А дальше было вот что: детей 1925 года рождения отправили домой. Я осталась: по паспорту-то я с 1923 года. В один из дней приходит на трассу человек в штатской одежде и спокойно говорит: "Сейчас с промежутком 15-20 минут по десять человек уходите с трассы". Тихо, спокойно сказал и ушел.
Когда я попала в свою "десятку", пошли мы к лагерю. Рабочих с трассы там уже не было. Стояли раздвижные столики, военная кухня, пахло удивительно вкусно. Повар велел садиться за стол и в мисках подавал такую вкусную кашу с настоящей тушенкой — мясом. "Кому мало — будет добавка". Опять подошел человек в штатской одежде, спокойно сказал: "Кушайте, не спешите, но не задерживайте следующих и идите за провожатым тихо, очень тихо". И мы пошли. Поскольку меня перевели к старшим, и наши ребята давно уже ушли, я оказалась в "хвосте". Была я маленькая и тоненькая, в сарафанчике с полуголой спиной и в тапочках на босую ногу. Это было в конце августа или начале сентября. Шли всю ночь. Нас нагнал скот, который гнали, чтоб не достался немцам.
Уже стало светать, я очень устала и замерзла, особенно спина, и никого не было ни впереди, ни сзади. Вдруг слышу: "Дочка, дочка, надо торопиться", — и за руку кто-то потащил меня вперед. Я посмотрела на него, но ничего, кроме телогрейки, не увидела. Подумала: "Надо же — настоящая телогрейка. Наверное, ему тепло". А он меня и тянет вперед, и толкает вперед. Оглянулась назад — Смоленск горит. Видимо, горит то, что не успели вывезти. Значит, идут бои, и Смоленск наши оставят. Горят те заводы, что не вывезли.
Вдруг мой попутчик как толкнет меня с дороги на обочину, туда, где рос клевер, покрытый росой. Телогрейку расстегнул, снял, расстелил, сел и придавил меня к земле. Я повернулась к нему спиной. Помню — живот у него теплый, я прижалась к его теплому животу и сразу заснула. Он меня будит. "Дочка, дочка, вставай, закончили и стрелять, и бомбить. Надо своих догонять". Я, отдохнув, пошла быстрее. Пришли на пункт. Стоят столы, военная кухня, и повар кормит всех подряд. Я думаю, что последними военные выводили заключенных, и мой попутчик, возможно, был одним из этих бедолаг.
Когда я поела, попутчик успокоился и сказал: "Пойду теперь к своим". Это было недалеко от Вязьмы. Когда я заканчивала есть, прошел шепот: немцы взяли Смоленск.
Я — взрослый и уже старый человек, и ныне поражаюсь выдержке, умению, человечности наших людей — военных, которые из-под самого носа немцев вывели и детей, и взрослых, и заключенных, и скот, а что оставалось — сожгли, чтобы не воспользовались враги.
Опять вышел человек в штатской одежде и сказал: "А теперь добирайтесь сами кому куда надо. Вот Вязьма, ж/д станция. Ни в коем случае кучками — только поодиночке".
И вот я одна на станции. Идут эшелоны за эшелонами. Написано: "На Сталинград", "на Сталинград", "катюши" в чехлах, танки, какие-то орудия. Подойти к эшелону нельзя: эшелон остановился, и тут же охрана: "О-о-о-тойди от эшелона". Я одна, что делать? Подошла тихо к паровозу, оттуда выглянул машинист: "Дочка, отойди, нельзя тут стоять". Я ему: "Дяденька, возьми меня!" Он: "А куда тебе?" Я: "На Воронеж". Он: "Что ты, там на одном берегу немцы". Я: "Мне в Усмань, а там на Отрожки (станция), у меня там тетя, а больше никого у меня нет". Это правда, после смерти отца я жила у его сестры. Он: "Иди, спрячься за водокачку, как только дадут сигнал к отправке, я тебе дам тихий гудок. Ты сразу не мешкай, бегом к входу, я тебя буду ждать и подниму. Но быстро". Я спряталась за водокачку. Услышала тихий, короткий гудок — бегом к паровозу. Машинист ждал. Быстро меня поднял. Посмотрел на мою полуголую спину, голые ноги в тапочках. Молча налил в кружку кипятку, дал 2 больших куска сахара и ломоть черного хлеба, расстелил у топки телогрейку и сказал: "Ложись, грейся. И ни к кому, кроме нашего брата-машиниста, не обращайся. Будь спокойна, наш брат-машинист не подведет. Довезем, куда надо. Я разбужу тебя, когда надо тебе менять курс". Я так и сделала. С эшелона на эшелон я и доехала до станции Отрожки, что под Воронежем, и находилась в наших руках.
Когда наши сыновья подросли, мы с мужем отправились в Ларино, где рыли противотанковый ров. Мы с ним из одной школы, только он учился в 9 "Б", а я в 9 "А". Война началась, когда мы окончили 9-й класс и были на трассе в Ларино вместе.
