Тогда позвольте один пример из латиноамериканской истории партизанского движения. Как совершенно верно отмечает в своей статье Б. Кагарлицкий "...в Колумбии, где в 60— е годы военные подавить геррилью не смогли, она продолжается по сей день. Её ведёт уже второе поколение генералов— консерваторов (отметим, справедливости ради, что автор в данном случае несправедлив к генералам-либералам, которые ведут эту войну не менее усердно, чем их коллеги консерваторы. — А.Д. ) и партизан-марксистов". Столь же справедливо В. Шурыгин пишет о том, что "сошли на нет партизанские движения в Перу, Уругвае, Эквадоре". Так в чём же дело? Экономические, социальные, политические и прочие условия, например, в Колумбии и Перу, фактически одинаковы, а результаты разные. Если в Колумбии Революционные вооружённые силы Колумбии — Армия народа (РВСК— АН) — насчитывали в 1964 г. (год основания) 48 человек, то на сегодняшний день, по самым скромным оценкам Пентагона, они располагают 15 тыс. бойцов. С другой стороны, маоистская организация "Сендеро Луминосо", которая в середине 80-х гг. в буквальном смысле слова наводила ужас на Перу, в начале 90-х гг. была очень быстро разгромлена. Понять этот феномен невозможно, если мы оставим в стороне идейные установки этих организаций, на основе которых строились их военно-политические доктрины.
Если "Сендеро Луминосо" размахивала на каждом углу красным флагом и объявляла только себя самой последовательной и революционной силой в мире, то вполне понятно, что весьма быстро эта организация по причине своего догматизма и, как следствие, фанатизма скатилась на путь тотального террора не только против представителей государства, но и против представителей любой иной организации, в том числе и левой, которая не разделяла их взглядов. "Сендеро Луминосо" сознательно старалась предстать в облике "великого и ужасного", чтобы и друзья (сочувствующие), и враги испытывали одно чувство — страх (только у первых этот страх должен был быть почтительным, а у вторых — паническим). Стоит ли удивляться, что к началу 90-х гг. эта организация, своими же руками уничтожившая свою социальную базу, пала от рук решительного, энергичного и не менее жестокого президента А. Фухимори — разумеется, при помощи спецслужб Перу, США и Израиля. Так что же было первичным в процессе гибели этого партизанского движения: идеология данной организации и основывающиеся на ней стратегия и тактика, или действия спецслужб вышеперечисленных стран?
Иную картину мы видим в Колумбии. РВСК— АН с самого начала сделали упор не столько на эффектные военные акции, сколько на планомерную работу по расширению и структурированию своей социальной базы, стараясь "обрасти" максимально большим числом легальных и полулегальных организаций сначала в деревне, а потом и в городе. Они хорошо читали Ленина, Грамши и Хо Ши Мина (разумеется, и других авторов, но этих особенно), что и позволило им подойти к порогу XXI века, имея и достаточно сильную военную организацию и разработанную социально-экономическую доктрину, которая позволяет им пополнять свои ряды представителями разных слоёв колумбийского общества.
Теперь об империализме. Безусловно, разница между авторами в этом вопросе есть. Только статья Б. Кагарлицкого рисует нам американский (шире — западный) "имперский" подход к решению проблемы партизанской войны, а статья В. Шурыгина — русский. В чём конкретно это проявляется? И тот и другой авторы рассматривают проблему партизанской войны с чисто технической (я бы даже сказал — технологической) точки зрения. Придётся повториться, но в статьях обоих авторов совершенно отсутствует идеологическая и экономическая составляющая конфликта (социальная и культурная едва обозначена в статье Б. Кагарлицкого), а, на наш взгляд, именно это играет главную роль в успехе или неудаче партизанского движения, ибо уже с самого начала, по определению, любая партизанская организация, сколь бы крупной и массовой она ни была, уступает в уровне вооружений и техническом обеспечении правительственной армии. Следовательно, основа основ партизанской (соответственно, контрпартизанской) войны — это борьба за социальную базу партизанского движения.
Что же в этом отношении предлагают наши авторы? Следуя логике Б. Кагарлицкого, заниматься в Чечне восстановлением хозяйства, повышением жизненного уровня местного населения не стоит, поскольку, как в случае с Прибалтикой и Западной Украиной, "для молодёжи, даже националистически настроенной, стало более привлекательным делать карьеру в новой системе, нежели рисковать жизнью в лесах... В итоге молодые литовцы, латыши и западенцы... стали вступать в КПСС, возглавлять советские учреждения и в конечном счёте вполне мирными средствами добились того же, к чему стремились "лесные братья". Что же остаётся? И здесь есть два пути, причём один из них озвучен Б. Кагарлицким ясно — это переговоры с партизанами и даже просто их подкуп; в нашем российском случае это означает очередные Хасавюрты, а вот на второй путь наш автор только намекает, но он-то как раз и выглядит более логичным и находит подтверждения в многочисленных исторических примерах — это создание "эскадронов смерти". Б. Кагарлицкий пишет: "Обычно военные пытаются подавить партизан, а политики — завоевать симпатии населения. Убивать людей и одновременно завоевывать их симпатии — довольно трудно..." Почему же? Вся история партизанского движения в Латинской Америке показывает, что эти вещи весьма совместимые. Для этого обратимся к истории Колумбии.
