Борьба Волошина с Е. М. Примаковым дошла до того, что, будучи автором экономической части ежегодного послания президента Федеральному Собранию, Волошин до последнего момента не давал премьеру ознакомиться с его содержанием (которое, разумеется, игнорировало позицию правительства и Банка России, воспроизводя убийственные для страны либеральные мантры).
При этом Е. М. Примаков был не только патриотичным, но и крайне комфортным для аппарата руководителем. По воспоминаниям его подчиненных, он был единственным премьером в пореформенной России, который сам формировал повестку дня заседаний правительства. Результатом стала высокая степень свободы руководителей министерств и ведомств при реализации принятых решений.
В частности, в рамках программы преодоления кризиса было снижено налоговое бремя, в том числе введением льготы на прибыль, направляемую на развитие производства. После принятия этого решения от ведомств требовалась только информация о выполнении; бесчисленных совещаний, изнурявших правительство и ведомства до и после Е. М. Примакова, не проводилось.
Так же обстояло дело и с массовой реструктуризацией долгов предприятий перед бюджетом и социальными фондами. Определение параметров отсрочки погашения долгов при неукоснительном обслуживании текущих платежей по инициативе Минэкономики было передано в регионы с минимальными требованиями к заключению соответствующих договоров.
Аналогично ликвидировался бартер: соответствующая мера не вошла даже в пакет антикризисных действий. Ее разработка была поручена Минэкономики, которое разработало графики увеличения доли денежных расчетов основным монополиям (РАО «ЕЭС России», «Газпрому» и МПС). Программа была в полном объеме развернута в марте–апреле 1999 года; как только в условиях оздоровления экономики естественные монополии начали требовать от потребителей «живых» денег, те тоже были вынуждены вернуться к использованию. В результате доля денежных расчетов, упавшая перед дефолтом до 20–25 %, к концу года возросла до 80–90 %, что сразу наполнило бюджет. Реструктуризация же долгов и расчистка балансов предприятий принес огромный выигрыш и бизнесу.
Данная мера была разработана Минэкономразвития совместно со специалистами Всемирного банка (правительство Е. М. Примакова и его смогло поставить на пользу стране!) и реализовывалась также без бесконечных и помпезных совещаний. Единственное возражение против такого «административного» решения проблемы бартера и оздоровления рыночных отношений последовало, как вспоминают сотрудники госаппарата того времени, от возглавлявшегося Чубайсом РАО «ЕЭС России»: мол, это возврат к директивному решению экономических проблем. Оно было оставлено без ответа, и уже к осени коллег Чубайса осенило: оказывается, это именно он решил в стране проблему бартера!
Принципиально важно, что Е. М. Примаков глубоко входил в принципиальные экономические решения и даже лично редактировал Пакет антикризисных мер 1998 года. Получив от него текст первоначального проекта, на котором не было живого места от его правки, разработчики Пакета первоначально пришли в ужас из–за невозможности разобраться в ней. Однако затем оказалось, что правка была сделана очень хорошим разборчивым почерком, а после ее внесения, к глубокому разочарованию, по крайней мере, части разработчиков (если быть точным, автора данных воспоминаний), оказалось, что благодаря правке текст только улучшился.
Однако все это не представляло интереса для Волошина: для него значение имела, по–видимому, исключительно власть и защита интересов своего клана.
Агрессивная позиция Волошина (который критиковал правительство при любом случае, включая встречи с делегацией МВФ, подрывая этим попытки правительства получить жизненно необходимое после дефолта финансирование) вынуждала Е. М. Примакова искать поддержки у парламента, — что немедленно трактовалось Березовским, «семьей» и олигархией в целом как признак политической игры и попытка «подкопаться» под президента. Ельцину, впитавшему искусство «сдержек и противовесов» едва ли не с первым стаканом водки, нравилось напряжение между администрацией президента и правительством: в раздорах подчиненных он чувствовал залог сохранения своей власти над ними.