Ларино не стало. Немцы его уничтожили. Оно возродилось чуть поодаль. Это было другое Ларино. Трасса обвалилась, заросла. Жители Ларина жалели нас, думая, что мы там потеряли родных. В общем, это были такие же доброжелательные люди, ведь они, кто остался в живых, — советские люди.
Мой муж, тоже с 1925 года, был демобилизован из армии до того, как демобилизовались люди 1925 года рождения. Солдаты подлежали отзыву с фронта, согласно указу Сталина (не знаю №) о демобилизации всех солдат, имеющих педагогическое образование. Об этом указе ни власть, ни СМИ ничего не говорят. Сталину нужны были специалисты, чтобы поднять страну из руин. (Мой муж, окончив 10 классов, учился в педучилище и был мобилизован в армию после его окончания).
В армии муж был в чине сержанта в казачьих войсках. Его нет с августа 2007 года, и я — вдова.
Я — советский человек: в 7 лет у меня не стало матери, с 12-ти лет нет отца. Меня советская власть растила, учила, лечила и уважала за мой труд.
Я пишу о советских людях, потому что мне больно, когда нас величают "совки", "коричневые", "быдло". Сколько врут либералы, нынешняя пресса, как газеты, так и телевидение, как они клевещут на наших людей! И я хочу, чтобы люди знали из уст очевидцев правду о Советском Союзе и советских людях.
function countCharacters () { var body = document.getElementById ('gbFormBody') if (!body !body.value) return; jQuery('span#gbFormCount').html (body.value.length) if (body.value.length = 2500) body.value = body.value.substring (0, 2499) } setInterval (countCharacters, 500);
1
Анастасия Белокурова ПРЯМОЙ РЕПОРТАЖ О СМЕРТИ
"Жизнь за гранью" ("Аfter.Life", США, 2009, режиссер — Агнешка Войтович-Восло, в ролях — Лиам Нисон, Кристина Риччи, Джастин Лонг, Чандлер Кентербери, Селия Уэстон, Луз Александра, Джош Чарльз, Розмари Мерфи, Мэлаки Маккорт, Шулер Хенсли).
Есть странная закономерность в том, что современный киномир стирает границы, размывает жанры, ломает стили, постигает неумолимой эклектикой пространство авторской индивидуальности. Вирус медленного угасания настигает героев нынешнего "фронтира". На экраны один за другим выходят фильмы, где кинозвёзды — от Китая до Америки — изображают умирающих от неизлечимых болезней людей. В таких условиях хрупкий баланс между жизнью и смертью чаще всего оказывается той самой чертой, за которой как никогда уместна пресловутая гамлетовская тишина. Но полнометражный дебют Агнешки Войтович-Восло не озабочен шекспировскими темами бытия. Женщина-режиссёр скорее вторит знаменитому видеоклипу "Тристана" Лорана Бутонна, где герой задаётся сакраментальным вопросом: "Тристана! Ты жива или мертва?". И получает в ответ единственно верную интонацию: "Не знаю… не знаю…"
Фильм "Жизнь за гранью" переносит нас в маленький американский городок. Молодая красивая учительница Анна Тейлор (Кристина Риччи) всем хороша, но имеет один порок — ей не слишком хочется жить. Девушка испытывает душевный дискомфорт. Смутно и тягостно. Даже её парень Пол (Джастин Лонг) не способен повлиять на ситуацию и помочь Анне ощутить вкус к жизни. Малыш Джек также не может развлечь свою любимую учительницу. Мальчик демонстрирует ей испуганного цыпленка — птенчик становится своеобразной метафорой депрессии, терзающей общество. Как-то вечером после ссоры с Полом в ресторане и последующего за ней нервного срыва рыдающая Анна уезжает на автомобиле в дождь и попадает в аварию. Очнувшись, она обнаруживает себя на столе морга. И видит перед собой распорядителя похорон Элиота Дикона (Лиам Нисон) — единственного специалиста по покойникам в их городке. Элиот уверяет Анну, что она умерла. Но так ли это на самом деле?
Извечные вопросы жизни и смерти — на эту тему вряд ли можно сказать сегодня нечто принципиально новое — на этот раз обретают кинематографическую "плоть" в практически безупречной фреске. Фильм выпустили малоизвестные американские студии. Пока еще слишком тактичные, чтобы диктовать продюсерскую волю творческим замыслам "не раскрученного" режиссёра. В результате получилось авторское кино в лучшем смысле этого слова. Лишённое намёка на артхаус. Лента балансирует на стыке времён — между прошлым и настоящим — и кажется подчеркнуто несовременной. И сознательные отсылки к фильмам, уже ставшим легендой, демонстрируют отличный художественный вкус. К примеру, сумеречное настроение фильма, мальчик-герой и кладбищенский фон сразу вызывают в памяти другой знаменитый кинодебют — "Фантазм" (1979) Джона Коскарелли. Есть нечто неуловимо общее у героя Лиама Нисона и Ангуса Скримма, сыгравшего в "Фантазме" зловещего Верзилу — пришельца из иных миров, обитателя кладбищенских склепов.
