревянные ботинки.
— Бегом! Пади! Бегом! На бегу сядь! — Бах, бах, бах!.. Резиной… Сапогом… Поленом… Чем попало… Ботинки врезаются аж до костей на ногах. Кровь… Пылюка… Грязюка….
— Бегом! Пади! Сядь! На карачки! Кавалерия! Смирно! Муха! Сбор! Раз, два, три! Стой, ни слова!.. Ах вы, банда гайдамацкая! Такой у вас сбор? Я вам… вашу мать, покажу, как двигаться!.. — Бах, бах, бах! Резиной… Резиной… Резиной… По головам… Через головы… По глазам… По очкам бородатых профессоров и священников… Всех одинаково…»
Вот таким был «польский курорт», где «отдыхали националисты». Правда, Степана Бандеру даже в Березу Картузскую побоялись отправить, его держали в разных тюрьмах, перевозя время от времени из одной в другую, чтобы помешать возможным попыткам освобождения политического узника № 1. А попытки такие были. В одном из отчетов тюремного начальства говорилось: «С. Бандера и в тюрьме интересуется деятельностью Организации украинских националистов, он даже отдает организационные директивы. Поскольку современная польская разведывательная служба не информировала о том, что кто-нибудь другой уже занял пост краевого проводника ОУН, а также данные Следственного отдела во Львове это тоже не подтверждают, то краевым проводником и дальше является Степан Бандера. Из полученной информации следует, что готовится бегство С. Бандеры из тюрьмы».
Действительно, друзья на воле неоднократно пытались подготовить его побег из тюрьмы. В июне 1938 года, когда Степан Бандера находился в тюрьме во Вронках, недалеко от польско-немецкой границы, дело по его освобождению взяли на себя опытные боевики Зенон Коссак и Роман Шухевич. План был разработан очень детально. Договорились с одним из тюремных сторожей, который за пятьдесят тысяч злотых обещал вывести Бандеру из тюрьмы. Сначала он во время ночного дежурства должен был вывести Бандеру из одиночки и подложить в постель «куклу», а самого Бандеру спрятать в кладовой, где находились ведра, метла и другие предметы. Эта кладовая имела второй выход во двор, а два охранника менялись каждые два часа: один дежурил в блоке, а второй — во дворе. Таким образом, выйдя во двор, сторож должен был открыть внешние двери и Бандере осталось только перебраться через стену и перейти немецкую границу.
Тем не менее, в последнюю минуту все было отменено, и до сих пор нет однозначного ответа почему. И возможно, уже никогда и не будет, так как законы конспирации не позволяют фиксировать документально каждый шаг. Существует немало разных версий, начиная из опасения друзей, что во время бегства Бандеру могут убить, как это было с Головинским. Существует и версия, что кое-кому из Провода ОУН не очень хотелось видеть Степана Бандеру на воле. Известно, что когда нет достоверной информации, возникают легенды.
Есть еще одна причина, почему об этой попытке бегства не очень охотно рассказывают приверженцы Бандеры. Современный украинский автор Галина Гордасевич в своей книге «Степан Бандера: человек и миф» рассказывает о том, как все обстояло в действительности. «Дело в том, что одним из главных действующих лиц был Зиновий Кныш, который потом резко разошелся с Бандерой.
А к тому времени Кныш только что отбыл пятилетнее заключение, у него были определенные знакомства, и именно он выходил на связь со сторожем. И именно для него эта неосуществленная попытка имела трагические последствия. Сторож, расстроенный тем, что такие большие деньги ускользнули из его рук, спьяну пожаловался своему другу, тот донес «куда надо», и начались массовые аресты. Вот как об этом позже вспоминал сам Зиновий Кныш: «Расследование закончилось на праздник св. Николая, 19 декабря 1938 года. Так что святой Николай принес мне подарок — восемь лет тюрьмы. Поляки Заборовский и Шерлей получили сроки поменьше. А жену Шерлея, которая не имела ни малейшего понятия о деле, осудили только за то, что взяла у мужа те пятьсот злотых, которые я дал ему в качестве задатка. Всех сторожей, которых в ходе следствия «сдали» Заборовский и Шерлей, освободили еще в процессе следствия, но со службы прогнали. А они на самом-то деле ничего и не знали»».
Однако и Гордасевич допустила ошибку. На самом деле вторым человеком в этом деле был не Зиновий Кныш, а другой член ОУН, который «остался верным Проводу украинских националистов» (то есть «разошелся с Бандерой»), — Михаил (Терен). Его рассказ о подготовке им бегства Бандеры из тюрьмы во Вронках изложен в книге Зиновия Кныша «Раздор» во втором разделе «В погоне за вождем». В этом и кроется ошибка автора, сделанная, видимо, по невнимательности. Слова из цитаты, приведенной здесь, после слов «позже вспоминал сам Зиновий Кныш» тоже принадлежат Терну.
Варианты побега разрабатывались неоднократно, но ни одна попытка успехом не увенчалась. Сам Бандера узнал о них только на свободе.
Раскол в ОУН: мельниковцы и бандеровцы
Безусловно, политика насилия и конфронтации дорого обходилась ОУН и это сказывалось на потерях в рядах. После убийства Перацкого Пилсудский отдал приказ о создании концлагеря в Березе Картузской, через который прошли тысячи украинцев. Это убийство принесло неприятности многим невинным жертвам, поскольку стало поводом для ущемления прав украинцев в Польше.
После последовавшей серии публичных процессов большинство обвиняемой молодежи оказалось в концентрационном лагере Березы Картузской и других польских тюрьмах, как, например, Бандера, с большими сроками заключения. К ним присоединились сотни рядовых членов ОУН, схваченных в то же время. Всего на протяжении 1929–1934 годов было арестовано свыше тысячи членов ОУН, из них четверо осуждены к смертной казни, шестнадцать — на пожизненное заключение и остальные — на общий срок в две тысячи (!) лет заключения.
Эти потери были только частью неудач, которые преследовали ОУН. Довольно скоро выяснилось, что организация буквально кишит полицейскими провокаторами, чего и можно было ожидать, когда ОУН взяла курс на массовость. Еще более обескураживающим обстоятельством стала растущая критика ОУН со стороны самих же украинцев. Родители негодовали по поводу того, что организация вовлекает их детей, неопытных подростков, в опасную деятельность, нередко заканчивающуюся трагически. Общественные, культурные, молодежные организации выражали протест против постоянных попыток ОУН взять их под свой контроль. Легальные политические партии обвиняли интегральных националистов в том, что своей деятельностью они дают повод правительству ограничивать легальную активность украинцев.