Нормально работать в условиях ведущейся Волошиным фактической войны администрации против правительства, даже еще в условиях смертельно опасного кризиса, было нельзя, — и в декабре 1998 года глава администрации Юмашев был заменен бывшим руководителем Совета безопасности Бордюжей, идейно близким к Е. М. Примакову. О влиянии «семьи» свидетельствует то, что сам Юмашев при этом остался в администрации — советником.
Замена Юмашева была частью наступления государственников на олигархов и обслуживающих их либералов; так, в январе генпрокурор Скуратов начал расследование деятельности либералов по организации дефолта, махинаций Березовского с деньгами «Аэрофлота» и «Сибнефти», а также слежкой его личной службой безопасности за окружением Ельцина. В том же январе Е. М. Примаков призвал обе палаты парламента (в которых уже зрела идея импичмента Ельцина) и администрацию президента добиться «гражданского согласия» в обществе перед лицом кризиса.
Однако наступление это велось политическими вегетарианцами, — и ответ олигархата, прошедшего огонь и воду 90‑х годов, был сокрушительным. Березовский, желавший вернуться в большую политику, публично назвал призыв Е. М. Примакова «вредным» и, похоже, надавил на Дьяченко, та (как говорят) истерически потребовала у отца устранено 1 ния Скуратова, и уже 1 февраля Бордюжа был вынужден принудить Скуратова написать заявление об отставке. Чтобы подписать его, Ельцин специально прервал долгое пребывание в ЦКБ и на следующий же день приехал в Кремль, — чтобы, подписав бумагу, немедленно вернуться обратно.
Начался мучительный политический скандал: Скуратов не хотел выступать в Совете Федерации, а сенаторы не хотели его отпускать, уступая ненавистным им олигархам и Ельцину. Через полтора месяца Скуратов выступил в Совете Федерации с обвинениями в адрес Березовского и его агентуры, — и сенаторы, несмотря на показанную накануне по РТР непристойную видеозапись «человека, похожего на генпрокурора», оставили Скуратова в его должности.
Положение Ельцина пошатнулось: парламент восставал против него (Госдума уже добивалась импичмента), правительство опиралось на поддержку народа и все более благожелательно воспринималось на Западе, дела его близких становились предметом уголовного расследования.
Со всем звериным инстинктом власти Ельцин взялся за преодоление кризиса, дистанцировавшись от Березовского, который по его настоянию был снят с должности исполнительного секретаря СНГ (правда, главы государств утвердили его отставку лишь 2 апреля).
Уже 19 марта прямой и честный генерал Бордюжа, не справившийся с внутриполитическим хаосом, был демонстративно заменен на Волошина. С двоевластием в администрации президента было покончено: она вернулась под контроль «семьи», а Е. М. Примаков, решивший задачу стабилизации страны после дефолта и приобретший в ходе это–го слишком большую популярность, был обречен. Ельцин присоединился к атаке Волошина на него и сам повел эту атаку.
* * *
Волошин был главным орудием Березовского, а затем и всей олигархии в их борьбе за власть против Е. М. Примакова, правительство которого заложило фундамент для экономического роста. В ходе этой борьбы он обрел самостоятельность и, видя, как апломб и самомнение Березовского отталкивают от него «семью» и ведут к утрате им влияния, сумел постепенно перейти от него к Абрамовичу, вовремя заручившись поддержкой восходящей звезды российского олигархата. Хотя, с другой стороны, без его поддержки «путь наверх» Абрамовича, вероятно, был бы значительно более тернист.
Одной из наиболее поразительных черт Волошина представляется парадоксальное сочетание стратегического мышления с личностью исполнителя, похоже, не имеющего выраженных собственных амбиций и, более того, собственных целей, подсознательно стремящегося не к постановке и реализации собственных интересов, но к службе интересам кого–либо иного, более высокопоставленного и значимого, чем он сам.
Производящий впечатление неприхотливого и неэмоционального служащего, ограниченного в личных пристрастиях, Волошин, скорее всего, и вправду является таковым.
Боюсь, лишь это может быть причиной столь относительно малого следа (даже с учетом многообразных теневых взаимодействий), который оставил после себя столь мощный, эффективный, разносторонний и привычный к постоянному труду дисциплинированный ум.
