Вообще стремление журналистов стать реальной «четвёртой властью» просто пугает. Пугает, когда человек, не знающий жизни, слабо разбирающийся в истории, пытается диктовать свои законы руководству страны, беззастенчиво лезет во внутреннюю и внешнюю политику. Для многих журналистов моральные инвективы Познера просто смешны. Они исповедуют истины, которые высказал в своих романах ещё великий Бальзак: «– Так вы, значит, дорожите тем, что пишете? – насмешливо сказал ему Верну. – Но ведь мы торгуем фразами и живём этим промыслом. Когда вы захотите написать большое и прекрасное произведение, словом, – книгу, то вы сможете вложить в неё свои мысли, свою душу, привязаться к ней, отстаивать её; но статьи, сегодня прочитанные, завтра забытые, стоят, на мой взгляд, ровно столько, сколько за них платят».
И сколько ещё «бальзаковских» журналистов в современном мире. Один из российских «демократических гуру» Евгений Киселёв в «Клубе бывших главных редакторов» (13.11.2009) сказал: «Не считаю, что журналистика непременно должна быть объективной». Для того чтобы окончательно вбить гвоздь в крышку гроба честной журналистики, вспомним её роль в победе Ельцина на выборах 1996 года.
В век спутникового ТВ и Интернета нарушена монополия государства на информацию, и целый пласт журналистов защищают не истину, не свободу слова, а свои амбиции и материальный достаток.
Владимир ЯНОВИЦКИЙ,
РЮССЕЛЬХАЙМ
P.S. Владимир Познер, семья которого вынуждена была бежать от ужасов маккартизма из «демократических» Соединённых Штатов в «тоталитарный» Советский Союз, начал учить русский язык чуть ли не в шестнадцать лет! Продолжил образование на биофаке МГУ и не мог получить глубоких знаний о культуре, традициях и истории нашей страны, которую он так и не полюбил. Вряд ли он знает русскую классику даже в объёме школьной программы, о чём свидетельствуют его многочисленные оговорки в эфире. Попытки Познера выступить в роли морального авторитета, эксперта по России (тем более теперь, когда все знают, что несколько лет назад он давал клятву на верность США) не только не основательны и спекулятивны, но и смешны. Что, кстати, и подтвердил последний эфир программы «Познер» с участием депутата Госдумы Ирины Яровой.
"Я порубил зелень, как красный комиссар - жителей украинской деревни!" – пошутил самый лучший конферансье нашего пресыщенного времени. В студии привычно хохотнули, реприза прошла. При записанном смехе любая реприза проходит на ура. Откуда у вальяжного Урганта такие ассоциации – из Шолохова и Лавренёва? Из Дунского и Фрида? Из братьев Васильевых? Да не было таких сюжетов в культурном обороте! Это, к сожалению, выплыло из воображения и подсознания на наших глазах. То ли сам Ургант блеснул креативом, то ли неведомые авторы его импровизаций поднатужились. Случай скандальный, для центрального канала такие шутки – недопустимое нарушение правил гигиены. Обижены украинцы и коммунисты, оскорблены все, в ком жива историческая память о Гражданской войне[?] Тут же вспомнилось, как год назад наши комические буржуа во главе с тем же Ургантом обменивались шутками о Каддафи в те дни, когда ливийского полковника убивали. Пыль и кровь в Триполи – и сытый, самодовольный смех в останкинской студии.
Но никаких отставок и отлучений не будет, а потомственного Урганта никто не умучает в пароварке: время нынче технологичное, а наш конферансье – ходячая успешная инвестиция, такими не разбрасываются.
Впрочем, технология у нас в последнее время единственная на все случаи жизни: деньгами нужно глушить, а не щекотать. Мы наконец-то ощутили, что афоризм Леонида Ильича не был тавтологией: не всякая экономика экономна, бывает и экономика расточительная! Есть мнение, что из блистательных достижений нашей сверхновой системы выделяются два: высокие цены на нефть и шумный телевизионный шоу-бизнес. Столпы стабильности, тюфяки безопасности! Они создают для публики иллюзию, что Первый канал – это высокий уровень потребления. Что забавный щёголь лучше бунтовщика. Многое в современной России держится на этой формуле, а Иван Ургант – образцовый робот нашего времени. Конструкция простая, но эффектная – под стать кукольному Апломбову. В чём-то он даже полезен обществу: Урганту удалось стать любимцем публики. Не в каждой стране есть собственные Апломбовы: многие довольствуются седьмой водой на голливудском киселе. А у нас всё-таки Ургант – без пробкового шлема, с ленинградской интонацией. Хотя и по завышенным ценам – как всё в нефтеносной России. Правда, есть у меня надежда, что преемником Ивана станет человек, не лишённый геополитического такта. Смена караула в шоу-бизнесе неизбежна, да и слишком сросся Ургант с фактурой последнего пятилетия. Меняется погода – меняется и фасон.