Если подходить к делу формально, то колумбийская армия после грандиозной военной операции LASO (Latin American Security Operation), проведённой против отрядов крестьянской самообороны на юге департамента Толима в 1964 г., в ходе которой было задействовано 16 тыс. солдат и новейшая техника, поступившая из США (бомбардировщики, самолёты— разведчики, вертолёты, танки), больше крупных операций не проводила. Но означает ли это, что она действовала по принципу, изложенному Б. Кагарлицким: "Если армия не может победить, она может сама воспользоваться партизанским принципом затягивания конфликта. Это значит — воевать как можно меньше. Свести активные действия к минимуму. Не высовываться. Смириться с неизбежными потерями, не пытаясь за них мстить противнику (ибо в итоге потери будут только больше)". Да, внешне всё выглядело и выглядит именно так и до сих пор: армия находится в укреплённых пунктах и базах, правительство вполне официально ведёт диалог с партизанами. Но в это же самое время в стране разворачивается неслыханный террор "эскадронов смерти". Их главная задача заключается отнюдь не в борьбе с партизанами как таковыми, которых они просто боятся, а в уничтожении мирного и безоружного населения, которое пусть даже потенциально могло бы симпатизировать партизанам. Иначе говоря, речь идёт сначала о локализации, а затем — об уничтожении социальной базы партизанского движения, после чего наступает военная стадия операции, которая неизбежно ведёт к уничтожению самих партизан, ибо "рыба оказывается без воды". Здесь становится ясным, что В. Шурыгин не совсем правильно понял мысль Б. Кагарлицкого и речь вовсе не идёт об утрате войсками "стратегической инициативы". Нет, на самом деле, это давным-давно (по крайней мере, с 60-х гг.) разработанная американцами стратегия, которая предполагает "разделение труда": армия как государственный институт должна быть "чистой", "грязная работа" поручается внешне автономным "эскадронам смерти", которые, как потом выясняется, возглавляются армейскими и полицейскими офицерами, но... в свободное от основной работы время.
Таким образом концепция Б.Кагарлицкого либо ведёт к очередному поражению, либо эффективна только при условии существенного "довеска" — "эскадронов смерти", или же требует таких финансовых средств, дабы "закупить" партизанских лидеров и ликвидировать саму конфликтную ситуацию на корню, которых у России просто нет (именно последние два варианта и позволяют мне, в общем и целом, оценить саму идею Б.Кагарлицкого как западный "имперский" подход к проблеме).
Но приемлем ли он для России? О моральной стороне дела я вообще молчу, ведь о подобных вещах в наш век передовых (и грязных, в прямом и переносном смысле) технологий как-то и говорить не принято... Фактически нам опять ставится задача "догнать и перегнать Америку", а, как известно, позиция догоняющего всегда проигрышна.
В. Шурыгин посвящает большую часть своей статьи обоснованию тезиса о том, что победа в партизанской войне возможна, и, более того, только покончив с организованным сопротивлением, можно в дальнейшем приступать к мирному строительству. И вот здесь-то и возникает самый главный вопрос: строительству чего? Для В. Шурыгина как журналиста-патриота само понятие "Россия", идея её целостности являются аксиомой. Но во имя какого порядка, какого строя жизни сражается русская армия в Чечне? Не получится ли так, что в конечном счёте русская армия проложит путь на Кавказ тем олигархам, тем силам, которые в силу разных обстоятельств оказались оттеснены от "трубы"? Что мы принесём на Кавказ то, с чем сами давно уже смирились: приватизацию, нищенский уровень существования большинства населения и пр.? Прошу понять правильно, у нас нет никаких симпатий ни к идеям, ни, тем более, к практике чеченского сопротивления, мы только лишь хотим отметить, что и русские и чеченцы опять, в который уже раз, оказываются в ситуации выбора между плохим и ещё худшим, и что, простите за банальность, ключ к решению чеченской проблемы лежит в Москве. Это относится как к проблеме ликвидации лидеров чеченских вооружённых формирований, так и к проблеме полного и окончательного прекращения вооружённых конфликтов на территории России, что требует коренных изменений государственного экономического, социального и политического курса. Партизанская война есть не только, и даже не столько проблема военная, сколько социально-политическая. Без государства социальной и экономической справедливости условия для появления новых конфликтов будут появляться вновь и вновь, а значит война в той или иной форме будет длиться бесконечно.