И, если уж мы говорим о представителе телеюмора, припомню старый анекдот. Бабель как-то раз попросил Будённого рассказать о каком-нибудь героическом эпизоде Гражданской войны. И Семён Михайлович начал: представьте себе, наш отряд на бивуаке. Кто-то варит кулеш, кто-то затянул казацкую песню, кто-то прикорнул. И вдруг – крик: «По ко-онь!» И засвистели шашки, зацокали копыта… Кстати, Исаак Эммануилович, скажите, а вы – еврей?» – «Да» – «Тогда я вам какой-нибудь другой случай расскажу».
Так говорил Будённый, потому что настоящие герои даже в анекдотах деликатны и незлобивы.
- Двадцать лет мечтал экранизировать роман Стефана Цвейга "Нетерпение сердца", – признался в одном из интервью режиссёр сериала «Любовь за любовь» Сергей Ашкенази. – Сценарий долго писался и переписывался. Место действия перенеслось из Европы в царскую Россию, но Цвейг, на мой взгляд, совершенно не пострадал.
Ничего не ведомо о страданиях по этому поводу покойного австрийского классика, но зрители Первого канала точно настрадались. Не только от сомнительных, слезоточивых коллизий телемелодрамы, но от непонимания того, почему эта австро-венгерская история перенесена на русско-украинскую почву. От несовпадения культуры и жизненных укладов совершенно разных стран и народов было такое ощущение, что немецкий текст написан кириллицей. Представьте, что будет, если сюжет «Тихого Дона», оторвав от родной земли, механически перенести в тихое местечко где-нибудь на Дунае, Рейне или Сене, дав героям иностранные имена? И главное, зачем такое смешение французского с нижегородским? Только потому, что этого захотелось режиссёру и продюсерам Первого?
Очень хорошие актёры Сергей Шакуров, Михаил Пореченков, Алексей Гуськов, Максим Матвеев, а также невесть откуда и зачем взявшийся в крошечном эпизоде Владимир Машков стараются оправдать австро-венгерские обстоятельства, «надетые» на ситуацию Восточной Украины, как обозначают в анонсах место действия мелодрамы. Но чем больше стараются, тем несуразнее получается.
– Когда-то много читала Ницше, – поделилась своими размышлениями с журналистами «КП» исполнительница одной из главных ролей Анна Пескова. – Как известно, Цвейг и философ дружили. Сценарий основан на учении Ницше, на понимании того, как человек должен существовать в этом мире[?]
Неужели в отечественной литературе мало произведений о России начала ХХ века? И даже с ницшеанскими мотивами? За двадцать лет много чего интересного можно было бы найти, а Цвейг благодаря такому переносу ни за что ни про что пострадал.
А.К.
22-25 апреля в вечернем эфире телеканала "Культура" – премьера документального фильма-размышления « Прощай, ХХ век! ». Автор – [?] [?][?][?][?]ёî[?] ë[?][?][?][?][?][?]òîâå[?] Игорь Золотусский – известный писатель и литературный критик, свидетель и участник многих ключевых событий в России ХХ века. Четырёхсерийный фильм «Прощай, ХХ век!» (режиссёр Александр Шувиков) – попытка осмыслить и прочувствовать ушедшее время через судьбы выдающихся писателей Константина Симонова, Александра Солженицына, Василя Быкова, Фёдора Абрамова. Воспоминания Игоря Золотусского, переписка, неизвестные факты биографии, уникальные кадры хроники по-новому рисуют портреты этих людей на фоне советской эпохи, но и сама эпоха предстаёт по-новому.
«Поезд времени уносит нас всё дальше и дальше от прошлого, – размышляет автор. – Вот за окном остался ХХ век, скрылся за хвостовым вагоном. Я вижу этот век не только через стекло, отражающее мою жизнь, но и жизнь многих людей, с которыми столкнула меня судьба, людей, определявших лицо той эпохи. Это было время великих контрастов, это было время масштаба, время личностей, время последних вспышек романтизма. Я думаю, что мы виноваты перед ХХ веком. Мы слишком часто говорим о нём дурно. Говорим, что он ломал людей, что ничего доброго о нём вспомнить нельзя, – это неправда! Даже вспоминая близких – отцов, старших братьев, матерей, – мы можем поклониться им за это, спасибо за то, что вы были. ХХ век – это время моего рождения, появления на свет моих детей, моих книг. Я очевидец событий, происходивших в этом веке. И мои показания, если можно так выразиться, на суде истории – это показания свидетеля, очевидца и участника жизни этого века. Я вспоминаю улицы Москвы в январе 2000 года. На рекламных щитах всего три слова – «Прощай, ХХ век» – без восклицательного знака и без сожаления... Сегодня, спустя годы, мы могли бы повторить эти слова. Но помня при этом, что в русском языке «прощай» означает не только расставание, но и призыв к прощению[?]»
